Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России - Игорь Владимирович Курукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Походный журнал Шереметева изо дня в день фиксировал типичный для петровской эпохи образ жизни хозяина и его гостей — от самого царя до безымянных «протчих» афицеров с Непременным добавлением: вкушали вотку», «веселились», «забавы имели», после чего разъезжались, иногда даже в «добром поведении». В 1715 г. фельдмаршал извещал Петра I о праздновании генералитетом русской армии во время заграничного похода рождения у него наследника: «И как оной всемирной радости услышали, и бысть между нами шум и дыхание бурно и, воздав хвалу Богу и пресвятой его Богоматери, учали веселиться и, благодаря Бога, были зело веселы… Я на утрии опамятовался на постели без сапог, без рубашки, только в одном галстуке и в парике, а Глебов ретировался под стол…»{153} В этом описании боя с «Ивашкой Хмельницким» и его последствий Шереметев уже нисколько не смутился поставить евангельскую фразу о схождении на апостолов Святого духа.
Нельзя сказать, чтобы Петр не понимал всего вреда неумеренного пьянства для строительства своего «регулярного» государства, где система военного и гражданского управления должна была работать как отлаженный часовой механизм, в соответствии с высочайшими регламентами. В наиболее совершенном из созданий Петра — его армии — солдаты стали получать ежедневную порцию водки (правда, хлебное вино той эпохи имело крепость всего лишь 18–19°, а пиво входило в обязательный рацион матросов петровского флота. Но в то же время всем маркитантам предписывалось по команде «к молитве и службе божественной» немедленно прекращать торговлю спиртным.
Петровский «Артикул воинский» 1715 г. впервые в отечественной истории сделал нетрезвое состояние основанием для усиления наказания за преступление: он требовал отрешать от службы пьяниц-офицеров; а солдат, загулявших в захваченном городе прежде, чем «позволение к грабежу дано будет», наказывать смертной казнью:
Артикул 42. Понеже офицер и без того, который в непрестанном пьянстве, или протчих всегдашних непотребностях найден будет, от службы отставлен, и его чин другому годному офицеру дан имеет быть.
Артикул 43. Когда кто пьян напьется, и в пьянстве что злого учинит, тогда тот не токмо, чтоб в том извинение получил, но по вине вящщею жестокостию наказан быть имеет.
Толкование. А особливо, ежели какое дело приключится, которое покаянием одним отпущено быть не может, яко смертное убивство и сему подобное: ибо в таком случае пьянство никого не извиняет, понеже он в пьянстве уже непристойное дело учинил…
Артикул 106. Когда город приступом взят будет, никто да не дерзает грабить, или добычу себе чинить, или обретающимися во оном питьем пьян напитца прежде, пока все сопротивление престанет, все оружие в крепости взято, и гарнизон оружие свое низположит, и квартиры салдатам розведены, и позволение к грабежу дано будет: под опасением смертной казни»{154}.
Что же касается поведения остальных подданных, то и по отношению к ним порой издавались указы, которые призывали к умеренности — прежде всего, исходя из фискальных соображений. Так, в 1706 г. кабацких целовальников обязывали «смотреть, чтобы тех вотчин крестьяне на кабаках пожитков своих не пропивали для того, что во многих вотчинах являлись многие в пьянстве, пожитки свои пропили, и его государевых податей не платят; а те деньги за них, пропойцев правят тех же вотчин на них, крестьянех».
«Питие здоровья». Однако начавшаяся война и первые преобразования требовали все больших средств. Среди прочих способов получения денег Петру уже в 1700 г. анонимно (в «подметном письме») советовали «из своей государевой казны по дорогам везде держать всякие харчи и построить кабачки так же, что у шведов, и в том великая ж будет прибыль».
В только что основанном Петербурге в 1705 г. близ «Невской першпективы» открылся первый кабак «кружало»; к середине столетия их было в новой столице уже больше сотни на 90 000 населения. Но кабак, или питейный дом, обслуживал прежде всего «чернь». В столицах прежние питейные заведения для простонародья уже не могли соответствовать запросам более «чистой» публики. К тому же развитие промышленности и торговли требовало условий для городской публичной жизни: необходимы были пристанища для приезжих, места для общения и деловых встреч. Вместе с петровскими реформами в повседневную жизнь россиян входит и «трактир» (слово пришло к нам из латыни через польский язык) или, как его еще называли в столицах, «вольный дом», в котором наряду с выпивкой посетителям предлагалась и еда; в нем можно было более цивилизованно провести время с друзьями.
Указ 1719 г. разрешал иностранцу Петру Тилле завести на Васильевском острове Петербурга «вольный дом» «таким манером, как и в прочих окрестных государствах вольные дома учреждены, дабы в том доме иностранное купечество и здешние вольных чинов люди трактировать могли за свои деньги». Так появилась и заведенная по западноевропейскому образцу «австерия четырех фрегатов», куда любил заходить сам Петр. Вслед за ним в новой столице появились «вольные дома», винные «ренсковые погреба» (торговавшие иностранными, «рейнскими» винами. — Авт.) и прочие заведения, продававшие спиртное на вынос и распивочно с 7 часов утра до 6 вечера. Власти стремились по возможности избавить новые заведения от кабацких традиций прошлого и издавали указы о запрещении продажи вина в долг или под залог вещей или одежды.
Продукцию для питейных заведений Петербурга поставляли основанные здесь же «для варения пива во флот голандским манером». пивные и водочные заводы{155}. В самый разгар Северной войны в 1705 г. Петр сначала отдавал предпочтение откупному порядку кабацкой торговли; случалось, что в те времена откупом даже награждали — например, за пребывание в плену. Затем царь решил отменить прежний порядок и ввести полную государственную монополию и на производство и на продажу водки. Указы 1708–1710 гг. запретили всем подданным — в том числе, вопреки старинной традиции, и дворянам — всякое винокурение для домашних нужд. По мысли законодателя, отныне население должно было утолять жажду исключительно в казенных заведениях, обеспеченных «добрыми питьями». У «всяких чинов людей» предполагалось конфисковать перегонные «кубы». Возможные нарушения пресекались с помощью традиционного российского средства — доноса: у «утайщиков» отбиралась половина всего имущества, четверть коего полагалась благонамеренному доносителю{156}.
Но попытка провести в жизнь этот план тогда не удалась даже непреклонной воле Петра. Бессильными оказались и обычные для той эпохи меры устрашения, вроде ссылки или «жесточайших истязаний». Казенная промышленность не могла так быстро нарастить мощности, чтобы заменить частное производство; а провинциальная администрация была не в состоянии да и не очень старалась проконтролировать все дворянские хозяйства.
