Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кем?
— В убийстве подозревали некоего армянского купца, но за ним напрасно гнались. Поль — так звали моего племянника — сам пустился на поиски этого человека, но так никогда и не вернулся.
— Что стало с торговым домом в Марселе?
— Дочь моего брата была замужем, как и моя сейчас; ее мужу и перешло дело.
— И ты ничего больше не слышал ни о племяннике Поле, ни об убийце своего брата?
— Нет. Мы писали письмо за письмом; зять моего брата сам поехал в Алжир, съездил в Блидах, но все хлопоты были напрасны.
— Что бы ты сделал, если бы встретил убийцу и он попросил тебя похлопотать о местечке в твоей фирме?
— Он получил бы его, но только в аду. А почему ты задаешь мне такой странный вопрос?
— Потому что хочу тебе кое-что показать.
Я вытащил свой бумажник и, достав три газетных листка, что мы подобрали у трупа, найденного в Сахаре, протянул их ему:
— Старые газеты? — спросил он. — Что в них?
— Это страницы из «Vigie algerienne», «L'Independant» и «Mahouna». Одна газета выходит в Алжире, другая — в Константине, а третья — в Джельфе[1242]. Прочти лишь статьи, что я подчеркнул.
Как я уже упоминал, в этих статьях говорилось об убийстве французского купца Галингре в Блиде. Он прочитал; его лицо побелело.
— Эфенди, — воскликнул он, опустив руки, — откуда у тебя эти газеты?
— Скажи мне вначале, был ли женат ли твой племянник Поль.
— Он недавно женился, и молодая жена убита горем после его исчезновения.
— Как ее звали? Ее имя начиналось с букв Е. и Р.?
— Да, господин, да. Ее звали Эмилия Пуле. Но откуда ты знаешь ее инициалы?
— Она, конечно, моложе лет, указанных с внутренней стороны этого кольца?
Я достал кольцо, которое нашел на мизинце убитого, и протянул ему. Он увидел выгравированную надпись: «Е. Р., 15 июля 1830» — и, тяжело переводя дух, сказал:
— Обручальное кольцо моего племянника Поля, моего пропавшего племянника! Я его узнаю.
— Но при чем здесь 1830 год?
— Это было обручальное кольцо ее матери, и звали ту женщину — Эмилия Паланжо. Буквы совпадали, и дочь взяла себе кольцо покойной матери — конечно, из преклонения перед ней, а не из экономии. Но, эфенди, ради всего на свете, скажи мне, как кольцо попало в твои руки!
— Самым простым образом: я его нашел; это было в Сахаре, в ужасную минуту. Твой брат был убит армянским купцом. Поль, твой племянник, приметил следы злодея и пустился за ним в пустыню. Он встретился с ним, но был убит и ограблен им. Чуть позже я прибыл на это место и нашел труп. На его руке виднелось это кольцо — я взял его себе, — а неподалеку лежали газетные листы. Убийца не заметил кольцо, иначе бы взял себе; газеты же он выбросил, посчитав их пустяком.
— Боже мой, Боже мой! Наконец, я все выяснил, но что я узнал! Ты стал преследовать убийцу?
— Да, и достиг соленого озера — Шотт-эль-Джерида. Там он застрелил нашего проводника, отца Омара — теперь тот едет с нами, чтобы отомстить убийце. Потом мы снова настигли его, но ему опять удалось уйти от нас; теперь же ему это не удастся.
— Теперь, теперь? Так он здесь?
— Конечно! Это тот самый Хамд эн-Наср, правда, на самом деле зовут его Хамд эль-Амасат.
— О Небеса! Неужели это возможно? Хамд эль-Амасат — это убийца моего брата и его сына?
— Да. Халеф был там и все видел. Он мог бы тебе рассказать.
Хаджи этого ждал. Он любил рассказывать. Я направил свою лошадь ближе к Ранко и оставил их одних. Вскоре я услышал громкий, патетичный голос Халефа.
Тем временем мы мчались галопом по плато; но вот показались поросшие лесом вершины, мы поехали медленнее. Когда я обернулся, то увидел, что Халеф, Галингре и Омар едут вместе, обсуждая роковую историю. Я держался чуть впереди; мне мало было радости вынашивать с ними планы мести.
К этому времени стало смеркаться, и уж совсем стемнело, когда мы начали спускаться по крутому склону в долину, где протекала Йоска, и увидели впереди огни Пахи.
Первый дом, встреченный нами, вовсе не был домом. Было бы преувеличением даже назвать его хижиной. Сквозь дыру, которая именовалась окном, сверкало пламя очага. Я подъехал ближе и окликнул хозяев. На этот крик в оконном проеме показалось что-то круглое и толстое. Я бы принял это за пучок пакли или сена, если бы из этого вороха не донесся человеческий голос:
— Кто там снаружи?
— Я чужеземец и хотел бы задать вопрос, — ответил я. — Если хочешь заслужить пять пиастров, выходи!
— Пя… пя… пять пиастров! — воскликнул этот заросший волосами мужик, обрадованный такой огромной суммой. — Сейчас я иду, сейчас! Подождите! Не убегайте от меня!
Потом он появился в дверях — маленький, тощий, кривоногий кретин с невероятной головой.
— Ты не один? — спросил он. — Вы ведь мне ничего не сделаете? Я нищий, очень нищий человек — я деревенский пастух.
— Не беспокойся! Если ты нам поможешь кое-что узнать, получишь целых десять пиастров!
— Де… де… де… десять пиастров! — изумленно воскликнул он. — О Небеса! Мне хозяин за год дает десять пиастров, да еще кучу пинков в придачу.
— За что?
— За то, что я пасу его овец.
— Значит, он человек злой и скупой?
— Нет, совсем нет. Просто он больше любит хвататься за плеть, чем за кошелек, а когда дает мне еду, то я получаю лишь то, что другие не хотят.
Я расспросил его о хозяине, потому что подумал, что Жут мог заглянуть к нему. Сам пастух был вовсе не молод, но выглядел слабоумным и потому в нем сквозило что-то совсем детское. Быть может, у него я мог выведать больше, чем у других.
— Ты, наверное, пасешь овец всей деревни? — осведомился я.
— Да, и каждый дает мне еду на день, мне и моей сестре — той, что сидит у огня.
— Так вы всегда живете в деревне и никуда не выбираетесь?
— О, нет, я ухожу, часто далеко ухожу, если нужно перегнать овец на продажу. Вот какое-то время назад был в Ругове и даже добрался до Гори.
Мы направлялись в Гори. Мне стало интересно.
— В Ругове? — спросил я. — У кого?
— Был у Кара-Нирвана.
— Так ты его знаешь?
