Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова

– Завуча Грачковскую и девочку?

– Их обеих. Это было во время перемены. Я не слышал, о чем они говорили, потому что дети вокруг шумели. По лицу можно было понять, что Наташа… что Грачковская рассерженна. Кажется, Аглая пыталась…

– Что она пыталась сделать?

– Пыталась улизнуть с уроков, а Грачковская ее поймала и отправила назад в школу.

– А почему вам так показалось?

– Аглая была в куртке и с сумкой. Когда школьники на переменах просто выбегают во двор, они сумки оставляют в классе.

– И что было дальше?

– Я понятию не имею. Мы все сели в автобус и поехали в Москву. Вернулись мы с экскурсии только в шесть вечера.

– В каких отношениях вы состояли с Грачковской? – спросил Гущин.

– Я… мы дружили с ней. Не подумайте плохого. – Молодой учитель снял очки. – Она человек властный и с характером… была… Она из известной педагогической семьи. Моя мать знала ее. Грачковская поспособствовала мне, помогла попасть в эту двадцатую школу после окончания института. Тут жесткий конкурс для педагогов, школа сильная, специализируется на естественных науках. И на иностранных языках тоже. В общем, одна из лучших в Подмосковье… была. После истории с убийством все осложнилось, хотя мы стараемся. Мы все стараемся.

– Так Грачковская вам оказывала покровительство как завуч?

И тут та же история, что и у Вавилова с прокурором Грибовым. Личные связи, – подумала Катя. – Но насколько же они личные для учителя химии?

– Она помогала мне в школе.

– Вы жили вместе? – без обиняков спросил Гущин.

– Я… мы с ней… о браке никогда речь не заходила. Она не настаивала на официальном оформлении отношений.

– Я не о браке вас спрашиваю.

– Я иногда заходил к ней в гости. Оставался на ночь. Но постоянно мы вместе не жили. У нее в то время мать уже сильно болела. Потом вроде как ее вообще парализовало.

– Вроде как?

– Когда Грачковскую посадили, матери стало плохо. Потом ее выпустили, и она за матерью долгие годы ухаживала.

– А вы?

– Что я?

– Вы продолжали общаться с Грачковской? Общаетесь с ней сейчас?

– Нет. – Молодой учитель сказал это как отрезал. – Я сразу же порвал все отношения. Я не могу…

– Вы ее вините в убийстве?

– Я не знаю. Я ничего не хочу говорить против нее. Я сказал лишь то, что видел сам в ту пятницу. Но она действительно конфликтовала с Аглаей, если можно конфликтом назвать эту обоюдную неприязнь между учителем и учеником. И потом ведь полиция нашла на месте улики. Я не в курсе, что именно, у нас тут дикие слухи ходили. Этот опер прямо говорил, что…

– Вавилов?

– Да, он, что Грачковская на серьезном подозрении у него. Такими обвинениями не бросаются зря. Значит, что-то он, Вавилов, и полиция имели на Грачковскую. Ее столько времени продержали в тюрьме.

– А потом отпустили. Как вы к этому отнеслись?

– Не знаю… я был сбит с толку.

– Значит, вы с Грачковской больше не общаетесь?

– Нет. Я не в силах. Это теперь невозможно. Да и в школе не поймут.

– Но, может, до вас все же доходят слухи – где она сейчас, чем занимается?

– Живет она у себя в квартире.

– Тут, в Рождественске? Она не уехала из города?

– Думаете, так легко сейчас в кризис уехать, продать квартиру? Она по-прежнему живет здесь. Я иногда вижу ее на улице, в магазине. Но редко. Я знаю, что она недавно похоронила мать.

– Похоронила мать?

– Освободилась от нее наконец. Выглядит она… плохо, очень опустилась, постарела. Раньше была такой энергичной, яркой женщиной, а теперь… – Молодой учитель холодно улыбнулся. – Совесть… она штука жестокая. Она в покое не оставит.

– Вы не знаете, где Грачковская работает?

– У нас тут сплетни ходили, что кто-то из учителей видел ее в торговом центре у МКАД.

– Она стала продавщицей?

– Она вроде как туалеты там убирает. – Учитель поморщился. – А что вы хотите? Кто в Рождественске ее на работу возьмет после того, что было? Убийства детей люди не прощают, даже если полиция ваша сплоховала и не сумела посадить, как следует. Грачковская в городе – изгой, пария. И не только в педагогической среде…

– А вам не жаль ее? – спросила Катя неожиданно для самой себя.

– Если это она убила Аглаю, то – нет, абсолютно не жаль. Я думаю, что дыма без огня не бывает. А можно вопрос с моей стороны?

– Конечно, – разрешил Гущин.

– А какие новые обстоятельства вдруг возникли?

