Все проклятые королевы - Паула Гальего

— Наконец-то, — выдохнула воительница.

Мы сразу двинулись за ним, спускаясь по тропе, что слегка углублялась между деревьями.

Внезапно мы оказались на участке, где землю покрывали каменные ступени. Мох полностью овладел их углами. Цветов не было, только деревья, что склонились над нами, скрывая горизонт.

Мы продолжали спускаться по лестнице, следуя по каменному пути, пока у меня не появилось тяжелое предчувствие, осознавая, что остальные чувствовали то же.

— Мы спускаемся слишком долго?

Вопрос был адресован Фолке, опытному следопыту, но он не ответил. Лишь ускорил шаг, словно мои слова подстегнули его.

Кириан бросил на меня осторожный взгляд, ясно показывая, что он думает так же.

Если мы так долго спускаемся, значит, раньше, двигаясь по галереям, мы поднимались. И поднимались мы довольно высоко.

— Фолке! — окликнул его Кириан, но тот не отреагировал. — Фолке! — повторил он, голосом, полным напряжения.

Следопыт остановился в нескольких метрах от нас, на лестнице, обрамлённой низкими ветвями деревьев. Они образовывали зловещий коридор в тёмном лесу. Однако он остановился не из-за голоса Кириана.

Двое мужчин преградили ему путь.

Реакция остальных была одинаковой, но только не у Фолке. Кириан мгновенно потянулся к мечу, воительница Волков выхватила своё оружие с яростным блеском в глазах, а следопыт обнажил два длинные кинжалы, готовясь к бою.

Я тоже потянулась к рукояти меча, сомневаясь, позволят ли мои раны его поднять, и, не будучи уверенной, скользнул пальцами к ножу, что висел у меня на поясе. Лучше быть готовой.

Однако мужчины перед нами, похоже, не были вооружены.

Фолке, вероятно, тоже заметил это, потому что не стал готовиться к атаке. Он просто стоял неподвижно, словно застыв, пока двое новоприбывших оценивающе разглядывали его.

Оба были высокими — гораздо выше, чем Кириан. Один из них был блондином с длинными распущенными волосами, которые нежно касались его бронзовых плеч. Другой, рыжий, с волосами чуть короче, аккуратно уложенные вокруг лица.

И их лица… Они были невероятно красивыми. Настолько, что казались неестественными. Квадратная челюсть, прямой аристократичный нос, скулы, будто вырезанные из мрамора… Эти лица завораживали и пугали одновременно.

— Давненько вы не заходили сюда, — протянул блондин. Его голос… Он был и даром, и проклятием: холодными осколками льда, скрежетом стекла, раскалённым железом.

Меня охватила дрожь, но я не могла отвести взгляд.

— Скажи, что скрывается внутри тебя, — шепчет другой, рыжий, приближаясь к нему. — Ах, уже вижу… — Его слова струятся, как бархат.

Как только он это произносит, из его горла вырывается звенящий смех, а затем он делает шаг вперёд, потом ещё, и мы видим, как его внушительный рост становится ещё больше, как его плечи изгибаются, а рубашка исчезает. Мощные мускулы превращаются в груду голой, уродливой, но всё ещё сильной плоти, приобретая неестественные, зверинные формы. Его тело извивается, ноги удлиняются и становятся тоньше, кожа приобретает болезненно-зелёный оттенок.

Прекрасные черты исчезают, уступая место лицу с глазами без век, круглыми, как монеты, с крошечными зрачками в глубоких впадинах. Нос исчезает, рот растягивается в чудовищной усмешке, полной неровных, острых и искривлённых зубов, словно я проваливаюсь в кошмар.

Существо возвышается над следопытом, но тот не кричит, пока чудовище не хватается за его голову своей костлявой рукой с длинными, острыми когтями на кончиках пальцев. Лишь тогда он кричит, и его крик становится ещё громче, когда эта рука поднимает его за голову, словно он ничего не весит.

Фолке начинает биться в её хватке, и эти вопли пронзают меня насквозь, затрагивая что-то глубоко во мне, что-то первобытное, что шепчет: «Беги, беги, беги…» Но всё моё тело парализовано, и я не могу сделать ничего, кроме как смотреть, как его поднимают, подводят к этой ухмыляющейся пасти, и начинают сжимать.

Хруст.

Я слышу треск, ужасный звук ломаемого черепа, но чудовище не останавливается. Оно продолжает давить, одной когтистой лапой, улыбаясь, изучая выражение ужаса, мелькающее между пальцами, пока, наконец, с последним хрустом Фолке замолкает, и его голова раздавливается, словно перезрелый фрукт.

Череп трескается, разрывается и полностью разрушается, превращаясь в кровавую массу, которая стекает между пальцев существа, пока оно не разжимает руку, и остальное тело не падает на пол.

— Что произошло? — шипит оно, пристально глядя на труп.

— Придурок, — рычит второй… нет, не человек, но существо, всё ещё сохраняющее облик человека. — Ты его убил. Смертные такие хрупкие.

Внезапно оба поднимают головы в нашу сторону. Движение быстрое, звериное: глаза распахнуты, тела напряжены.

Солдат издаёт удушливый звук.

И тогда я понимаю.

Он пошевелился, выдал себя — и они выбрали новую жертву.

— Этот мой, — мурлычет существо, чья красота кажется невозможной, делая шаг к нам, а потом ещё один. — Скажи мне, какие ужасы скрываются внутри тебя?

Его полные губы изгибаются в улыбке, которая за одно мгновение начинает меняться.

— То, что ты видел, достаточно тебя напугало, не так ли? — Его голос мягкий, как приторный мёд. Его улыбка неестественно искривляется вверх. — О, но в этой вкусной душе есть столько боли, гораздо больше боли…

Он делает шаг вверх по лестнице, затем ещё один. С каждым шагом он становится больше: плечи, ноги, торс… А улыбка, та самая улыбка, так похожая на улыбку другого существа, продолжает растягиваться, пока уголки его рта не разрываются, и из ран не начинает сочиться кровь.

Его шея выгибается под странным углом, руки увеличиваются до чудовищных размеров, а колени становятся острыми, костлявыми. Он приближается, шаг за шагом…

— Я вырву твои глаза… и съем их, пока ты будешь жив, — прошептал он, продолжая приближаться.

— Беги! — прохрипел Кириан.

Я была настолько потрясена, что не сразу поняла, чей это голос, шепчущий вновь:

— Беги.

Я обернулась к Кириану, но он на меня не смотрел. Его взгляд был прикован к чудовищу. Его меч уже покинул ножны, пальцы впивались в рукоять, словно она была последней опорой перед лицом приближающегося кошмара.

— Одeтт, — его голос был почти не слышен, словно слабый шелест листвы. — Беги.

И только тогда я смогла пошевелиться.

Я бросилась вверх по лестнице, молясь, чтобы не поскользнуться на мхе, покрывавшем старые камни. Деревья, стоявшие вдоль тропы, теперь казались чудовищами, склонившимися надо мной, их густые ветви угрожали задушить меня в своих объятиях, словно сжимающаяся тьма.

Все рассказы о Проклятой оказались правдой. Фолке был прав… А теперь его больше нет. Меня затошнило от одной этой мысли.

Что это были за существа? Их облик был человеческим, даже голос и слова. Но под этим маскарадом пряталось что-то невообразимо тёмное, извращённое и жестокое. Эта тьма