Маленький книжный магазинчик в Тегеране - Марьян Камали
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день, отдавая письмо господину Фахри, она чувствовала себя неловко, словно оказалась перед ним без одежды. Но конверт был запечатан. К тому же, конечно, у господина Фахри были дела поважнее, и он не станет читать милую чепуху двух подростков. Она подумала, что ее слова лежат между страниц персидской поэзии и обнимаются с древними строками. Что их любовь надежно охраняется поэзией. Что ей как бы там место. Она представила себе, как кто-то из друзей Бахмана или такой же, как он, активист придет в магазин, возьмет эту книгу и отнесет ее Бахману.
В ожидании следующих писем она нервничала, была рассеянной, часто уходила в свои мысли. Натыкалась на стены, глядела в пространство; ничто не могло заставить ее не думать о Бахмане. Только получив ответ, она ненадолго успокаивалась. Читала написанные им слова, смотрела на его энергичный почерк, на то, как он уверенно и четко писал на фарси букву «н», как в конце слова линии слегка скашивались… Она снова слышала мысленно его слова, когда держала в руке этот тонкий листок бумаги.
Полиция все чаще и чаще наведывалась в магазин канцтоваров. Теперь он уже не был тихим и спокойным местом, как полгода назад. Возле книг теперь стояли один-два полицейских – поначалу случайно, потом все чаще и упорнее. Они наблюдали, кто покупал книги о политике, следили, кто интересовался брошюрами в поддержку Мосаддыка и особенно марксистской литературой. Господин Фахри выглядел встревоженным и усталым. Как и у всех, кто попал в поле зрения агентов полиции, его движения утратили уверенность, а слова звучали механически. Он по-прежнему отбирал для Ройи книги лучших писателей и старался, чтобы она каждую неделю получала дозу хорошей поэзии. Но теперь он казался рассеянным и погруженным в себя. Ройя больше не задерживалась подолгу возле полок. Как можно непринужденнее она брала у господина Фахри очередную книгу, стараясь не показать, что в ней были не только строки автора, но и строки, написанные рукой Бахмана. Потом выскакивала на улицу и с нетерпением ждала момента, когда останется совсем одна и сможет прочесть письмо.
«Моя любимая Ройя!
Я думаю о тебе все время – каждый день, каждую ночь. Нет ни минуты, когда бы я не был мыслями с тобой, любовь моя. Когда-нибудь мы с тобой вспомним эти дни разлуки и посмеемся. Я с нетерпением жду конца этого испытания. Я всюду вижу твое прекрасное лицо. Если ты беспокоишься за меня, то, пожалуйста, знай, что я в безопасности и здоров, но только страдаю без тебя, а это означает, конечно, что мне не мил белый свет. Я считаю дни, Ройя-джан. Сейчас все немного усложнилось. Премьер-министр, его администрация оказались под угрозой, но когда-нибудь мы с гордостью оглянемся на этот отрезок истории. Мы строим основу для нашего демократического будущего. Ну, вот, опять я о политике. Я знаю, что ты не любишь, когда я много говорю о ней. Тогда позволь мне сказать, что я с нетерпением жду, когда мы с тобой сыграем свадьбу.
Я даже мечтаю о наших будущих детях.
Я все распланировал. Я должен вернуться через несколько недель.
Надеюсь скоро увидеть тебя – и чем скорее, тем лучше.
Ты любовь моя!
Бахман».
11. 1953. Кислые сливы
– Слушай, брось говорить глупости и ложись спать!
Ройя даже не тронулась с места.
– Ты читала их, да? Неужели ты их читала?
– Вообще-то я лучше очищу вместе с Казеб десять кило баклажанов, чем буду читать сладкий сиропчик твоего возлюбленного активиста.
– Тогда откуда ты это знаешь?
– Ладно тебе, Ройя. У нас не может быть секретов. Сестры должны доверять друг другу, верно? Ложись спать. Ты читала письма каждую ночь. Думаешь, я не слышала, как ты выдвигала из-под кровати ящик, как ты шуршала бумагой и шмыгала носом, словно буйвол? Если хочешь знать, все это как-то глупо.
Помолчав, она спросила:
– Почему он исчез? Где он сейчас?
Ройя поразилась тому, что Зари все это время знала про письма. Еще ее убивало то, что после стольких писем от Бахмана она по-прежнему не знала, где он и почему так неожиданно пропал.
– Это не имеет значения, – буркнула она.
– Он арестован? Он в тюрьме? – Зари неожиданно приподнялась с подушки и села на кровати. Ройе трудно было разглядеть что-либо в темноте, но при лунном свете ей почудилось выражение восторга на лице сестры.
– Спи, Зари. Ты все равно ничего не поймешь.
– Почему?
– Мне трудно описать, что я чувствую. Не обижайся, но ведь ты и понятия не имеешь, что такое любить.
Сказав эти слова, Ройя в ту же минуту пожалела об этом. Из постели донесся тихий звук, похожий на писк. Что это? Неужели сдерживаемые рыдания? Нет, скорее всего, Зари смеялась над ней – и это был подавленный смешок. Ройя убрала письма в ящик и задвинула его под кровать. Потом легла в их общую постель.
– Спокойной ночи, Зари. – Она повернулась спиной к сестре.
– Ты ведь думаешь о нем, правда? – В голосе Зари не было даже намека на сон.
– Что?
– Ты думаешь о нем все время. Верно? Он первый, о ком ты вспоминаешь, когда просыпаешься утром. Он снится тебе. Тебе даже хотелось бы не думать о нем, но ты ничего не можешь с собой поделать. Он как будто всегда с тобой. Разве не так?
– Ты тоже начиталась заграничных романов? – Ройя оперлась на локоть и поглядела на сестру. Откуда Зари так много знала о любви? Ведь ее эгоистичная сестра не могла влюбиться. Или все-таки могла?
Фигурка сестры под мягкой хлопковой простыней казалась совсем маленькой. Зари долго молчала.
– Спокойной ночи, сестрица, – проговорила она наконец.
Ройя снова отвернулась, и теперь они лежали спина к спине, обе в позе зародыша, соприкасались только их попки. Так они спали с тех пор, как Зари подросла и ее перевели сюда из родительской спальни.
– Спокойной ночи, Зари.
* * *
Фразы из его писем Ройя знала наизусть, словно строфы известных стихотворений или слова популярных песен. Они хранились в ее памяти. Она цитировала их мысленно в то лето в ожидании его возвращения. «Я думаю о тебе все время – каждый день, каждую ночь… Я всюду вижу твое прекрасное лицо». Она вспоминала строчки из его письма, когда помогала Маман на кухне,
