Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— За кого ты меня принимаешь? — продолжил я расспросы.
— Ты самый главный, самый заклятый враг моего мужа.
— Твоего мужа? Кто это?
— Хозяин.
— Стало быть, ты хозяйка! С какой же стати ты считаешь меня своим врагом?
— Потому что ты арестовал моего мужа, потому что ты долгое время преследовал его.
— Ты все это знаешь? Так ты хорошо подготовилась к моему визиту. Скажи-ка мне, ты не знакома с Деселимом, хозяином постоялого двора из Исмилана?
— Я даже ему родня! — в бешенстве воскликнула она. — Он был моим братом, а ты его убил. Да проклянет тебя Аллах!
Я удобно уселся на углу ящика и осмотрел всех троих. Жута все еще выглядела красавицей. Характер у нее был, видимо, очень страстный; наверняка она более или менее хорошо разбиралась в делах своего мужа. Две старухи, подобные тысячам других старух, отличались лишь своей ненавистью. Когда я спросил, кто они, хозяйка ответила:
— Это моя мать и ее сестра. Любят они тебя необыкновенно, ты же — убийца моего брата!
— Мне их любви не надобно, а до ненависти — дела нет. Я не убивал Деселима. Он украл моего коня, но был плохим наездником — свалился и сломал себе шею. Неужели же я его убил?
— Да, ты же его преследовал. Если бы ты не пустился в погоню, то ему не пришлось бы ехать по воде и он не свалился бы с лошади!
— Послушай, у тебя до смешного странные суждения. Если вор крадет у меня дорогую лошадь, то разве мне не позволено снова ей завладеть? Ты же желаешь, чтобы Аллах меня за это проклял, а это не очень хорошо звучит из уст такой милой женщины; кроме того, это неосторожно с твоей стороны. Дела обстоят так, что тебе лучше не оскорблять меня. Я волен тебя наказать за это.
— А мы вольны тебе отомстить потом! — решительным голосом пригрозила она.
— Вот как? Похоже, ты очень хорошо разбираешься в делах своего мужа. Тебе он, наверное, весьма доверял.
Я сказал это насмешливым тоном, чтобы подтолкнуть ее к неосторожности, и, действительно, она взорвалась:
— Да, он мне полностью доверяет. Он мне все говорит, и я знаю точно, что ты человек конченый!
— Да, я мог, конечно, себе представить, что Жута знает все и…
— Жута? — перебила она. — Это не я!
— Не лги! Кара-Нирван признался, что он и есть Жут.
— Это неправда! — испуганно воскликнула она.
— Я не лгу. Он решил признаться, когда на собрании старейших жителей деревни, я сказал ему, что он трус.
— О Аллах! Да, он такой! Он не терпит упреков в трусости. Лучше он опозорит себя и нас, сознавшись в преступлении!
— Что ж, эти слова вторят его признанию. Вообще-то я не хочу иметь дело с вами, женщинами, но ведь ты — его доверенное лицо и, значит, сообщница. Ты разделишь его судьбу, если не побудишь меня обращаться с тобой кротко.
— Господин, я не имею к этому никакого отношения!
— Очень даже имеешь! Ты долгие годы жила с преступником и разделишь с ним наказание. Жут непременно будет казнен.
— О Аллах! Я тоже?
— Конечно!
Все три женщины вскрикнули от страха.
— Теперь вы можете выть, — продолжал я. — Лучше бы вы раньше прикрикнули на самих себя! Или вы впрямь думали, что Аллах не явит ваши злодеяния взорам людским? Я говорю вам, что вы растеряли всех сообщников, а некоторые из них даже лишились жизни.
Обе старухи принялись заламывать руки. Жута какое-то время оцепенело смотрела перед собой, а потом спросила:
— Ты говорил раньше о кротости. Что ты имел в виду?
— Я думал, что стоит судить тебя снисходительнее, если на то найдется причина.
— И что же за причина должна быть?
— Откровенное признание.
— Мой муж уже признался. Вам остается только спросить его, если вы чего-то не знаете.
— Верно. Я вовсе не собираюсь подвергать вас допросу и выжимать из вас какие-то признания. Следствие будут вести в Призренди, а я в нем стану участвовать лишь в качестве свидетеля. Но от моих слов очень многое зависит, и ты можешь постараться, чтобы я замолвил за тебя слово.
— Так скажи, что я должна делать!
— Ладно, я буду откровенен с тобой. Я и мои спутники прибыли из далеких стран. Мы вернемся к себе домой и больше никогда не приедем сюда. Поэтому нам в общем-то все равно, кто тут пострадал из-за вас и наказали ли вас за это. Зато нам не все равно, что вы тут против нас затевали. К счастью, мы остались живы-здоровы и потому склонны к снисхождению, если только нам возместят ущерб, что мы понесли. Ты можешь нам в этом помочь.
— Насколько я знаю, никакого ущерба ты не понес.
— Ты, кажется, и впрямь очень хорошо разбираешься в делах мужа. Да, косвенный ущерб я не хочу подсчитывать. Но вы ограбили англичанина, а также купца Галингре. Я надеюсь, отнятое у них пока еще есть у вас в наличии?
Она задумчиво потупила взор, но ничего не ответила. Черты ее лица волновались. Было видно, что в ее душе происходит какая-то борьба. Впрочем, я не надеялся, что борьба окончится в мою пользу. Времени на пространную беседу у меня не было, поэтому я настойчиво повторил свой последний вопрос.
Она медленно подняла взор, по-особенному, загадочно посмотрела на меня и ответила:
— Да, господин, я думаю, это все еще есть.
— Но где?
— В конторе моего мужа.
— Как, остановись?! — испуганно крикнула ее мать. — Ты впрямь хочешь предать мужа? Ты отдашь все, что стало вашим имуществом?
— Тихо! Я знаю, что делаю, — ответила дочь. — Этот человек прав. Мы были не правы и понесем наказание, но чем скорее загладим случившееся, тем мягче будет кара.
Как же быстро она встала на путь исправления! Мог ли я верить ей! Это невозможно! Кроме того, мне совсем не понравилось выражение лица, с которым она говорила. Она успела кивнуть обеим старухам, успокаивая их, и вдобавок мигнула.
— Где же находится контора? — спросил я.
— На той стороне улицы, на постоялом дворе. Ты увидишь надпись над дверями.
— И, конечно, вещи и деньги убраны туда, да еще и припрятаны?
— Да. Такую добычу не положишь в шкатулку.
— Опиши мне тайник.
— Ты увидишь, что на стене висит касса. Сними ее; за ней, в стене, имеется отверстие; там ты найдешь все вещи, что отняли у англичанина и купца.
— Если ты обманешь меня, то лишь сделаешь хуже себе.
