Роман Брянский - Сычев К. В.

– Ну, тогда сам решай, сынок, – опустил голову старик, – или княжеский венец, или монашеская обитель. Я понял из твоих слов, что ты отказываешься от княжеского «стола»!

– Ну, слава тебе, Господи! – обрадовался княжич. – Наконец, ты, батюшка согласился! Пусть же твой зять Александр Глебыч или его сыновья – старший Василий либо младший Иван – сядут на брянский «стол». Вот это правильно!

– Не так сразу, сынок, – грустно сказал князь Роман. – Если я не вернусь живым, побудешь брянским князем два или три года…А может, и великим черниговским…Я еще раньше разговаривал со своими братьями…Ни один из них не захотел сидеть в Чернигове…Мстислав и Симеон очень умны! Они прекрасно поняли, что от этого почета больше горя, чем радости…Ладно! Если тогда решишь, что тебе не нужен княжеский «стол», тогда позовешь или Александра Глебыча или его сына Василия…Понял, сынок?

– Понял, батюшка…

– Ну, тогда последнее, – улыбнулся князь Роман. – Если меня привезут сюда покойником, то вели тогда положить меня в той Успенской обители на Свини, которую я заложил в честь обретения святой иконы. Я навеки упокоюсь возле Успенской церкви, рядом с братской могилой моих воинов, погибших в битве с войском Миндовга. Мне так хочется лежать в той святой земле…Понял, сынок?

– Понял, батюшка, – сказал княжич с грустью. – Твоя воля для меня – закон!

– Ну, тогда ладно, – вздохнул Роман Михайлович и отряхнул головой. – Буду теперь собираться в поход к Ногаю!

На другой день брянское воинство двинулось по известной им дороге в сторону далекой степи.

В то же время, когда старый брянский князь прощался со своим сыном, великий татарский временщик Ногай принимал в своем большом шатре посланника из Сарая.

– Вот, Угэчи, – говорил Ногай, стоявшему у его кресла советнику, – в Сарае начинается заваруха! Я говорил, что Тула-Бука долго не просидит на ханском престоле! Видишь этого воина? Он пришел от молодого царевича Тохтэ. Как бы там не случилась беда…

– Тохтэ, государь, – молвил Угэчи, – сын славного хана Мэнгу-Тимура – очень умный человек! Еще его батюшка, покойный государь, хотел назначить этого Тохтэ своим наследником…Но так и не довелось…

– Это еще не поздно, Угэчи, – улыбнулся Ногай. – Мы скоро сделаем Тохтэ сарайским ханом! Пусть же говорит этот посланец…Слушаю тебя, молодой воин!

– Мудрый государь и великий воин! – сказал, стоявший напротив Ногаева кресла, молодой красивый татарин. – Меня прислал к тебе царевич Тохтэ…

– Ладно, ты уже об этом говорил, – поморщился Ногай. – Давай же по сути!

– Ну, как тут сказать покороче? – покачал головой посланец. – Попробую…Я пришел из дома Элыкчи, Беркечарова сына, где спрятался наш славный царевич Тохтэ от жестокого Тула-Буки! И Тохтэ передал тебе, нашему великому и мудрому отцу, такие слова: – Мои двоюродные братья хотят меня убить…А ты у нас – самый старший в роде и как бы отец! Прибегаю к твоей защите. Поддержи меня и положи конец угрозам наших родственников! Если ты меня защитишь, я буду всегда тебе послушен и никогда тебя не обижу!

– Это все? – вопросил Ногай, откинувшись на спинку своего плетеного кресла.

– Все, славный повелитель, затмевающий собой солнце! – ответил посланник.

– Ну, тогда иди, молодой воин! – весело промолвил Ногай. – К вечеру я приму решение. Однако верь: я готов оказать помощь славному Тохтэ!

– Ну, а что ты об этом думаешь, Угэчи? – спросил Ногай своего советника, когда посланник Тохтэ ушел. – Защитим ли мы царевича?

