Двое против ста - Сергей Алтынов

– «Арморшилд», – вслух отметил Феоктистов.

– Что? – переспросил генерал.

– Броня ГПВ 25 производства «Арморшилд», – пояснил Валерий не сведущему во всех тонкостях экипировки Прохорову.

– Вторую карточку посмотри внимательно.

На второй фотографии Лена была не одна. Она весело, по-приятельски беседовала о чем-то с такой же светловолосой и не очень высокой женщиной. Та была чуть постарше Лены, на фотографии казалась ее старшей сестрой. При этом обе они были одеты в спецназовский камуфляж, у Лены на поясе имелась пистолетная кобура. Лицо второй женщины было не очень хорошо видно, тем не менее Валерий почти сразу узнал ее.

– Милда Страумане? – посмотрев на Прохорова и с трудом сдерживая волнение, спросил Ротмистр.

Сократ Иванович молча кивнул. О чем говорить дальше, Феоктистов не знал. Милда Страумане, террористка, застреленная во время операции в «Норд-Осте». В прошлом наемница, воевавшая против российских войск в Чечне. За ней подразделение Феоктистова охотилось еще восемь лет назад. Именно она, будучи профессиональным снайпером, уничтожила командира группы майора Сурикова, друга Ротмистра, вместе с которым они штурмовали авиалайнер. В Чечне с ней посчитаться не удалось, однако в «Норд-Осте» спецназовская пуля достала «неуловимую латышку».

– Тюрина Елена Григорьевна, – Сократ Иванович положил палец на фотографии, точно призывал к дополнительному вниманию. – Профессиональная террористка, прошедшая специальную диверсионную подготовку. Во время второй чеченской войны в качестве наемницы сражалась на стороне чеченских боевиков. Состояла в диверсионном отряде.

– Еще доказательства есть? – спросил Феоктистов.

– Есть. Смотри!

Прохоров нажал на пульте кнопку включения, и экран стоявшего в кабинете телевизора озарился бледно-голубым сиянием. Послышался женский смех, изображение стало резче. И Феоктистов увидел следующее. Связанный по рукам и ногам человек был прислонен к толстому древесному стволу. Его лицо было небритым и перекошенным от ужаса. Сложно было определить, кто он – русский или чеченец. Выпачканный грязью камуфляж без знаков различия и шевронов также не давал такой возможности.

– Пощекочи ему уши! – послышался женский голос.

Спустя секунду прозвучал негромкий, похожий на удар бича выстрел. Небритое лицо пленника передернулось, несмотря на плохое качество записи, было видно, как оно заблестело от испарины.

– Его можно использовать в качестве куклы[15] , – произнес тот же самый женский голос.

Феоктистов уловил на сей раз явный прибалтийский акцент. Стало быть, госпожа Страумане.

– Сможешь от пояса? – спросил второй голос, также принадлежавший женщине.

Кажется, испарина выступила и на лице подполковника Феоктистова. Второй голос, без всяких сомнений, принадлежал Лене. И тут же вновь ударил бич, а над головой пленного посыпалась кора.

– Лихо! – аж присвистнула Страумане. – А если отойти шагов на двадцать?

– Есть риск разнести ему башку, и тогда он точно ничего не расскажет, – весело ответил голос Лены.

– Слышишь, ты? – чуть повысив голос, Страумане явно обращалась к пленнику. – Мы с подругой будем упражняться в стрельбе до тех пор, пока не оставим тебя без головы. Ничего не хочешь нам сказать?

Пленный молчал. И вновь послышались хлопки бича. Камера наконец поменяла ракурс обзора, и перед Валерием предстали обе любительницы практической стрельбы. Покойная ныне (Феоктистов сам стоял в двух шагах от ее остывшего тела) Милда Страумане и невысокая, с короткой, но изящной прической женщина, которую Валерий знал как Лену Тюрину. Страумане, точно ковбой из дешевого вестерна, крутила пистолет на пальце и, почти не целясь, периодически стреляла в сторону привязанного к дереву человека... Между тем изображение стало темнеть, послышались какие-то явно технические звуки и помехи, затем экран погас.

– Этот человек – сотрудник Северо-Кавказского РУБОПа. Его судьба неизвестна до сих пор, – прокомментировал увиденное генерал Прохоров. – Можно было бы расспросить о нем твою попутчицу. Оригинальным способом она развязывает языки пленным!

– Откуда запись? – спросил Феоктистов.

– На их базе был наш агент, который специально фиксировал на миниатюрную видеокамеру главных бойцов диверсионного подразделения... Он потом погиб, но кое-что успел нам передать.

– Почему тогда она не в розыске?

