Секта в доме моей бабушки - Анна Сандермоен

Но буря в конце концов утихла, я «вышла из ухудшения» (так это называлось), и меня снова приняли в коллектив. Я была счастлива, так как до этого пребывала в уверенности, что жизнь моя кончена, и даже если я останусь жить, то проведу свои дни «на панели» (так мне говорили). Я представляла себя в качестве бляди – сидящей в зеленом коротком платье, с сигаретой в руке и свесив ноги из окна высокого этажа.

Выбора у меня не оставалось, так как мама мне говорила, что если я уйду из коллектива, то она сдаст меня в детдом – «такая» дочь ей не нужна. Мне оставалось одно – не быть говном и очень стараться «не ухудшаться».

Моя открытка бабушке

Родная моя бабушка Дина!

Поздравляю тебя с Днем рождения! Спасибо тебе большое, за ласку, бодрость, которую ты мне даешь, а если мне будет тяжело на душе то ты хоть будешь от меня далеко, а всегда поможешь, как настоящий верный друг. И еще спасибо за материнскую душевную заботу, которую всегда мы видим и чувствуем.

И лежат сыновние печали

Белым снегом на висках у них.

Если б матерей мы выбирали,

Все равно бы выбрали своих.

Это куплет из песни «Наши мамы», которую мы исполняли в хоре.

Я пионер

Когда меня снова приняли в коллектив, и я вернулась к ним обратно, в тюрьму, мне повезло попасть в число тех, кого торжественно приняли в пионеры. Это был один из самых счастливых дней моей жизни там. Для меня это означало приближение к званию коммуниста.

Нас таких было трое. Всего трое! Был жаркий солнечный день. Из застенков нас вывели на волю: отвезли в парк на высокой горе, с которой открывался потрясающий вид (мне тогда показалось, что это и есть весь мир). Там же находился монумент с надписью «Никто не забыт, ничто не забыто». До этого я долго учила присягу, но так разволновалась, что в нужный момент все забыла. До сих пор удивляюсь, как мне это тогда простили. Наши старшие ребята держали разглаженные галстуки в руках. Пионервожатая Надежда Юрьевна что-то говорила, сияло солнце. Вдруг ливанул дождь, и мы, уже в галстуках, бежали под проливным дождем вниз с горы, гордые, счастливые и абсолютно мокрые.

Я снова была в коллективе со своими любимыми друзьями, и у меня появилась надежда на то, что я буду жить достойной жизнью, и мир будет спасен. Я знала, что весь мир погибнет, а те, кто будет с нами, выживут; что мы построим свой коммунистический мир, где все будут счастливы и здоровы, все будут трудиться, любить и петь. Я часто рисовала эту картину в уме в деталях и подробностях.

Надо же, спустя сорок лет я действительно оказалась именно в таком раю. Но только в Швейцарии и с моей совершенно новой семьей.

Я стала пионером и с гордостью носила свой красный галстук. Мне нравилось гарцевать в красном галстуке по интернату-тюрьме перед мальчишками в одинаковых серых костюмах. Иногда мы стояли на этажах, держа руки в пионерском салюте, а мальчишки в сером дразнили нас и дергали за юбки. Но больше мы с ними никак не пересекались.

Жизнь в тюрьме-интернате была тоскливой и скучной, мы даже не репетировали, а только учились. Правда, у нас стояли железные кровати с панцирными сетками, на которых было весело раскачиваться. А еще общие туалеты с дырками, которые обрабатывали хлоркой, тюремный двор без единого кустика – он весь просматривался из наших окон, – охраняемая проходная и корпус, где нас кормили. Единственная радость – горячий кисель на полдник, потому что он был сладким. И кусочек свежего серого среднеазиатского хлеба к нему.

Однажды папа девочки, которая жила с нами, привез целые «Жигули» арбузов. Открыл машину и сказал, что каждый может взять себе по одному. Вот это был праздник живота! Мы разрезали арбузы пополам и лопали прямо ложкой, но закончилось все чудовищным коллективным поносом и очередями в туалет.

Как-то ночью все выскочили из здания и ждали, пока перестанет трясти: в Душанбе землетрясения – обычное дело.

За эти восемь месяцев в интернате я сдала экзамены за третий класс, за четвертый и половину пятого. Некоторые сдали экзамены сразу за четыре класса.

«Внешние» люди называли нас вундеркиндами.

– Есть злоба?

– Сегодня не было.

– Сейчас проверим. Давай руку на пульс. Сегодня сделаем три точки.

Бабушка поздравила меня со вступлением в пионерскую организацию

27 мая 1984

Анютка! Дорогая моя!

Горячо поздравляю тебя со вступлением в пионерскую организацию. Я мечтаю иметь мужественную, сильную, волевую внучку. Мечтаю прийти с тобой и с ребятами к «Авроре», чтобы этому крейсеру приснились счастливые дети нашей страны. А мы все сделаем, чтобы «Авроре» не только снились здоровые дети, а чтобы ЭТИ дети стояли на палубе легендарного корабля Революции.

Анка! Штудируй учебники, набирайся знаний!!!

Целую крепко и нежно.

Твоя бабушка ДЧ

Бабушкино письмо отсылает к известной песне «Аврора», которую мы исполняли в нашем хоре комсомольско-патриотической песни:

Дремлет притихший северный город,

Низкое небо над головой.

Что тебе снится, крейсер Аврора,

В час, когда солнце встает над Невой?

Вылазки на волю

Сейчас моей дочке пятнадцать, и я часто мысленно примеряю на нее свое детство: смогла бы она вынести такой же образ жизни, как бы она восприняла ту промывку мозгов, которую испытала я. И понимаю: конечно, смогла бы. У детей огромные физические резервы и немалый запас прочности. Конечно, и идеологию бы впитала. Дети впитывают что угодно. Особенно в условиях полного отсутствия диалога и свободного времени, ведь именно когда ребенок ничем не занят и взрослые не ждут от него никаких результатов, он развивает свою фантазию, учится прислушиваться к себе, вести внутренний диалог.

В те годы в коллективе я была полностью лишена такой возможности, хотя и пыталась использовать любой шанс вырваться на свободу.

Мои вылазки на волю были почти криминальными, и я