Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге власть должна была отступить. После провала попытки конфискации перегонных «кубов» правительство столь же неудачно пробовало их выкупить; после этого последовал новый указ 1716 г., разрешивший «всяких чинов людям вино курить по-прежнему про себя и на подряд свободно» при условии уплаты особого промыслового налога с мощностей аппаратов.
«Января 28 дня 1716 года. Великий государь царь и великий князь Петр Алексиевич всея Великия и Малыя, и Белыя России самодержец указал по имянному своему великаго государя указу во всем государстве как вышним, так и нижним всяких чинов людем вино курить по прежнему про себя и на подряд свободно с таким определением, дабы в губерниях генералам-губернаторам и губернаторам, вице-губернаторам и лантратам, объявя доношениями, кто во сколко кубов и казанов по-хочет вино курить, и те кубы и казаны привозить им в городы к губернаторам, а в уездех — к лантратам, и оные, осмотря, измеряв их верно осмивершковое ведро (во сколко какой будет ведр), заклеймить. И для того клеймения сделать клейма цыфирными словами, сколко в котором кубе или казане' будет ведр, таким числом и клеймо положить, чтоб после клейма в тех кубах не было неправые переделки и прибавки ведр. И, заклеймя, положить на них с той ведерной меры сбор: со всякого ведра (хотя где не дойдет или перейдет, то с полнаго числа) по полуполтине на год. И тот сбор числить к питейному сбору. А сколко в которой губернии оного сбору будет положено, о том в канцелярию Сената присылать губернаторам ведомости. А при объявлении оных кубов и казанов имать у помещыков, а где помещыков нет у прикащиков и у старост скаски под жестоким страхом, что им в тех кубах вино курить про свои нужды или на подряд, а другим никому, и крестьянам своим на ссуду из платы и без платы не давать, и вина отнюдь не продавать и ни с кем не ссужатся. А не явя и не заклеймя кубов и казанов, по тому ж вина не курить и незаклейменых кубов и казанов у себя не держать. Того всего лантратам всякому в своей доле смотришь накрепко, чтоб, не явясь, и кроме клейменых кубов и казанов никто вина не сидели, и клейменых на ссуду не давали. А ежели у кого за своими домовыми росходы вина будет в остатке, и тем людем по своему желанию отдавать на кружечные дворы с уговором в цену. А буде кто сему его великаго государя указу учинитца противен, и с таких брать штрафу. Кто для винного куренья даст кубы и казаны на ссуду, с тех за всякую отдачу взять штрафа по пяти рублев; а кто учнет вино продавать, с тех людей — по пятидесяти рублев»{158}.
Рост весьма выгодного производства и казенные подряды привлекали внимание не только дворян, но и купцов-предпринимателей, которые устами талантливого самоучки-экономиста (и по совместительству «водочного мастера») Ивана Посошкова выражали стремление прибрать к рукам всю эту отрасль и оградить ее от дворянских привилегий и заморских конкурентов. «Лучше в воду деньги метать, — считал он, — нежели за море за питье их отдавать. Нам от заморских питий, кроме тщеты и богатству нашему российскому препятия и здравия повреждения иного несть ничего. А нас, россиян, благословил Бог хлебом и медом, всяких питей довольством. Водок у нас такое довольство, что и числа им нет; пива у нас предорогие и меды у нас преславные, вареные, самые чистые, что ничем не хуже ренского». Предлагал Посошков и ликвидировать дворянское винокурение, и ввести свободное производство и продажу спиртного по принципу откупа с вольного торгу»{159}. Но этим надеждам суждено было сбыться только через 150 лет.
Пока же винокурение и продажа разворачивались по-прежнему «на вере» и с откупа. Откупной кабацкий бизнес был выгодным и притягательным, но и достаточно рискованным делом. С одной стороны, такого откупщика караулила казна, с которой надлежало расплачиваться аккуратно и в срок. Откупные суммы были значительными и вносились обычно не сразу, а по частям; к тому же чиновники при заключении откупного контракта требовали от соискателя гарантий в виде поручительства нескольких лиц из числа его состоятельных соседей и родственников. С другой стороны, успех дела зависел и от экономической конъюнктуры (цен на зерно), от отношения ведавших откупом чиновников, от подрядчиков, от усердия местных «питухов» и от добросовестности продавцов-приказчиков.
Иные из таких откупщиков становились богачами, как осташковский мещанин Савва Яковлев, прибывший в столицу «с полтиною в кармане» и завершивший свою карьеру миллионером-заводчиком и потомственным дворянином. Судьба же других оказывалась незавидной.
Документы архива Канцелярии конфискации перечисляют десятки и сотни имен неудачников. Вот только один из них, оборотистый дворцовый крестьянин из подмосковного села Тайнинского Ларион Титов. В 1726 г. он выиграл торги и получил на откуп на четыре года кабак в другом крупном подмосковном селе Пушкино, за что должен был платить ежегодно немалые деньги — 417 руб. 83 коп. За добросовестность делового мужика поручились восемь человек: московские мещане, поручик и канцелярист; сам же Титов нанял четырех приказчиков, успешно начал дело и в первый год вовремя расплатился с казной. А дальше все пошло прахом: в 1728 г. все «кабацкое строение» сгорело. Владелец как-то выкрутился, уговорил судью акцизной каморы отсрочить платеж но тут с деньгами сбежали его приказчики, которые «сидели у винной и пивной продажи».
Возможно, и на этот раз Титов смог бы оправиться (как следует из его челобитной, мужику должен был крупную сумму его тесть); но чиновники установили, что поручители сами оказались в долгах; тесть же не смог выручить, поскольку сам занимался соляным откупом. Титова взяли под стражу, конфисковали его московский «дворишко» с садом и посадили скованным в подвал Камер-коллегии. Оттуда несчастливый откупщик в течение нескольких лет посылал челобитные, будучи не в состоянии выплатить оставшиеся 1 603 руб{160}. Дело тянулось до 1734 г., так и оставшись неоконченным. Но в массе подобных случаев незадачливые
