Только никому не говори - Инна Булгакова

- О чем?

- И виноват в этом, по-видимому, я. Я слишком в тот четверг разыгрался, слишком приоткрылся. Очевидно, убийца именно вас счёл моим тайным свидетелем.

Мгновенная тень прошла по лицу художника.

- Иван Арсеньевич, мне не нужно никаких подробностей, никаких доказательств… вы всё скрываете — и правильно. Скажите только одно, безо всякой игры — и я вам поверю. Вы действительно считаете, что в тот четверг среди нас был убийца Маруси?

- Да.

- Может быть, вы все-таки ошибаетесь?

- Нет.

- Ладно. Объясните тогда, каким образом он мог счесть меня тем самым свидетелем? Я рассказал вам то же, что и следователю, даже про нас с Анютой вы впервые услышали не от меня.

- А откуда кому известно, что вы вообще мне рассказывали?.. Известно, что вы уже давно и самостоятельно занимаетесь этим делом, по вашим словам, даже всем поднадоели, так? Может быть, по мнению убийцы, вы близко подошли к разгадке, вам остался один шаг — и тут вы подключаете меня. Я же сам ляпнул при всех, что вы взяли меня в союзники, помните? А вы стали уговаривать меня связаться с милицией, то есть как тайный свидетель испугались.

- Я испугался за вас.

- Это знаем только мы с вами, а убийца, например, подумал, что вы трясётесь за себя. И решил напугать вас ещё больше, украв портрет.

Дмитрий Алексеевич задумался.

- Нет, не сходится! По вашим намёкам в четверг нетрудно было догадаться, что ваш свидетель — чуть ли не прямой свидетель убийства или появился после этого на месте преступления. Он знает точное время, знает, что Маруся задушена, и видел где-то браслет. Так вот, в глазах убийцы я в такие свидетели не гожусь: я никак не мог быть в Отраде в это время. Следствием установлено, что у меня чёткое алиби: показания Гоги зафиксированы.

- Все так. Однако не забывайте, что следствие, благодаря Анюте, делало акцент не на четыре часа дня, а на ночное время.

- Но Гоги дал показания и насчёт среды: с девяти утра и до шести вечера, до звонка Анюты, мы занимались его портретом… ну, разумеется, с перерывами… обедать ходили и тому подобное. Но не разлучались. Он давал показания уже в Тбилиси, оттуда прислали соответствующие документы.

- Ну вот. Убийца вашего Гоги и в глаза не видел, очных ставок с ним не проводилось. Речь на следствии в основном шла о ночи со среды на четверг, а что вы там делали днём… Могли же вы просто приехать в гости к сёстрам?

- Конечно. Я и Павлу с Любой обещал.

- Тем более. Приехали и кое-что увидели.

- И сразу сбежал? И потом молчал?

- Струсили, — я вздохнул, вспомнив Петю. Дмитрий Алексеевич усмехнулся:

- Струсил, испугался, скрыл, сбежал… Черт знает что такое! И, тем не менее, придётся довести эту роль до конца. Я прикрою вашего тайного свидетеля, я сам им стану — наживкой или приманкой? — на неё мы и поймаем убийцу. Разрабатывайте план ловушки. Не имеющих алиби у нас двое, так? Вертер и Борис…

- Почему только двое?

- Ну, в тот четверг…

- В тот четверг, кроме нас с вами, на даче присутствовали ещё Николай Ильич и Анюта

- Иван Арсеньевич, вы в своём уме? Анюта!

- Хорошо, будем джентльменами. Хотя у неё нет алиби на самое горячее время — с двух до шести.

- Она не стала бы красть портрет, который ей принадлежит, а у меня хранился только временно!

- Кража портрета похожа на демонстрацию.

- Иван Арсеньевич, я вообще отказываюсь впутывать Анюту в это дело! Она своё заплатила и слишком дорогой ценой.

- Ладно, будем беречь Анюту. А вот ваш приятель не смог припомнить, чем занимался в ту роковую неделю…

- Ника бесподобен! И куда он лезет…

- Однако факты, Дмитрий Алексеевич, факты. Второго февраля он видел Марусю в роли Наташи Ростовой, она заинтересовала его до такой степени, что он загорелся вдруг отшлифовать этот алмаз и даже ездил на ваши сеансы. В ту же весну он развёлся с женой. У него есть автомобиль. Цветущий мужчина вдруг перенапрягся и чуть не заработал инфаркт, причём именно в тот понедельник, когда вы обнаружили Павла Матвеевича в погребе. И, едва придя в себя, он тут же звонит вам и узнает последние новости о Черкасских. Он сумел остаться в стороне. Но вот спустя три года вы вновь ворошите старое — и Ника тут как тут. В эту пятницу, когда пропала картина, вы с ним поднимались в мастерскую?

- Поднимались, но…

- Он имел возможность её вынести?

- Ну, вообще-то я отлучался за сигаретами.

