О Жизни Преизбыточествующей - Николай Арсеньев

Крестная смерть есть высшее проявление бездонной, безмерно изливающейся — даже до самых глубин падения нашего и оставленное нашей  [99], до пропасти смерти — любви Божией  [100]. И Он заполнил пропасть смерти: «Смертию смерть поправ» … Почему это было нужно? Разве не мог человек меньшей ценою быть спасенным? — Но разве можно Любви ставить такой вопрос? В том и любовь Божия, что она не считает, а дает себя безгранично, в том и ее превозмогающая сила. «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши». Как Бог «не мерою дает духа», так не мерою изливается вечный избыток Божественной любви. «Снисхождение к уничиженному есть некий преизбыток», говорит Григорий Нисский («Большое огласительное слово», XXIV) Это есть то, что Апостол Павел называет: «всякое познание превосходящая Любовь Христова» ((την νπερβάλλονσαν τής γνωσεως άγαττην τον Χριστοί — Еф. 3.19). Он увидел нас страдающими и пришел разделить наши страдания. Из Христа сострадающего вырастает осмысление всем нашим страданиям. Для чего же Он это сделал? Чтобы примирить нас с Богом. «Мы посланники от имени Христова», говорит Апостол: «и как бы сам Бог увещевает чрез нас; от имени Христова просим: примиритесь с Богом» (2 Кор. 5. 20)  [101]. Мы отвернулись от Бога. Единственная сила, могущая растопить и согреть наши окаменевшие сердца, есть бесконечная, не знающая границ любовь Божия, выразившаяся в вочеловечении Сына Божия, в Его страдании и смерти ради нас [102].

… «Распятого же за ны при Понтийском Пилате».

Но это — одна сторона искупительного подвига Христова: бесконечная любовь Божия, снизошедшая к нам, бесконечное «снисхождение». Это — сторона Божия в деле искупления, это — Божие дело. Но есть и человеческая сторона, ибо дело искупления есть дело богочеловеческое. Смысл творения в том, чтобы тварь добровольно восходила к Творцу. Нужно было свою волю отдать Богу, чтобы замкнулся круг творения: от Бога опять к Богу. И это должен был сделать человек. Поэтому, Григорий Нисский напр, (и другие отцы), называет человека первосвященником мира. Но человек пал и с тех пор, став своим центром, не мог уже воли своей предать Богу, не мог проявить послушания. И вот, высшее отдание воли своей, совершенное отдание воли Своей Отцу — эту высшую степень религиозного пути, которая была недоступна падшему человеку, не могущему своею силою отказаться от своего греховного «я», от грехов самоутверждения — это высшее отдание Своей воли Отцу совершил человек Иисус Христос, Он же — Сын Божий: «Послушлив быв даже до смерти, смерти же крестной» (Флп. 2. 8). Поэтому, и жертва Его есть жертва благоприятная Отцу: «Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Отцу, в благоухание приятное» (ets οσμήν ευωδίας — Еф. 5, 2).

Это есть то, что обозначается, как примирение Бога с нами. Примирение это — в том, что через послушание Сына Божия стали мы опять способны вступить в общение жизни с Богом. Ибо послушанием Сына Божия и мы стали послушны. Его послушание даже до смерти и есть искупление за грехи наши, жертва умилостивления: «Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1 Ин. 2. 2; ср. 4, 10; Рим. 3. 25; Евр. 2.17).

Ибо без послушания Богу, без отдания воли нашей Богу, без благодатного возрождения нашего как могли бы мы воссоединиться с Богом, т. е. сделаться причастниками Вечной Жизни? Так как, ведь, без Бога мы в смерти. Смерть и страдание и есть отдаление от Бога; это не есть внешнее наказание, это есть состояние оторванности от Бога. Как же мы могли бы воссоединиться с Богом, не будучи послушны Ему, не соединяя с Ним воли своей? Это было бы внешнее соединение, это было бы нарушение Правды Божией, ибо нарушение нашей свободы. Правда Божия требует свободного обращения к себе — через послушание. Всякое насильственное, внешне механическое приведение к Богу есть нарушение Правды Божией. Без внутреннего перелома, без возрождения человек не мог вернуться к Богу. И вместе с тем он не имел уже сил вернуться к Богу. Сие совершил Сын Божий — делом послушания, всей жизни Своей и высшим проявлением послушания, венцом его проявления — крестной смертью Своею. В этом — примирение наше с Богом во Христе («Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения», — 2 Кор. 5. 8).