– Теперь будет в розыске. У нас были сведения, что она погибла... Вообще, ее след с тех пор пропал. – Прохоров кивнул в сторону экрана. – Это убийца, циничная, прекрасно подготовленная профессионалка. Ее интересуют даже не столько деньги, сколько сам процесс. На ней кровь наших солдат и офицеров... Ты ничего не хочешь мне сказать?

М-да, даже для опытного офицера спецназа ФСБ вопрос был не из легких. Все смешалось – выстрелы, женщины в камуфляже без опознавательных знаков, отравленные туфли... И тут, точно флэш-вспышка, в сознании Феоктистова пронеслось уже ставшее нарицательным название мюзикла. «Норд-Ост»! Неужели?! Да, именно там мелькнуло и исчезло ее лицо. Он, Феоктистов, кажется, оказал ей помощь, приняв за заложницу... Или он что-то путает? У него недостаточно хорошая память на лица... Выходит, она была в числе тех немногих террористов, кому удалось покинуть театральный комплекс. И тогда получается...

Получается, что все это ПРАВДА?! Смонтировать «фальшивку» за столь короткое время невозможно. Самое сложное – подделать голос, а насчет него у Феоктистова не было ни малейших сомнений...

Что теперь делать ему, Ротмистру?

– Я слушаю, Валера, – вежливо вернул Феоктистова к реальности Сократ Иванович.

– Нечего мне вам сказать, – ответил Феоктистов. – Считаете нужным арестовать, арестовывайте. Если нет, то я поеду домой.

– Поезжай, – неожиданно легко согласился Прохоров.

– Сократ Иванович, – уже подойдя к выходу, вдруг обратился к генералу Валерий. – Когда люди крадут чужую обувь, они ворами называются или фетишистами?

Феоктистов не мог покинуть кабинет генерала, не задав ему подобного вопроса. И двигал Ротмистром сейчас не столько разум, сколько годами выработанная оперативная интуиция.

– Вот, значит, как, – с заметной грустью произнес Сократ Иванович. – Обувь, говоришь? Тебе, Валерий Викторович, и в самом деле нужно отдохнуть.

Феоктистов сел в свой «Опель», достал мобильник, чтобы связаться с Леной. И тут перед ним возникла фигура начальника штаба Елизаветина. Того тоже каким то ветром занесло в управление.

– До метро не подбросишь? – спросил не очень-то любезным тоном Елизаветин.

– Садись, – отозвался Феоктистов.

Подполковник Сергей Елизаветин принял должность начальника штаба после уволившегося по возрасту пятидесятитрехлетнего полковника Николаева, участвовавшего еще в штурме дворца Амина. После тяжелого ранения на иную должность, кроме штабной, Елизаветин не годился. Он вообще сильно изменился, выйдя из госпиталя. Ранее охотно поддерживавший шутейные беседы, начштаба стал неразговорчивым и замкнутым. Если раньше он вместе со Славой Данилиным и Феоктистовым любил побренчать на гитаре, то теперь Елизаветин точно оглох. Музыка, радио, телевизор раздражали его, и он с трудом скрывал это. Единственное, что иногда слушал Сергей Аркадьевич, были песни в исполнении его любимой певицы Анны Герман. Физические и боевые нормативы Елизаветин теперь не сдавал. Возглавить штурмовую группу ему уже не было суждено никогда. В его работу входили исключительно тактико-плановые задачи. Он часами просиживал у компьютера, моделируя самые невероятные ситуации, которые могли возникнуть при выполнении контртеррористической операции.

До метро ехали молча.

– Слушай, Сергей Аркадьевич, – первым прервал молчание Феоктистов, затормозив у подземного перехода, ведущего к станции. – Поговорить с тобой хочу.

– Ну? – После возвращения из госпиталя Елизаветин общался со всеми такими вот короткими, не располагающими к длительной беседе фразами.

Внешне тридцатидевятилетний Елизаветин совсем не походил на офицера группы «А», да и вообще на военнослужащего. Не слишком высокий, худощавый, тонкокостный. Когда-то боксер в весе пера... Но теперь это в далеком прошлом. Лицо худое, с не слишком правильными чертами и большими задумчивыми глазами. Прическа неуставная, совсем не офицерская, точно у богемного деятеля искусства... Во время той злополучной операции один из подчиненных Елизаветина, молодой прапорщик, на какой-то момент утратил бдительность, и один из уже обезвреженных боевиков сумел завладеть его автоматом и открыл огонь. Двое бойцов погибли, Елизаветин чудом выжил после нескольких ранений. Погибшего прапорщика-неумеху посмертно порочить не стал. Как командир взял всю вину на себя. Прапорщика и второго погибшего представили к ордену Мужества... Именно этот человек оказался сейчас рядом с Феоктистовым. Оказался именно тогда, когда Валерию нужен был тот, в ком он уверен как в самом себе. И Ротмистр начал свой рассказ, стараясь при этом говорить коротко и по существу. Многословия Елизаветин не переносил.