Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она каждый раз ругает меня, чего так много купил, и деньги пытается дать, но… В общем, надо помогать коллеге в трудный час. Вавилов тоже так считает.
Во дворе дома тридцатых годов с лифтом – стеклянной кишкой, прилепленной к стене, они остановились, и шофер сказал, что он подождет, сколько нужно.
В домофоне прозвучал радостный женский голос: «Темчик, приветик!» А поднявшись на скрипучем страшноватом лифте на пятый этаж, Катя узрела его обладательницу – секретаршу Юлю. Она помнила ее отлично. Но Юля изменилась – очень полная, как мячик на ножках прежде, сейчас она сильно похудела и открыла им дверь на костылях. Левая нога до самого бедра в гипсе. На ней был зеленый спортивный костюм из искусственного бархата и левая штанина отрезана – одна нога зеленая, другая белая, словно в толстом валенке.
Катю она тоже узнала, засуетилась – проходите в комнату. Потрепала Артема по голове: «Кормилец ты мой, чего так много опять привез?»
– Ешь, тебе надо поправляться, – ответил тот.
– Поперек себя шире опять стану. – Юля подталкивала их к дивану. С костылями своими она управлялась ловко, но постоянно морщилась – боль в ноге давала о себе знать.
– Юль, как вас угораздило? – Катя кивнула на гипс.
– Упал, очнулся… – Бывшая секретарша Вавилова покачала головой. – Тут, на Расковой, какой-то псих на тачке. Я через дворы ехала на велике, каталась все лето и осенью тоже по выходным. Не думала, что в собственном дворе под машину попаду. Он даже не остановился! А у меня перелом таза, ноги. Всю зиму в госпитале провалялась, потом на реабилитации. Сейчас вот дома прыгаю.
– С костылями надо завязывать, я тебе ходунки в следующий раз привезу, – сказал Ладейников. – Пора тебе, Юлечка, тренироваться.
– А тебе пора аттестоваться, – в тон ему ответила секретарша. – Вавилов вон в министерство уходит и тебя с собой забирает, а неаттестованный ты туда не попадешь.
– Я уже документы все собрал, хотел медкомиссию проходить, но тут убийство жены Вавилова. В Главке слухи ходят, что теперь с МВД и с генеральской должностью у него швах. Пока не разберутся и дело не раскроют. А может, и вообще – конец карьеры. – Артем вздохнул. – И если я аттестуюсь, то много ограничений сразу – я же тебе говорил. А я ограничений из-за полицейских погон не хочу. И потом я на юридический все равно не пойду, а продолжу учиться в IT.
– Ты с компьютерами своими дуба дашь.
– Лучше с компьютерами, чем в уголовном розыске. – Артем Ладейников покачал головой. – Я и не предполагал раньше, что такие ужасные вещи могут происходить с сотрудником полиции, что так жестоко могут убивать. Ты там, в его доме, не была, Юля, не видела, что я видел.
Лицо секретарши Юли застыло. Она приложила руку ко рту.
– Бедный Игорь Петрович, – сказала она, – подкосит это его как косой.
– Он любил свою жену? – спросила ее Катя. – Как на ваш взгляд?
– Обожал. Как женился, то и дело звонит мне: Юля, свяжитесь по Интернету с цветочным магазином, пусть сделают букет. Каждую неделю Полине цветы или что-то дарил. Он любил делать сюрпризы. Я весь Интернет для него облазила.
– А сам он Интернетом не пользовался? Не умеет, что ли?
– Отлично умеет, только он весь в бумагах на работе. Зашивался. Начальники все зашиваются. Жаловался, что, когда опером и начальником розыска работал – тоже, конечно, без выходных и допоздна, но там сам себе хозяин. А тут в Главке вечно на цугундере у шефа – штаб, аналитика, то и дело доклады, совещания, все обрабатывать надо, готовить, самому проверять.
– Вавилов в компьютерах разбирается, – опять заступился за начальника Артем, – мы с ним одну новую программу для локальных сетей обсуждали, я хотел разработать вместе с розыском, по их запросам – как им удобнее вести поиск. Так Вавилов все сечет, понимает, ему разжевывать азы программирования не надо.
– Юля, а он при вас не упоминал про какое-нибудь дело из своей прежней практики в Рождественске? – спросила Катя.
– Нет. Текучки столько каждый день, только успевай работать, не до воспоминаний о былом.
– Я понимаю, но все же постарайтесь припомнить. Он не упоминал при вас о деле об изнасиловании в отеле?
– Нет, точно нет.
– А об убийстве школьницы? Как расследовал и сначала посадил, а потом вынужден был освободить из-под стражи учительницу?
– Точно нет, такое я бы запомнила.
– А о деле задержания прокурора за взятку?
– Грибова? – тихо спросила Юля. – Прокурора Грибова, да? Про него он вспоминал. С горечью. Зачем, мол, он это сделал. Позарился и…
– И что?
