Мой грешный муж - Миа Винси

— Мне кажется, что я слишком раздет, — весело сказал он и, наклонившись вперед, доверительно добавил: — Потому что под этим халатом я совершенно голый.

Боже мой.

Он игриво повел бровями и отвернулся. Он подбежал к кровати, подпрыгнул и растянулся на дальней стороне, как император на картине, которую она когда-то видела. Халат оставался застегнутым на талии, хотя лацканы распахнулись, снова обнажая его грудь, а подол задрался до колен.

Он многозначительно похлопал по матрасу рядом с собой, и каким-то образом она оказалась у кровати, заставляя себя забраться на нее.

Она дала обещание, и она была его женой, и когда они уходили с раута, Арабелла подмигнула и сказала:

— Ответ на твой вопрос — «да».

Так что все не могло быть так уж плохо, но детей от этого не будет, а какой тогда от этого смысл, если от этого не бывает детей?

Но ее муж не любил детей, так что, возможно, в этом и был смысл.

Она ненавидела его и желала, чтобы он был как можно дальше отсюда.

— Ты выглядишь свирепой, — сказал он обезоруживающе мягко. — Ты хочешь, чтобы я ушел?

Да. Да. Да.

И все же…Что, если это приведет к чему-то другому? Что, если в конце концов он все-таки переспит с ней как следует? Что, если она забеременеет? Это стоило бы всех этих неприятностей. Она все сделала неправильно. Ей следовало подготовиться к соблазнению. Она украдкой вытерла ладони о свою ночную рубашку и попыталась придумать, что бы такое соблазнительное сказать.

— Может, мне… погасить свечу?

— Боже милостивый, нет, — сказал Джошуа. — На самом деле, тебе стоит зажечь еще несколько. Они понадобятся тебе, чтобы видеть, что ты делаешь.

— Ой.

— И мне тоже понадобится свет, чтобы наблюдать за тобой.

— Ты хочешь… Ох.

Она не знала, что делать со своими руками, которые порхали из стороны в сторону. Он, конечно, был совершенно спокоен.

— Мне лечь… поверх одеяла или под него?

— Сверху будет удобнее. И я пытаюсь облегчить тебе задачу.

— О, так вот что ты делаешь? — пробормотала она.

Она забралась на кровать рядом с подушками и села, подтянув колени к груди и туго натянув ночную рубашку на ноги. Его мощная фигура, видневшаяся боковым зрением, дразнила ее, заставляла взглянуть на него. Она поерзала, чтобы избавиться от странных ощущений в своем возбужденном теле, и смотрела прямо перед собой.

Он не сделал ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к ней, но задумчиво и серьезно наблюдал за ней. Казалось, что было две версии его — одна озорная и игривая, другая нежная и заботливая — и от скорости, с которой он переключался между ними, у нее кружилась голова.

Но был еще и невоспитанный сорвиголова, дерзкий вихрь, убежденный идеалист, упрямый тиран, требовательный работодатель… Каким же он был загадочным.

— Ты очень смелая, — сказал он. — Как далеко ты собираешься зайти?

— Я дочь джентльмена и выполняю свои обещания. Ты пообещал мне полчаса вежливости, чтобы я могла подарить тебе… О.

Этот озорной, игривый блеск вернулся.

— Полчаса? Это столько времени у меня есть?

— Я не знаю. А сколько времени это занимает?

Звук, который он издал, мог быть смехом, а мог быть и стоном. Он перекатился на спину и закрыл лицо руками. Она понятия не имела, что это за версия его, и рассматривала его с некоторым недоумением, когда ее внимание привлекло кольцо на мизинце его левой руки.

Как раз рядом с тем местом, где было бы его обручальное кольцо, если бы он его не потерял.

— Так из-за чего всё это? — спросила она. — Твоя ссора с отцом.

Она опустилась на колени и слегка коснулась кольца.

— Вы двое упомянули кольцо. Речь об этом кольце?

Когда он снова повернулся на бок, она взяла его руку в свои. Его рука была тяжелой и доверчивой, намного больше и могущественнее, чем ее собственная. Как она и ожидала от него, это была напряженная рука: сеть вен и костей, длинный толстый шрам возле большого пальца и шрам поменьше на запястье. Не мягкая, но и не грубая. Ногти у него были аккуратно подстрижены. Он ничего не сказал, когда она провела большим пальцем по его костяшкам, касаясь тонких черных волосков, задержавшись на кольце. Кольцо было из богато украшенного серебра, с большим квадратным ободком из оникса, на котором был выгравирован герб.

— Это кольцо с печаткой, — сказала она. — Его тебе подарили, когда ты еще был наследником лорда Трейфорда?

Если это был перстень-печатка виконта Отэма, титул наследника графа Трейфорда, то Джошуа имел право носить его когда-то. Но теперь у него не было такого права: Это кольцо указывало на принадлежность к очень высокому социальному положению, которого у него больше не было. Носить его было ужасно.

Без сомнения, именно поэтому он его и надел.

Она взглянула на него. Его взгляд был прикован к их соединенным рукам и с опущенными ресницами он выглядел почти умиротворенным. Свет свечей смягчал черты его лица, подчеркивал скулы и изгибы губ. Она не могла припомнить, чтобы когда-нибудь раньше обращала внимание на форму мужских губ.

— Должно быть, тебе было нелегко, — сказала она. — Потерять все в четырнадцать лет.

— Это было полжизни назад и больше не представляет никакого интереса. Он поднял глаза и встретился с ней взглядом. — Я могу представить себе гораздо более интересные вещи.

Он высвободил руку и положил ладонь ей на бедро. Тепло и давление разлились по ее телу, поднимаясь по коже, задерживаясь, чтобы закружиться между бедер. Странное ощущение, усиливающееся прямо там, где он… где они… где она… О боже.

Его рука медленно двинулась вверх. Она инстинктивно прикрыла ее обеими ладонями. Она остановила его продвижение, но не настойчивый зов собственного тела.

И она не должна пытаться остановить его. Она должна поощрять его. Даже соблазнять его. Иначе у нее никогда не будет ребенка.

— Уже сдаешься? — спросил он хриплым и тихим голосом.

— Я доведу все до конца.

Ее голос дрожал, и она попыталась улыбнуться. Она взглянула на его… там… Ей показалось, что она видит его очертания под халатом, но, вероятно, это было всего лишь игрой теней и ее воспаленного воображения.

— Было бы легче, если бы я знала зачем.

— Потому что это великолепно.

Снова порочный и игривый, но в то же время настойчивый, и его глаза, такие горячие, притягивающие ее тело, усиливающие эти ощущения, неприятные и в то же время почти восхитительные.

— Как это может быть… О, неважно. Я не хочу… Я имею в виду.

Она сделала глубокий вдох и