Синяя бабочка плетельщика судеб - Ариадна Краснопёрова

Я вздохнул поглубже и погрузился в воду с головой. В нос сразу же залилась жгущая слизистую жидкость, никакие воздушные пробки не помогли, а чувство равновесия сразу же объявило забастовку, запутавшись где верх, а где низ… Хорошо хоть седалище с толку ничто не сбило и оно доставляло мне достоверную информацию. Как всегда.

Через две с половиной минуты я вынырнул, оттолкнувшись от дна. Всё-таки вода — не моя стихия.

— Закончил? — терпеливо спросил Гуахаро.

— А как же?.. — начал было я вспомнив о, собственно, мытье.

— Нет необходимости. Вода уже все сделала.

— Удобно, — прокомментировал я, вылезая. — Мне бы так…

— Хочешь, научу?

Этот вопрос чуть не отправил меня обратно купаться. Ведь доказано многими поколениями исследований, что нельзя увеличить свой запас магической энергии больше, чем в двое. 0*2=0, не так ли? Впрочем, о ком я говорю…

— С чего вдруг такая щедрость? — оправившись от удивления спросил я.

— Ложись, — скомандовал Хар, кивая на скамейку у противоположной стены. — И почему это «вдруг»? Я всегда был добр к тебе.

— Вот это как раз и подозрительно, — согласился я. После горячей воды прикосновение к ледяному камню казалось даже приятным. — На кой черт тебе сдался такой скромный я?

— Вот уж чем-чем, а скромностью тебя природа обделила, — хмыкнул Хар, цепкими пальцами хватая мою правую руку. — Сначала кости. Три неправильно сросшихся перелома на одну руку — это лишку, тебе не кажется? Сейчас поправим… Не отвлекай меня, а то потом ещё раз переделывать придется.

Боли, которую я подсознательно ожидал, не было, так же не было онемения, которого я ожидал уже сознательно. Я чувствовал всем манипуляции Гуахаро, но боли не было… С закрытыми глазами я мог сказать, что он сейчас делает, ломает или сращивает руку, но боли не было… Как будто её и не должно при этом быть.

Кстати, это очень забавное ощущение.

— Да-да, — проговорил он едва слышно. — Глаза лучше не открывать.

— Что я, в первый раз у лекаря, что ли? — даже немного обиделся я. Даже самые кровавые побоища мне казались менее ужасными, чем практика лекаря травматолога.

— Левая рука, — монотонно проговорил император. Это напомнило мне первую нашу встречу. — Два почти правильно сросшихся перелома, отсутствует мизинец.

Нет, всё-таки отращивание новой кости прикольней сращивания старой.

— Ключицы. Давний перелом.

А, это я ещё в детстве сломал. То ли с дерева грохнулся, то ли подрался с кем, уже и не помню… Что он и это лечить будет? Похоже на то.

— Ребра, — с неким даже предвкушением начал Хар. — Восемь переломов, семь из которых срослись неправильно.

Так, это надолго… Посплю-ка я лучше.

— Итого двадцать один перелом, — обрадованно заключил Хар. — Признавайся, как выжить умудрился?

От этого голоса я проснулся и ошалело заморгал. Тьфу, блин, проспал все на свете. И как оказался на животе — тоже.

— Они же не одновременно были, — простонал я. Организму как-то даже не верилось, что все кости целы. — Не больше трех переломов за раз.

— Займемся-ка мышцами, заодно и поговорим… Как ты докатился до жизни такой? — спросил Гуахаро, проведя рукой по шраму на позвоночнике и принося заметное облегчение.

— Охотники, инквизиторский подраздел, — коротко ответил я. Говорить об этом не хотелось, да разве кого-нибудь в этом мире интересует мое мнение?

— Ну-ну, не злись, — произнёс император, ласково проведя у меня под шеей. — Я не желаю тебе зла… Так как ты к ним попал?

— Десять человек поджидало меня около границы леса, — поморщился от воспоминаний я. — Первым же выстрелом сбили Олеста, прямо во время единения. Пока я пытался справиться с откатом меня и спеленали… Эй, ты меня лечишь или калечишь?

— Прости, — повинился он. Рука, сжимающая плечо, разжалась. — Ты не называл им своего настоящего имени. Почему?

— А зачем? Ничем бы это мне не помогло, а на семью навлекать очередное ведро… Нет, уже целую цистерну позора не хотелось, — пожал плечами я, в тайне гордясь этим.

— Помогло, — покачал головой Хар. — Специально на этот случай я проверяю списки пойманных охотниками. Если бы среди них было твое имя, я бы тебя вызволил.

Я, аж до крови, закусил губу, стараясь сдержать нечто, с силой рвущееся из груди. Может стон, а может плач… Дурацкое упрямство! Если бы не это, возможно, все обернулось бы иначе. Уж в чем в чем, а в словах Гуахаро я не сомневался, когда существо обладает подобной силой — ему просто незачем врать, как незачем острому мечу искать щели в кожаном доспехе.

— Как ты умудрился выжить? — бесцветно спросил император. — И, самое главное, как ты умудрился не потерять рассудок?

Последние пятьдесят лет охотники стали усиленно ловить его шпионов, то есть всех тех, кто задерживался в лесу больше, чем на три дня и выходили оттуда живыми. Поимка, допрос, а потом, если выяснится, что человек невиновен, отпущение… Только редко что остается от бедняги после допроса.

— С рассудком-то как раз проблемы вышли, — усмехнулся я. — После смерти Олеста мне все стало глубоко наплевать. Вот они и решили на меня времени не тратить, покалечили немного, да отпустили.

— А почему не убили?

— Можно сказать, повезло, — фыркнул я. — Им места для трупов не хватало, а везти или сжигать — лень. Вот они и отпустили меня еле живого по дороге сюда, в самый бандитский город живого кольца. Наверное, надеялись что я сдохну где-нибудь в канаве, подальше от стен монастыря, а вот хрен им, а не канава!

Вновь в груди вспыхнула та самая злость, что не давала мне сдаться все это кошмарное время. Злость и упрямство.

— Прости, — выдохнул он мне на ухо.

— За что? — тоскливо произнёс я, злость ушла, оставив только пустоту. — Ты не мог предвидеть все.

— Мог, — возразил он. — Но не предвидел. Прости.

— Прощу, — легко согласился я. С ним спорить все равно бесполезно. — Если только дашь убить Палана.

— Думаешь, это он?

— Уверен.

— Странно, почему подозрение не пало на меня?

— Слишком сложный план, больше похожий на изощренное издевательство. А издеваться ты не любишь, просто не слишком хорошо понимаешь, что можно делать, а что нельзя.

— А если это такой план, чтобы заставить тебя безоговорочно перейти на мою сторону, э?

— Зачем? Я и так на твоей стороне, и ты это прекрасно знаешь.

— Так почему же ты не согласился остаться? — насмешливо спросил он.

— У убийцы собственного отца? — поддержал я. — В тот момент мне казалось это совершенно неприемлемым, каким бы надежным ты не пытался казаться.