– Это не простое дело, государь, – нахмурился Угэчи. – Если начнем войну, то Орду постигнет серьезная беда. Тут нужна какая-то хитрость…Зачем устраивать междоусобицу, если тебя уважает вся Орда? Надо привлечь к тебе всех ханских людей. Я готов тебе в этом помочь!

– Так ты советуешь отказаться от войны, мой славный Угэчи? – спросил Ногай и задумался. – А если я вдруг заболею?

– Сохрани тебя Аллах! – испугался Угэчи. – Живи, государь, сто лет без болезней!

– Ну, это лишь уловка, Угэчи, – усмехнулся Ногай. – Послушай же меня теперь! – И он, наклонившись к стоявшему слева от него Угэчи, стал тихо и быстро говорить.

На другой день Ногай вместе с Угэчи и посланником царевича Тохтэ, прихватив с собой всего два десятка верных воинов, выехали из своей области, называемой в Орде Кехреб, в сторону Сарая. Переходя реки и вступая на земли все новых и новых ордынских эмиров, он заходил в каждую зеленую юрту и, притворяясь больным, склонял на свою сторону каждого татарского мурзу или тысячника, говоря им: – Наступила старость, и я решил покончить со всеми распрями и ссорами. Я теперь не только не думаю о войне, но не хочу сейчас обижать ни одного человека в нашей славной Орде. Однако у меня есть посмертный наказ великого Саин-хана – быть посредником в делах ссорящихся! Он хотел, чтобы я расследовал дела, связанные с расстройством государства и ссорами его наследников и мирил бы их, не доводя дела до вражды…

Такие слова находили понимание не только у влиятельных татарских мурз, которым надоело правление молодых ветреников, но даже у простых воинов. Все они покорялись Ногаю, признавая его старшинство и высокую власть. Когда же Ногай приблизился к Сараю, он, чтобы показать себя тяжело больным, стал пить из бурдюка, который везли за ним верные рабы, овечью кровь и часто выплевывал кровавую слюну себе под ноги, чтобы все видели, как тяжело он болен. Как только перед ним показался Сарай-Бату, Ногай отпустил посланника Тохтэ к царевичу. – Передай тогда моему сыну Тохтэ такие мои напутствия, – сказал он молодому воину на прощание. – Тебе нужно быть наготове, сынок…Как только я тебя извещу, сразу же приходи в гостевую ханскую юрту и приведи с собой отряд из отборных воинов.

Сам же Ногай, поселившись в юрте, предназначенной для ханских гостей, послал человека к матери хана Тула-Буки и попросил ее помочь уговорить своего сына и его друзей придти к нему за советом и увещеваниями. Когда мать Тула-Буки услышала об умеренности и скромности Ногая, его бескорыстии и особенно о его тяжелой болезни и кровохаркании, она сказала своим сыновьям: – Бегите-ка, дети мои, к тому немощному старику, который готовится покинуть наш мир и уйти в неведомое нам царство! Вам очень нужны его предсмертные советы! И поспешите: если проявите небрежность или нерадивость, тогда не будет вам пользы от молока, которым я вас вскормила!

Она же сказала об этом и матери других царевичей, которая также потребовала от сыновей следовать ее совету.

Царевичи вместе с ордынским ханом Тула-Букой, послушав своих матерей, отправились к Ногаю, чтобы навестить его и выслушать последние назидания. Ногай же усадил их вокруг себя и, сделав незаметный знак Угэчи, который тихонько вышел из юрты, заговорил: – Итак, мои славные дети! Я служил нашим отцам еще в давние времена…И вам нужно выслушать мои справедливые и, порой, неприятные для вас слова, чтобы я мог сменить ваши ссоры на любовь и согласие. Ваше благо – это общий мир…Нам нужно созвать курултай, чтобы установить между нами нерушимую дружбу и вечный мир!