Секта в доме моей бабушки - Анна Сандермоен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но хотя телевизор у нас никто не смотрел (это было запрещено), в те редкие моменты, когда мы оказывались на воле – например в походе, – мне иногда удавалось услышать популярную музыку. И я боялась признаться, что она мне нравится.
– Сегодня злилась?
– Нет.
– Это не может быть правдой. Ты бледная, тихо говоришь, а в глазах нет блеска.
Страх
Забегу вперед и расскажу, что происходило сразу после того, как я закончила эту книгу и решила дать почитать рукопись нескольким своим знакомым. Я хотела узнать, насколько понятно и интересно мне удалось описать события своего детства. Реакция оказалась противоречивой, и это весьма любопытно.
Людям, которые обладают, с моей точки зрения, западным менталитетом, которые давно уехали и успели перестроиться, моя книга понравилась – именно в том виде, в каком вы сейчас ее читаете. А те, кто до сих пор живет в России или уехал, но продолжает мыслить прежними категориями, считают, что этот текст необходимо «литературно обработать». То есть сделать из моей всамделишной истории художественное произведение, словно это происходило не взаправду, а где-то в другой вселенной или в чьей-то нездоровой голове.
Такова реакция, кстати, и моего папы: он хоть и был участником описанных событий, теперь как будто не верит, что это правда.
Я категорически против того, чтобы превращать мою документальную прозу в фикцию. Однако реакция людей, которые хотели бы видеть мою книгу в качестве художественного произведения, заставила меня задуматься о том, как же глубоко в нас укоренен страх признать реальность такой, какова она есть!
– На сколько баллов страхи?
– На 3.
– Уверена?
– Нет…
Как есть и как хочется
Для меня уже давно непреложной истиной является утверждение: физическое насилие над детьми – это плохо. И тут не может быть двух мнений. Даже если предположить, что, находясь в коллективе, можно по-разному относиться к его идеологии, то двух мнений относительно применявшихся в нем методов быть не может. Для меня. Но, как выяснилось, не для тех взрослых, которые были частью всего этого предприятия.
Со временем я начала выходить на контакт с людьми, которые когда-то были со мной в секте, – чтобы уточнить детали или найти фотографии из нашей жизни (хотя бы для этой книги). И столкнулась с реакцией, которая заставила меня призадуматься.
Эти люди до сих пор с придыханием произносят имена Главного и моей бабушки. Говорят, что, несмотря ни на что, пребывание в коллективе изменило их жизнь к лучшему. Они оправдывают методы Главного и не воспринимают никаких негативных оценок. Услышав, что моя книга содержит критику его деятельности, они отказывались меня поддержать.
Я поймала себя на мысли, что эти люди напоминают старых нацистов: они прекрасно осознают, что были замешаны в чем-то очень нехорошем, но признавать это слишком поздно. Если они это признают, их казнят.
Другие пытаются найти для себя оправдания: мол, мы же не знали, мы же были молоды, нас обдурили, нас обманули, а мы искренне верили и т. д.
Некоторые, выслушав мои аргументы (а на самом деле просто факты), говорили:
– Я этого не знал и сожалею, что так вышло. Но…
Истина истиной, а правда оказывается у каждого своя.
Но я знаю, я просто убеждена, что нельзя допускать, чтобы такое повторялось.
Что в жизни – во внутрисемейных отношениях и в воспитании детей, – что в бизнесе, что в политике – всегда стоит видеть разницу между тем, чего мы хотим, и тем, как на самом деле получается. Это могут оказаться два параллельных мира.
Можно стремиться к идеальному обществу, к максимальному использованию человеческого потенциала, к воспитанию сверхлюдей – все это очень привлекательно. Вопрос только в том, что выходит на деле.
Из-за того, что люди путают то, чего им хочется, с тем, как получается, то есть путают желаемое с реальностью, возникает огромное количество конфликтов и недопониманий.
Но людям вообще свойственно принимать свои мечты за факты.
Советские граждане были совершенно без понятия, как воспитывать своих детей. Внутрисемейной педагогики не существовало. Вся педагогика была государственной; родители отдавали детей в ясли, садики и школы, чтобы их там воспитывали. Что делать с детьми дома, не знал никто. А то, к чему призывал Главный, звучало красиво, разумно и просто. Заболеть этим во времена тотальной лжи в СССР было довольно легко.
Возможно, его подход и менял жизни, но реализация его «светлых идей» кардинально отличалась от нарисованных им картин. И разрыв этот оказался настолько огромным, что в это трудно поверить. И кто же, как не дети, на которых и отрабатывались все эти «удивительные» методики, знал об этом лучше всех?
Почему всем этим людям, до сих пор поддерживающим Главного и в общей идее, и в способах ее реализации, не приходит в голову, что можно стремиться к такому же раю, к такому же «светлому будущему», но обойтись при этом без мордобоя, унижений и предательства? Им вбили в голову, что когда лес рубят, щепки летят. Конечно, цена есть у всего, но она же разная. Ее можно и нужно выбирать.
Я знаю немало тех, кто вырос в благополучных зажиточных семьях: в любви и заботе, в чистоте, с качественной пищей и сложившейся культурой еды, со всеми условиями для успешной учебы и жизни. И если их родители, воспитывая детей, честно придерживались определенных ценностей (да хотя бы тех же десяти заповедей), те вырастали хорошими, трудолюбивыми, успешными людьми, а вовсе не избалованными барчуками.
Страх того, что мы избалуем ребенка, помещая его в благополучные условия, преодолевается образованием.
Успех нельзя заложить с помощью мордобоя.
Я думаю, если я все-таки чего-то в этой жизни и добилась, у меня это получилось не благодаря мордобою, а вопреки ему.
4. Я – сверхчеловек. Жизнь в подполье
Эхо родительских ошибок
Мне только исполнилось десять лет. О том, что со мной что-то не так, каждый день напоминали окружающие взрослые, а родные писали в письмах. Эта мысль стала для меня привычной.
Нас убеждали не только в том, что мы
