Роман Брянский - Сычев К. В.

– Скорее, батюшка! – кричал он. – Вот какая у нас радость!

Неожиданно князь Роман пошатнулся, ощутив острую головную боль и привкус свежей крови во рту. В его глазах потемнело, язык одеревенел, ноги онемели.

– Что же такое, Господи? – громко сказал он. – Я ничего не вижу?

Он спустился вниз и остановился, беспомощно вытянув перед собой руки.

– Батюшка, что с тобой случилось?! – вскричал княжич Олег и, соскочив с лошади, устремился к отцу, обнимая его. – Неужели ты не видишь меня, любимый мой батюшка?!

– Не печалься об этом, сынок, – пробормотал князь. – Это – от лекарского зелья, будь оно неладно! Такое скоро пройдет. Придется теперь ехать туда на телеге…

Так и получилось. Княжеская дружина ехала верхом, а вот князь сидел на своей походной повозке рядом с владыкой Арсением.

– Не горюй, княже, – успокаивал его священник, – теперь уже недалеко. А когда туда приедем, будем ждать святого чуда…А я пока расскажу тебе о жизни святого старца Феодосия Печерского…

Так они и ехали. Всадники во главе с княжичем Олегом скакали впереди, зорко вглядываясь в даль, владыка Арсений рассказывал древние предания, а князь спокойно дремал, слегка трясясь на мягких мешочных подстилках.

– Вот и пришли, батюшка! – раздался вдруг звонкий голос княжича Олега. – Вон она, ладья, невдалеке чернеется! Отец Арсений, сюда идут твои люди, посланные в Киев: архимандрит и монахи из обители святых Петра и Павла!

Телега остановилась прямо у речного кустарника.

– Великий князь! – закричали бросившиеся к нему монахи и священники. – Мы приплыли, наконец, из самого Киева! И здесь-вот угодили на мель!

– Ладно, не плачьте из-за этого, мои верные люди, – пробормотал князь. – Лучше скажите, где же образ нашей пресвятой Богоматери? Неужели передо мной эта чудодейственная икона?

– Здесь нет иконы, князь батюшка! – сказал, плача, престарелый отец Серафим. – Она куда-то исчезла!

– Не может быть! – вскричал рассерженный князь и полез с телеги вниз на землю. Рослые дружинники быстро соскочили с коней и бросились к своему князю, взяв его под руки.

– Что ж вы, злодеи? – грозно вопросил князь и вдруг осекся. – Я вижу, славный владыка, Господь вернул мне зрение! Это благодаря святой иконе! – сказал он вдруг громко. – Вот же она, здесь, на дереве!

– Где, княже?! – прокричали княжеские люди.

– Я ничего не вижу, княже, – пробормотал отец Арсений.

– Давай-ка мне скорее рушник, святой отец! – опять закричал в нетерпеливом волнении брянский князь. – Я возьму эту благодать рушником!

Черниговский епископ, недоуменно глядя то на деревья, то на кусты, протянул князю белоснежный, вышитый алыми нитями, рушник.

Князь взял его и быстро пошел, оттолкнув молодых воинов, вперед. Вот он приблизился, протянул руки и обхватил ими что-то блестевшее в лучах приветливого сентябрьского солнца.

– Я вижу, Господи, слава тебе, всемогущему! – кричал, ликуя, князь Роман, держа над головой охваченную рушником чудодейственную икону. – Вот где пребывала моя радость! На этом дереве! Это – знамение Господне, мои верные люди!

– Чудо! – закричали так громко, что было слышно далеко окрест, все собравшиеся вокруг князя люди.

– На колени! – торжественно провозгласил владыка Арсений. – Сотворим же молитву к нашему щедрому и славному Господу!

– Здесь будет святой монастырь, мои славные! – сказал, становясь на колени на расстеленный перед ним ковер, князь Роман. – Помолимся же господу Богу!

ГЛАВА 22

КОНЧИНА КНЯЗЯ ВЛАДИМИРА

Князь Владимир Васильевич Волынский умирал в холодные дни декабря 1289 года в своем окраинном городке Любомле. Он лежал, измученный, на своем горестном ложе и думал о прошлом. В последние дни он совсем не спал: снадобье, оставленное ему брянским лекарем Велемилом, уже почти не помогало при бессоннице, однако снимало ту ужасную боль, которую терпел до этого несчастный почти три года. Его заботливая жена Ольга Романовна и сестра, вдова великого черниговского князя Андрея, вернувшаяся сразу же после смерти мужа на родину, забыв обо всем, ухаживали за несчастным князем и попеременно круглосуточно сидели у его постели.

Вот и сейчас княгиня Ольга, несмотря на протесты мужа, была рядом с ним и скорбно смотрела на исхудавшее любимое лицо.

Князь Владимир уже не принимал твердую пищу: вся его нижняя челюсть сгнила и отвалилась. Он с трудом проглатывал лишь жидкие каши и наваристые супы, покоряясь просьбам своих родных.

Когда брянский лекарь отъезжал домой, князь Владимир прямо спросил его, долго ли ему еще осталось мучиться. Грустный Велемил вынужден был признать, что оставил ему последнее, лишь ненадолго поддерживающее жизнь, снадобье.

– Но не тужи, славный князь, – сказал Велемил на прощанье. – Жизнь так устроена, что каждому человеку поставлен предел Господом! Одним в этот день умирать, а другим – после…Какая тогда разница, если наша жизнь – одно страдание?

– Я это понимаю, великий знаток врачевания, – с трудом сказал больной, – ибо Господь посылает нам эти муки, как испытание! Вот ты оставил мне такое снадобье…Как только я приму это зелье, так сразу же унимается не только моя боль, но меня покидают тоска и тревога. А может, это грех, славный лекарь? Или уклонение от Господних испытаний?

– Это, праведный князь, – ответствовал Велемил, – не грех, ибо снадобье сделано из Господних трав! Если сам Господь создал эти былинки или красивые цветы, значит, они существуют для человека…Грех – это бездействие при страдании и тяжелой болезни! Вот если лекарь бессилен вылечить болезнь или хотя бы унять боль, то грех падает на такого врачевателя, ибо он только обманывает людей! Такой лекарь не от Господа!

– Тише, Велемил, как там тебя, Радобудич, – поморщился князь Владимир. – Мои лекари услышат твои слова и смертельно обидятся! Хотя не за что обижаться…Ты, конечно, прав – каждый человек должен заниматься своим делом! А теперь скажи мне, славный лекарь, ты веришь в светлый рай или в загробную жизнь?

– Это, княже, – пробормотал Велемил, – не моего ума дело! Оно для таких мудрых книжников, как ты. Мое же дело – врачевание и, если надо, душевное успокоение больного…

– Так ты, Велемил, не веришь в бессмертие души? – настаивал больной.

– В это верю, княже, – кивнул головой лекарь. – Не раз бывало и в моей жизни, и в жизни моего батюшки, тоже известного знахаря, что больные выздоравливали, благодаря своей искренней вере или каким-то чудом…Тело – это сосуд, а душа – как бы бесценная влага в нем. Если разбить сосуд, то вся влага разольется. Так и наша душа. Она страдает, если тело болеет, ну, а если тело умирает, душа освобождается от всех горестей и спокойно уходит в другой мир…