Цеховик. Книга 2. Движение к цели - Дмитрий Ромов

— Разговаривал-разговаривал, — бурчит он и критически меня осматривает.

Кажется, он остаётся не слишком довольным, тем что видит.

— Что с рукой? — указывает тренер на перебинтованную правую кисть.

Мама постаралась и превратила мою руку в настоящую колотушку, намотав не меньше двух мотков бинта. С такой палицей можно смело на Соловья-разбойника идти.

— Ерунда, — задорно отвечаю я, — бандитская пуля.

— Шутник что ли? — недовольно спрашивает он. — Видали, ребята? Шутник пожаловал. И что, соперника побасёнками будешь побеждать?

Ребята — это человек десять крепких парней в шортах, курках с поясами и борцовках. Они разминаются перед тренировкой и весело гогочут над словами тренера, выказывая ему безоговорочное одобрение.

— Иди, переодевайся, — командует Скачков. — Знаешь, где раздевалка?

— Нет, — отвечаю я. — Я ведь первый раз здесь сегодня.

— Первый раз, а уже туда же, в самбо. Знаешь что такое самбо? Искусство, да? А может, умение? Или как там, мастерство? Заруби себе на носу, самбо — это, прежде всего, железная дисциплина. Железная! Понял? Дисциплина и самоотречение ради поставленной цели. Не слышу! Понял?!

— Понял, конечно, — отвечаю я.

— Конечно, — карикатурно передразнивает меня он и все присутствующие начинаю ржать. — Запомни, ещё раз опоздаешь, вылетишь отсюда, как нехрен-нахрен.

— Так я же не опоздал, — удивляюсь я.

— Серьёзно? — притворно-ласково спрашивает он. — А ты не видишь, что все уже переоделись и начали работать? Это что, обман зрения по-твоему? Миражи и привидения? Приходить надо за полчаса до начала тренировки. Переодеваться и мчаться в зал. Каждая минута, что вы здесь проводите на вес золота. Вот и цените это. Потому что, кто этого не понимает, тот идёт далеко и не возвращается. Вопросы есть?

Есть, конечно. Главный вопрос, где таких мудил берут. Но его я вслух не задаю, а спрашиваю вместо этого про другое:

— А где всё-таки раздевалка находится, Виталий Тимурович?

— Твою мать, — сокрушается он. — В Караганде!

Раздевалку мне приходится искать без его помощи. Это он так типа к самостоятельности меня приучает? Ну-ну.

Где раздеться я, конечно же, нахожу, но трачу на поиски лишних минут пять и когда возвращаюсь в зал, вижу что тренировка уже началась.

— Я направляю сюда руку внутрь и головой ухожу под мышку. Вот сюда вот, — говорит Скачков и, поднырнув под руку самого крепкого парняги, бросает его через себя, придавливая спиной к мату.

Проделав это, он быстро поднимается.

— Это мы с вами отрабатывали в прошлом месяце. Иди сюда, ещё раз повто…

В этот момент он замечает меня и обрывает фразу не договорив.

— Это что такое? — одновременно удивлённо и недовольно спрашивает он. — Это что за пугало заявилось? Брагин, это что за вид такой?

— Форму не успел приобрести, Виталий Тимурович, — спокойно отвечаю я. — Подумал, что для пробного занятия подойдёт и обычная спортивная форма с физкультуры.

— Ты подумал? — спрашивает он. — А у тебя есть чем? И что значит для пробного занятия? Ты что, не решил ещё надо тебе или не надо и решил попробовать? Тебе здесь что? Бирюльки что ли?

Пацанов происходящее ужасно веселит.

— Нет, я подумал, — говорю я, — что это вы решите меня попробовать.

— Да чё здесь пробовать? — надменно и насмешливо бросает чувак, которого только что кидал тренер.

— Ну давай, — вздыхает Скачков, — попробуем. Трошкин, покажи этому глисту пару захватов и бросков.

Не такой уж я и глист, если честно, но он решает для начала подмять меня психологически. Ну давай, попытайся.

Тренер отходит в сторону, а я выхожу на центр ковра к снисходительно улыбающемуся Трошкину. Он встаёт напротив меня и уперев руки в бока тихо, чтобы было слышно только мне, тихонько говорит:

— Готовься сдохнуть, дистрофан. Я тебя сейчас у*бу. Поал? Нахрена ты сюда припёрся, придурок? — подзадоривает он сам себя. — Ты же ноль, чмо. Я тебя соплёй перешибу. Чё ты вырядился, как баба?

Устав слушать его словесные излияния, я просто вытягиваю руку и, схватив за нижнюю губу большим и указательным пальцами, начинаю её сжимать. Это больно и обескураживающе, я знаю. От неожиданности Трошкин раскрывает глаза и из них выкатываются две бриллиантовые слезинки.

Быстро насладившись его поражением и не давая ему опомниться, я провожу бросок задней подножкой, толкая его в подбородок забинтованной рукой и имитируя, что направляю головой в пол.

— Брагин! — орёт Скачков. — Прекратить! Твою мать! Ты что творишь?!

Он подлетает ко мне и оттаскивает от Трошкина.

— Это что сейчас было?! Да я тебя сейчас! А ну!!!

8. Широкие интересы

— Трошкин! — волнуется Скачков. — Ты там живой?

— Да чего ему будет? — удивляюсь я. — Я ж его головой в пол не двинул. Просто показал, как можно. Ну, и чтоб он языком не молол. Язык самбиста не помело ведь. Или я не прав?

Трошкин поднимается и выглядит уже не таким самоуверенным, как минуту назад. На меня не смотрит.

— Так, а ну-ка иди сюда, — хватает меня тренер под локоть. — Работайте, хлопцы, работайте, не стойте, как истуканы.

Он оттаскивает меня в сторонку.

— Брагин, — говорит он тихо, — Ты охренел? Так нельзя! Какого хрена, вообще! Если знаешь боевые приёмы, не смей применять их к тем, кто не знает. Это оружие. Это не хохма тебе!

— Виталий Тимурович, можно сказать?

Он замолкает и смотрит на меня в упор.

— Я знаю, что это оружие. И я его к вашему Трошкину не применял. Просто сделал бросок. Риска для его здоровья не было никакого. Но за языком он теперь, возможно, будет лучше следить, и научится тому, что недооценивать противника нельзя. Но я прошу прощения, что не сдержался. Тренер здесь вы, а не я, и поступать так было глупо. Извините. Могу и перед Трошкиным извиниться.

— Всё сказал? — спрашивает Скачков.

— Нет. Я отца просил поговорить, чтобы вы разрешили мне тренироваться с курсантами. Потому что я спортивное самбо вообще не знаю, да мне и не надо. Я боевым занимался и хотел бы продолжать.

— Серьёзно? — кривится он. — Занимался ты? И где, можно уточнить?

— Знакомый