- А после этого «Любовь вечерняя» оставалась на месте?

- Я не обратил внимания. Мы сразу ушли. Но такой риск, при мне…

- А, в случае чего отделался бы шуткой — он человек находчивый. У него была с собой чёрная сумка?

- Да… была.

- Скажите, он имел обыкновение дарить своим жёнам драгоценности?

- Да, вроде бы… Да, дарил… Юлии серьги подарил. Но все это ерунда, вы подтасовываете. Все эти факты вы узнали от него самого, он ничего не скрывает!

- Ваш приятель, повторяю, находчив и неглуп и знает, как опасно скрывать то, что легко проверить. Развод с женой, история болезни, машина, сеансы…

- Иван Арсеньевич, да вы что — серьёзно?

- Пока несерьёзно, но смотрите: как бы в нашу ловушку не попался ваш друг!

- Если так, — художник нахмурился, — туда ему и дорога. Но я не верю. Он великий жизнелюб, такие до крайности не доходят. И вообще, о чем мы спорим, когда у нас есть мальчик, который околачивается на даче во время убийства?

- Такие, как Вертер, тем более до крайностей не доходят.

- Согласен. А Ленинград? А испуг? Что- то тут не то. Или он и есть ваш тайный свидетель?

- Вы думаете, что у Пети хватило бы духу рассматривать в подробностях браслет на руке убитой? Или от него я узнал о ваших отношениях с Люлю?

- Да, сдаюсь. Он не свидетель. А вдруг он все-таки убийца?

- Дмитрий Алексеевич, я уже тут провёл один маленький эксперимент, у меня тоже кое- что пропало. Так вот, эксперимент этот исключил Петю из числа подозреваемых… а также вас.

- Благодарю. Итак, последний — Борис?

- Да, последний… Ваш Ника подозрителен мне тем, что у него есть машина, а Борис, напротив, — тем, что у него её нет.

- Что вы этим хотите сказать?

- На машине легко вывезти труп, который пока не найден даже учёной собакой.

- Так вот почему вы интересовались ключами от моей машины!

- Да. А что касается математика, то он истратил свои, так сказать, машинные сбережения не по назначению. И не признается на что.

- То есть, вы полагаете — на браслет?

- Он любит деньги, золото и понимает толк в драгоценностях. Впрочем, тут много ещё неясного. Как, по-вашему, он способен на убийство?

- А, я не знаток… не знаю. Как будто железный человек, жёсткость, сила, упорство, но… чрезмерное самолюбие частенько прикрывает бесхарактерность, всевозможные комплексы… Я несколько раз ему звонил после случившегося, но он не пожелал со мной встречаться. Я хотел узнать, о чем же они все- таки разговаривали с Павлом тогда в прихожей.

- Это до сих пор вопрос довольно тёмный.

- После разговора Павел вернулся сам не свой. Он и так-то держался из последних сил, а тут сдал совсем.

- Что значит «сдал совсем»? Вы увидели перед собой сумасшедшего?

- Иван Арсеньевич, я не врач.

- Но вы художник — замечаете и помните каждую деталь. Что именно свидетельствовало о его безумии?

- Понимаете, образ Павла потом… в погребе… как бы заслонил все, наложился на мои впечатления. Я попробую… Вот он появился в дверях, прошёл по комнате, движения быстрые, энергичные, его движения. Секунд пять постоял у стола и сел на своё место. Все бы ничего, но вот лицо… — Дмитрий Алексеевич закурил, присел на полуразрушенную кладбищенскую ограду; я пристроился сбоку. — Я вспоминаю лицо… очень бледное, глаза ускользающие, словно ничего не видят… Вдруг говорит: «Пойду пройдусь». Я предложил: «Я с тобой», и начал подниматься, и тут меня остановил его взгляд: в глазах стоял ужас… — Дмитрий Алексеевич задумался. — Знаете, вы, наверное, правы… это был, если можно так выразиться, осмысленный ужас… И все же, если он тогда с ума ещё и не сошёл, то несомненно к этому шёл. Но ответил категорично и резко: «Если ты пойдёшь за мной, между нами все кончено. Вы оба должны меня дождаться». Нет, это был ещё Павел, вот в погребе был уже другой.

- Борис утверждает, что Павел Матвеевич лишился рассудка ещё в прихожей.

- Как тут грань провести?.. Вот, пожалуй, наиболее точное моё ощущение: человек, собравший последние силы, чтобы противостоять безумию.

- А может быть, человек, собравший последние силы на чрезвычайное какое-то дело, например, на поездку в Отраду?

- Но именно это и свидетельствует о безумии. Почему Отрада? Я ждал его до пяти утра, я бы начал поиски раньше, но не мог оставить Анюту: она была в шоке. Но куда бы я поехал? Конечно, на кладбище, я был уверен… его любовь к жене…

- Кладбище далеко от квартиры Черкасских?

- Минут двадцать на автобусе, час, наверное, пешком. Это уже совсем окраина.