Решимость: почти святой Брайан - Анастасия Сагран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Расскажи об этом Кил… ма… гуране?
– В другой раз. Пока я рассказывал, я вспомнил о том, что отец Бенедикт как-то давно выразил желание поучаствовать в ещё одном большом деле… я приглашу его в Ньон. Думаю, он не откажется, тем более, здесь Алекс Санктуарий – его предок.
– Кардинал Гурана Бенедикт из Санктуариев?
– Да, у Алекса, как крылатого, осталось всего два потомка в нашем времени. Бенедикт и Кристиан Рэйли. Причём Кристиан, очень дальний родственник, наследует Бенедикту. У них там примерно так же, как и в моём случае. Будучи в сане, наследник именитого рода не может отказаться от прав, земель и титула. Светские Каноны крылатых гласят, что власть в миру и в церкви следует разграничить. А это значит, что отец Бенедикт не сможет толком управлять всеми землями предков. Вместо него этим занимается Кристиан и уже является лицом или светским главой клана. Таким образом, и я, как тот, кто почти наверняка должен остаться в живых, минуя войны, был бы следующим герцогом Сильвертоном, а Роджер – главой клана Сильверстоунов и, последующим временным исполняющим обязанности предводителя Юга, но это, скорее, один из кошмарных снов деферранцев, да поэтому и не может случиться. Но зато теперь все знают, что моя скорая смерть не даст обязанностям, правам и привилегиям раздвоиться в нашем колене рода.
Услышав слова «моя скорая смерть» Моргана полностью переменилась.
– Брайан, раз уж у меня от тебя теперь абсолютно нет тайн, то я скажу: я настолько плохо представляю свою жизнь без тебя на этой земле, что уже без страха и сожаления думаю о собственной смерти. Скажи, возможно ли умереть от горя? Возможно ли умереть просто потому, что этого хочешь? Если просить о смерти Бога, он даст её? – она снова умоляла его, снова просила, снова плакала, но теперь всё это делалось иначе, будто бы с изнанки и совсем не явно. Поверхностно об этом судить он не стал бы. Теперь в женщине клубились эмоции от более сложных сплетений результатов работы внутренней, духовной и умственной жизни, чем Брайан когда-либо тщился желать для неё. Он хорошо видел всё: по лицу, оно было очень выразительно, по всей её, Морганы, мрачной страсти в тот момент, по глазам без капли лжи, внимательным до фанатизма, сверкающим от возбуждения.
Сам он поражённо думал о том, как необычно приятно слышать всё это и представил, что её слова могут навредить им обоим:
– Ты не должна больше говорить так. Это что-то вроде распущенности языка. Не порок, но всё же… А что касается твоей жизни и смерти после… меня, то я скажу тебе… – Брайан крепко схватил Моргану за руку и наклонился к её лицу, к самым её глазам. – Всю свою жизнь посвяти помощи слабым, обездоленным, бедным, сиротам! Можешь наедине с Богом признаваться в чём хочешь и сколько хочешь, но дела твои должны говорить только о том, что ты разделяла мои стремления, если хоть каплю любишь меня. Поняла?
Моргана кивнула. Она всё поняла. Но основа её желаний в тот момент была в том, чтобы скрыть своё горе, своё страдание. Это плохо получалось, и Брайан понял, что эта женщина действительно сильно его любит. Но женская любовь часто действует отравляюще – её следует избегать, ей нельзя поддаваться.
К тому же что-то настойчиво подкрадывалось к нему изнутри. Какая-то новая мысль, идея, какое-то знание.
– А теперь тебе следует уйти, – сказал он, и на некоторое время стало очень тихо.
– Что? – она не поверила ушам, и опять было заплакала. Решила, что он всё же прогоняет её от себя.
– Ненадолго оставь меня. Я хочу помолиться.
– Ах, конечно, – Моргана стала торопливо вытирать слёзы и подниматься с пола.
И именно тогда надо было войти Эрику Бесцейну в сопровождении всей «свиты». Комната была тесна для всей компании, но древнейшие и Колин Хант были таковы, что в любой луже грязи вели себя наиболее подходяще не только ситуации, но и своему статусу, а что касается Эрика Бесцейна и Ретта Адмора, то им была свойственна сдержанность в достаточной мере, чтобы не жаловаться. И никто не вменил Брайану в вину то, что он не встал и не поклонился и даже не кивнул. Моргана задержалась чуть, чтобы собрать свои покрывала, но тоже никому почтения не стала выказывать.
Алекс Санктуарий никогда раньше не видел её так близко и сейчас он преградил ей дорогу к выходу:
– Куда это так быстро?
Хайнек Вайсваррен, также впервые лицезрел Моргану без покрывал на лице и волосах, так что ещё просто стоял, разглядывая её. На его лице постепенно проступало восхищение. Его за глаза звали Сильверстоуном из-за нехарактерно чёрных для всех прочих крылатых, волос. Шутники говорили, что Вайсваррен, однако, носом не вышел – Сильверстоуны отличались ещё и слегка длинноватыми носами. Ходили так же упорные слухи, что Хайнек скрывает страсть к питью крови перевёртышей, и именно эта тайна заставила древнейшего потемнеть изнутри и снаружи.
Для Хайнека казалась необычной такая реакция на красивую, но ничем по его понятиям не достойную женщину.
Санктуарий же не был намерен молча восхищаться. Его планы, что в глазах читалось совершенно точно, были куда более практического характера. Даже для крылатых высокий, мощный и несколько тяжеловесный древнейший, подавляюще сильный, солнечно-красивый, мало напоминал обликом человека. Но инстинкты у него были человеческие.
Брайану показалось, что он