– Ужасные. – Гущин смотрел на учителя. – Что вы можете сказать о характере Грачковской?

– У нее сильная воля… была. И она действительно порой подвержена приступам гнева.

– Она ведь из-за обвинения в убийстве все потеряла. Общественный статус, любимую профессию, должность и… вас, Евгений Маркович.

Лицо очкарика стало непроницаемым. Весь его вид говорил – я умываю руки. Это теперь – ваши проблемы, полиции.

Глава 21

Кофе с собой

– Работает уборщицей в туалете, молодого любовника навеки утратила, у него вызывает лишь отвращение и неприязнь, в родном городе – изгой и пария, но продолжает жить здесь, потому что деваться некуда. И недавно схоронила мать-инвалида, освободилась.

Полковник Гущин перечислял все это, пока они шли через школьный двор к машине. Начался новый урок, и двор вновь погрузился в тишину. Слепые окна, пустое футбольное мини-поле. Где-то там калитка, ведущая в парк, расположенная всего в нескольких метрах от трансформаторной будки – самый короткий и удобный путь – туда. Сейчас калитку закрыли навеки. Но тогда, пять лет назад, возможно, Аглая Чистякова воспользовалась именно ею. И если предположить, что завуч Наталья Грачковская вновь засекла ее, как и раньше на перемене, и пошла следом, чтобы предотвратить побег с уроков, то…

– Развязала себе руки, для всего, в том числе, вероятно, и для мести, – уточнил Гущин. – А до этого все эти годы вынуждена была ждать, потому что мать не на кого оставить в случае…

– Возможно, Аглая снова пыталась покинуть школу, сбежать с уроков, Грачковская и так была на нее рассержена и…

– Нет такого в деле, Аглая все уроки в ту пятницу отсидела в классе, как положено.

– Но учитель же сказал, что утром в одиннадцать Грачковская поймала ее в куртке одетой и с сумкой.

– Но потом Аглая честно отсидела все уроки. Она покинула школу только в начале третьего.

Гущин кивнул – садись в машину. Тут в школе нечего больше ловить. И мы едем…

– Куда теперь, Федор Матвеевич? – спросил шофер Гущина.

Тот глянул на часы.

– Ага, время пришло. Они там меняются посменно. Она работает сегодня после двенадцати.

– Кто? – спросила Катя.

– Виктория Одинцова.

Стоп. Эта фамилия была Кате знакома. Это уже дело об изнасиловании в отеле «Сказка интернешнл». Совсем другая история. Она, Катя, только вчера читала подробные показания этой Виктории Одинцовой – дежурной по этажу в отеле.

– Федор Матвеевич, а вы не боитесь, что мы так сойдем с ума? – кротко осведомилась Катя, когда они медленно ехали по улицам Рождественска, точнее, кружили по навигатору в поисках нужного адреса, указанного в справке Гущина.

– Я тебя предупреждал.

– Это словно пультом щелкать, каналы переключать. Я только настроилась на Наталью Грачковскую и убитую девочку, а вы уже…

– Мы расследуем убийство жены Вавилова, совершенное из мести, – напомнил Гущин. – Из этих трех старых дел мы должны брать информацию лишь в контексте с нашим убийством. Все остальное – пока вторично. И подождет.

Даже, по сути, нераскрытое убийство школьницы? И то, что убийца на свободе разгуливает, потому что ее вину доказать не сумели?

Катя хотела было спросить – какие важные факты, ну те самые, про которые, как выразился учитель Белкин, в школе ходили самые дикие слухи, открыл для себя Вавилов в ходе расследования. И отчего те факты тогда не помогли, не сработали. Но полковник Гущин в эту самую минуту приказал водителю остановиться возле…

Крохотный павильон, обитый сайдингом, крытый металлочерепицей, прилепившийся к массивному серому зданию – в оные времена служившему фабрике по производству канцелярских принадлежностей, а ныне переделанному под офисный центр. Напротив – автобусная остановка и рядом автостоянка, где совсем мало машин. Дальше по улице одни лишь офисные здания.

Возле пластиковой двери павильона укреплена грифельная доска, где мелом написано что-то неразборчиво и цены. Катя различила лишь «кофе с собой».

– Сама Одинцову допросишь. Я ей вчера звонил. Не очень она рада визиту полиции, – сказал Гущин, пропуская Катю вперед.

Они вошли в тесный зальчик – стойка, стеклянная витрина, сзади стойки деревянные стеллажи с хлебом и выпечкой. На стойке кофемашина, сервировочные блюда под стеклянными крышками, где лежат пирожные «брауни» и «морковный торт». У стены – три маленьких столика и два пластиковых стула – для третьего места нет. Сбоку – дверь в подсобку и рядом у второй стены большие картонные коробки.