Цеховик. Книга 2. Движение к цели - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лентяй и прогульщик, — прищуривается она. — А куда это ты намылился?
— У меня поручение от горкома ВЛКСМ, — импровизирую я. — Нужно ветерана посетить.
— Врун, — не принимает она эту версию. — Я тогда с тобой пойду.
— Нельзя, туда только членам бюро можно, он секретной информацией делиться будет, — смеюсь я. — Пиво только членам профсоюза.
— К Бондаренке небось побежал? — для проформы спрашивает она, зная, что это не так.
Надеюсь, что зная…
— Наташ, слушай, ну правда. Мне с пацанами нужно поговорить. Я недолго. Как вернусь, сразу тебе позвоню, ладно? Через часик. Самое позднее, через пару.
— Эх ты, математик, — расстроенно вздыхает она.
— Натусь, ну не переживай. Жили же люди без алгебры тысячи лет.
— Знаешь что! — вскидывается она.
— Ладно, я поскакал. Я этот прогул отработаю. На «Синьора Робинзона» тебя свожу и на «Укрощение строптивого», когда его показывать будут.
— Так легко не отделаешься, — отвечает она, чуть смягчаясь, и я убегаю.
Пока бегу, думаю, что надо бы ей что-нибудь хорошее на восьмое марта подарить. Что только? И маме. И Таньке, давно её не видел уже. И Любе, и Зине, и Ире, и даже Лидке. Не дофига ли баб вокруг меня?
В баре нынче народу немного. Наверное, ещё рано, попозже придут. Альберт с равнодушным видом мне кивает и углубляется в свои записи. Рядом с ним на стойке я вижу самодельную грифельную доску. Молодцы, делают, что умные люди советуют. Я заглядываю за ширму. Букмекеры на месте.
— Здорово, ребята, — приветствую я их, усаживаясь за стол. — Ну, как вы тут?
Они не отвечают.
— Смотрите, что я вам принёс.
Я вынимаю из кармана десять красненьких десяток и кладу перед ними.
— Доставайте свою амбарную книгу и пишите. Принято от Егора Брагина сто рублей на товарищеский матч сборных СССР и США, Нью-Йорк, девятое февраля тысяча девятьсот восьмидесятого года. Ставка на счёт. Десять три в пользу СССР. Давайте расписку. Ещё ставки есть на игру?
— Мы пока не принимали, — отвечает обалдевший Каха. — Ты точно шизу не поймал такие бабки ставить?
— Это я делаю для раскрутки вашего бизнеса. Чтобы люди видели, что банк непустой и несли свои денежки. Понимаете?
— Но если проиграешь, деньги не возвращаются, — уточняет Рыжий.
— Естественно. Я нахожусь в трезвом уме и при памяти. Не забудьте пул на доске указать, чтобы сумма выигрыша людей манила и им хотелось наложить на неё руки.
— Точно стольник? — уточняет Каха. — Обратно дороги нет.
— Чё ты его отговариваешь? — говорит Рыжий. — Пиши расписку и привет.
— А ты алчный, — с усмешкой заявляю ему я. — А алчность до добра не доводит. Это я так, на всякий случай уточняю.
Через пару минут я получаю бумажку с подтверждением.
— Вот и хорошо, вот и ладненько. Всё, я пошёл.
— А чего с рукой-то? — интересуется Каховский.
— Бандитская пуля, — отвечаю я. — Да, кстати, Рыжий, подробности сообщить не могу, но лучше не говори Киргизу, что это ты дал мне его адрес.
— Почему? — настораживается он.
— Ни к чему. Тебе же лучше. Правда, не советую.
Сказав это, я встаю и двигаю на выход. Но, начав спускаться с крылечка, останавливаюсь, потому что замечаю, как напротив, сразу за остановкой паркуются знакомы белые «Жигули». Открывается водительская дверь и из неё выходит незнакомый чернявый парень. Он обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Наклоняется и помогает пассажиру выбраться.
Пассажир ступает на одну ногу, обхватывая шею чернявого водителя. Как раненый боец. Вторая нога у него забинтована. Он поднимает голову и мы встречаемся взглядами. Это Киргиз.
9. Верным курсом идёте, товарищи!
Надо отметить, самообладание у Киргиза отменное и если бы не лёгкий отблеск жёлтого пламени, которое я уже видел в его глазах, я бы и не заметил его внутренней ярости. Пламя гиены, почти геенна огненная. Лёгкий и мимолётный отблеск. Только теперь я понимаю, насколько опасного нажил врага.
Он не останавливается на мне взглядом, просто скользит как по пустому месту, но я представляю, какие бури сейчас бушуют в его груди. Думаю, меньше всего на свете, он хотел бы, чтобы я видел его в этом беспомощном состоянии и то, как он прыгает по ступеням, обнимая чернявого мужика, не в силах наступить на ногу, истерзанную Раджой.
Ну что же, он сам вступил на путь войны. Просто будем готовы. Как «пионэры»… Я отворачиваюсь и внезапно широко улыбаюсь. Надеюсь, этого он не видит. Я смеюсь не над ним. Просто представляю, какой милый разговор ждёт сейчас Рыжего и Каху.
На следующий день после уроков меня выцепляет Крикунов и тащит на комитет комсомола. Знает, что сам я сюда не приду. Одни заседания, жить некогда. Но и потом всё не заканчивается. Он не выпускает меня из своих когтей, пока не выпытывает все подробности о моём внедрении в горком и персонально о Новицкой. Чувствую, именно из-за неё он и оказался в нашей школе. Своеобразная казнь любовника, по аналогии с легендами о Клеопатре.
После этого я иду на остановку трамвая и встречаю там Юлю Бондаренко. Всё-таки в постоянстве рутинных событий скрывается сила дающая нам уверенность в завтрашнем дне. Я еду на Южный, в гастроном «Русское поле» и с удивлением понимаю, что соскучился.
— Пришёл-таки, — приветствует меня Зина. — Изменщик! А обещал жениться. Где пропадал?
— Зинаида, не поверишь, только о тебе и думал всё это время, — смеюсь я.
— Иди уже, сейчас покушать тебе сготовлю.
Я захожу к Гусыниной.
— Егорка! — приветствует меня она. — А я уж думала всё, не придёшь. Садись.
Я присаживаюсь на стул рядом с её столом.
— Юрка сказал, что ты увольняешься. Ох уж мы с девками горевали. Ну, рассказывай, как дела, что нового.
— Да, тёть Люб, увольняюсь. Сейчас времени не будет совсем. Ефим ваш меня в горком комсомола запихнул, а ещё тренировки начинаю, учёба опять же. Хотя, и учиться-то некогда.
— Зина! — вдруг громко кричит тётя Люба со своего места, что,