– И разрушил все. Они же дружили. Вавилов его ученик, он сам мне это говорил.
– А о сыне прокурора он не вспоминал?
– Вспоминал, – ответила Юля, – говорил, что парень из-за отца потерял все.
– А себя он не винил?
– В чем?
– Он принимал участие в задержании прокурора, надел на него наручники.
– Игорь Петрович этим гордился. Борьба с коррупцией. – Юля говорила бесстрастным тоном. – Он поступил как должно. Он потому и карьеру такую быстро сделал, вверх пошел сразу – сумел переступить через это все. Как говорится – ничего личного. Только закон.
Глава 23
По встречной полосе
– Тебе и навигатор не нужен, ты тут отлично ориентируешься, – проворковала Леокадия Пыжова, устроившаяся на заднем сиденье, прикуривая сигарету.
Если бы Катя знала, что в тот момент, когда они выезжали из Рождественска на федеральную трассу в сторону Москвы, по встречной полосе двигался черный «Ягуар», принадлежавший певице Леокадии Пыжовой, за рулем которого сидел Алексей Грибов-младший…
Они ехали в гости к старинному приятелю Леокадии эстрадному певцу Иннокентию Блямину, разменявшему уже восьмой десяток, но все еще выводившему на телеэкране сиплой фистулой рулады.
Мимо проплыл указатель «Деево. Экопоселок». Алексей Грибов крепче сжал руль – теперь они проезжали микрорайоны Рождественска.
– Ты тут все знаешь, миленький, – похвалила его Леокадия – в весеннем пальто с леопардовым принтом, в массивных украшениях от «Шанель», она распространяла вокруг себя запах сигаретного дыма и крепких духов. – Ах, я и забыла, ты ведь отсюда. И часто ли навещаешь родные места?
– Меня сюда как-то не тянет, – ответил Алексей Грибов своей любопытной любовнице.
– Ой, врешь. Я стала замечать – ты постоянно врешь мне, мой сладкий. Чего-то там в твоей красивой умной головке варится, варится, какой-то борщ, какая-то хрень. Вот только говорить ты об этом со мной не хочешь.
– Мы почти приехали.
Они свернули на шоссе в лес, миновали мощное КПП со шлагбаумом и охраной и въехали в элитный поселок, где трехметровые заборы отделяли друг от друга гектары угодий с особняками, лужайками для гольфа, бельведерами, искусственными прудами, банями и конюшнями.
Возле массивных ворот остановились, их осмотрела охрана, и они въехали в имение Блямина.
Он сам и его многочисленные гости шли по дорожке, усыпанной гравием, навстречу Леокадии, с трудом выпрастывавшей себя из «Ягуара».
– Шалунья, чаровница! – сипел Иннокентий Блямин. – На два часа опаздываешь. Ты в своем репертуаре!
– Кешечка, Кешончик, мы в пробке простояли, – солгала Леокадия Пыжова. – О, да вы тут все уже тепленькие.
Она начала целоваться с гостями Блямина и с ним – по три раза, смачно, звонко. От гостей несло спиртным. Голоса звучали громко и нестройно.
На Алексея Грибова мало кто обращал внимание. Гости начали обсуждать грядущий юбилейный концерт Блямина в Кремлевском дворце – выступить на нем, напомнить о себе публике желали все. В кризис с концертами стало совсем плохо, а Блямину выделялись на это мероприятие средства из бюджета. Поэтому все так живо откликнулись на приглашение «скоротать вечерок» – авось и перепадет приглашение выступить, спеть, поучаствовать в программе, получив гонорар.
Перед тем как сесть за стол в большом зале, украшенном обильной позолотой и нелепыми белыми колоннами, словно во дворце, все сгрудились возле закусочных столов со спиртным. С рюмки водки и двух бокалов шампанского Леокадию Пыжову сразу же повело. Она ревниво оглядывала наряды более молодых эстрадных певиц (которым всем практически уже перевалило за пятьдесят) и рассуждала о духовности и патриотизме с таким жаром, что Блямин то и дело кивал официанту, чтобы ей больше пока пить не предлагали.
А то начнет плясать – это читалось на лицах гостей. И хотя весь ансамбль Леокадии «Гармонь и балалайка» сейчас отсутствовал, она в музыкальном сопровождении и не нуждалась. Могла, напившись, вскочить на сервированный стол и тут же сбацать лихую чечетку, как она проделывала это в юные годы.
Блямин не хотел конкуренции с ее стороны. Гостей от закусочных столов как стадо погнали в музыкальный зал. Блямин встал к роялю и начал петь хит за хитом – весь свой прежний репертуар из советских времен, когда он безраздельно царил на эстраде. И лишь спустя час, когда он уже окончательно осип и заливался потом, струившимся с лысины, лишенной парика, гостям было позволено хлопать. А потом всех милостиво пригласили ужинать.