Оттого, что Его послушание стало нашим послушанием («Как в первом Адаме мы оскорбили Бога, преступив Его заповедь, так во втором Адаме мы примирились, быв послушны даже до смерти», пишет Ириней Лионский  [103]); оттого, что Его праведность стала нашей праведностью. В этом — мистическая сторона нашего искупления. Мы стали «членами тела Его, от плоти Его и от костей Его». Он — Лоза, а мы — ветви. Он живет в нас: «Христос — жизнь ваша»; «живу уже не я, но живет во мне Христос». Ибо жизнь наша есть непрерывное участие в кресте Его и в прославленной жизни Его: «Всегда носим мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей». Наши страдания суть участие в Его страданиях.

Итак, чтобы еще раз вернуться к сказанному: две стороны в деле искупления открываются нашему взору; обе эти стороны — одно, нерасторжимо слиты друг с другом, — один органический Богочеловеческий процесс, как и в самом Сыне Божием неразрывно и неслиянно соединены два естества — божественное и человеческое  [104].

Но ставится еще весьма существенный вопрос: почему не только должны были мы покориться Богу, но и пострадать (ибо мы должны были пострадать) , и почему Христос пострадал не только ради нас, но и за нас (т. е. вместо нас)? Он отдал Душу СВОЮ «ВО искупление за многих» (λντρον αντί πολλών — Мф. 20. 28; Мк. 10. 45). И еще: «Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, язвами Его мы исцелели» (Ис. 53). Разве недостаточно было быть послушным? Или, может быть, страдание есть только способ проявления послушания? [105].

Для нас страдание есть вместе с тем и необходимый путь к Богу. Только тесные врата ведут к Богу, только путь несения креста («если кто хочет за Мной идти, да отвергнется себя и да возьмет крест Свой и идет за Мною: ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее»), только отречение от себя. Без креста мы не можем придти к Жизни. Ибо страдание есть необходимое целебное средство для извращенного человека  [106].

Не внешне какое–либо страдание само по себе, в смысле внешнего какого–либо воздействия; ибо страданием является для нас самый процесс отрыва от своей самоустремленности, от своего ветхого «я» и обращение к Богу. Разрыв с этим прошлым, с этим основным состоянием нашим есть страдание. Распятие ветхого человека, совлечение его, то, что Апостол изображает нам следующими словами: «Я каждый день умираю». Внешние страдания суть лишь вспомогательные способы совлачения этого ветхого человека, — ибо только в этом весь смысл, в этом вся цель и страдания и аскезы, и это есть величайшее страдание. И без этого страдания, без совлачения ветхого человека, нельзя было придти к Богу. Но мы были неспособны подъять на себя это страдание. Через Крест Христов становимся мы, однако, способны подъять на себя страдание, участвуя в Кресте Христа, сраспинаясь с Ним, — в этом искупительная для нас — не в субъективном каком–либо, а в самом объективном, в самом решительном и справедливом смысле, — сила Его страдания. Без Его распятия смогли ли бы мы подъять страдания распятия и совлачения ветхого человека? Апостол так говорит об этом: «Бедный я человек. Кто избавит меня от сего тела смерти?» Поэтому, «благодарю Бога моего Иисусом Христом Господом нашим». Ибо «как Закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной за грех, и осудил грех во плоти» (Рим. 7. 24, 25; 8. 3). И «мы знаем, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху. Ибо умерший освободился от греха. Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 6. 6–11).

Сие есть «искупление наше кровию Его» (Еф. 1. 7; Кол. 1.14). Сия есть животворящая тайна Креста Господня. Именно: тайна Божия во Христе Иисусе, тайна искупления нашего Крестом Его («Крест Христов превыше всякого слова!» восклицает Григорий Богослов), тайна премудрости Божией («домостроительства» Божия — η οικονομία τον θεον [107] всякое познание превозмогающая любовь Христова, открывшаяся в кресте смерти: «Любовь Христова объемлет нас (ή yap ауаπη τον Χρίστον συνέχει ημάτ) рассуждающих так: если Один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5.14–15).