Все проклятые королевы - Паула Гальего

всем, кто, кажется, забыл о моём присутствии. — Её жизнь на первом месте. Запомните это.

Я слышу несколько приглушённых ответов, вижу кивки. Одетта поднимает подбородок и отворачивает голову, явно раздражённая.

Мне всё равно. Я знаю, что она думает, но если единственная цена за то, чтобы все поняли важность её защиты, — это обида, я готов заплатить.

Дерик, стоящий немного впереди, оборачивается, чтобы взглянуть на нас за мгновение до того, как Нирида отдаёт приказ двигаться. На этот раз он обходит стороной комментарии, просто передавая командам указания командира.

Мы не спешиваемся, пока не достигаем подножия Проклятой горы.

— Мы не будем останавливаться, но пройдём осторожно, — говорит Нирида всем, возглавляя колонну. — Пещеры опасны, там много тоннелей, и легко потеряться. Не отходите. Не задерживайтесь. Не пытайтесь срезать путь. — Она делает паузу. — Не будьте идиотами.

Раздаются сдержанные смешки.

Дерик повторяет приказ более кратко. В молчании мы выстраиваемся в колонну, готовясь войти в туннель.

Пещера, погружённая в темноту, приносит с собой холодный шёпот призрачного ветра. Цикады поют всё громче, и звуки усиливаются, отражаясь от каменных стен.

— Это Фолке, — объявляет Нирида. — Он страж Проклятой горы и будет нашим проводником. Слушайтесь его. Не теряйте его из виду.

— Вы будете входить парами, — добавляет он, повышая голос, чтобы его услышали даже в последних рядах. — Перед тем, как войти, старейшины деревни проведут обряд очищения. Поблагодарите их и следуйте за мной.

Нирида и Фолке первыми входят в пещеру. По обе стороны от входа стоят двое старейшин, мужчина и женщина, с небольшими чашами, в которых что-то, что я отсюда не могу разобрать. Они опускают в них пальцы, разбрызгивают содержимое и читают молитвы на языке магии, прежде чем пропустить их внутрь.

Темнота, несмотря на зажжённые внутри фонари, напоминает огромную пасть, которая проглатывает нас по двое.

Подойдя ближе, я понимаю, что в чашах соль, смешанная с травами и растениями.

Мы с Одеттой склоняем головы и шёпотом благодарим старейшин за защиту, прежде чем погружаемся в молчаливую темноту.

Никто не осмеливается говорить. В течение нескольких метров вся колонна движется в полной темноте, изредка разрываемой оранжевыми бликами фонарей, которые держат солдаты. Так продолжается, пока Фолке не поднимает голос, объявляя, что здесь путь безопаснее, и позволяет нам снова сесть на лошадей. Все подчиняются.

Мы не останавливаемся весь день, даже на еду. Перекусываем прямо на лошадях, в тех местах, которые Фолке считает безопасными. Галереи кажутся бесконечными, огромным коридором, где можно легко заблудиться без карт. Но проводнику они не нужны, и это немного тревожит меня: мы полностью зависим от его слова, чтобы добраться до другой стороны.

Мы снова спешиваемся, когда проходим мимо обрыва — узкого ущелья с вертикальным падением, которое теряется в абсолютной пустоте. Единственный звук в пещере — наши шаги и лёгкое постукивание камешков, которые осыпаются под нашими ногами и исчезают в бездне.

Я занимаюсь перевязкой ран, тоже не останавливаясь. Исполняю указания деревенских врачей, снимаю китель и расстёгиваю жилет, а затем рубашку, чтобы получить доступ к ране.

Рана пересекает мою грудь по диагонали, разрывая нижнюю часть татуировки, где сплетённые цветочные узоры и племенные мотивы окружают рычащего волка. Если бы воин, поразивший меня, был чуть сильнее, его клинок прошёл бы глубже, и рана оказалась бы смертельной. Мне повезло, что я не истёк кровью до того, как меня нашли и доставили во дворец.

Всё, что произошло после, включая встречу с Одеттой, тоже помогло… хотя я до сих пор не понимаю, как именно. И у меня такое чувство, что она тоже.

Я замечаю, что она смотрит на меня украдкой, но сразу отводит взгляд, когда ловит мой.

— Всё лучше, — говорю я в темноте. Последний солдат с фонарём находится на приличном расстоянии, и я едва различаю её силуэт в полумраке. — После той ночи, после кошмара… всё зажило быстрее.

Одетта отводит взгляд и смотрит вперёд.

Я не отступаю.

— Это произошло после того, как ты прикоснулась ко мне.

Она резко поворачивается ко мне. В её взгляде читается недвусмысленное предупреждение.

— Я не существо, как думает Нирида. Я не разбивала фонари и не залечивала твои раны.

Я пожимаю плечами.

— Я просто говорю, что в тот момент, как ты прикоснулась ко мне, боль ушла, а раны, которые были открытыми, почти полностью зажили.

Одетта не отвечает. Через несколько секунд я сдаюсь.

— Как твои? — осмеливаюсь спросить.

— Не такие серьёзные, как у тебя, — отвечает она, смотря вперёд.

— Покажешь?

Всё ещё помню, как кинжал торчал из её груди, звук её падения, мраморный пол тронного зала, залитый её кровью…

— Нет, — отрезает она без раздумий и пришпоривает лошадь, чтобы уйти на несколько шагов вперёд.

Я хмурюсь.

— То, что нас ждёт на другой стороне, будет непросто. Пересечь границу — самое лёгкое в нашем пути. Ты знаешь, зачем мы всё это делаем. Понимаешь, насколько всё срочно. Ты не можешь вечно злиться.

Одетта поворачивается ко мне. Даже при слабом свете фонарей она выглядит невероятно красивой с этим надменным и абсолютно равнодушным выражением.

— О, конечно, могу. Посмотри, как я это делаю.

Я рычу.

— Упрямая, надменная… — Одетта сверкает глазами, но ничего не отвечает. — Я знаю, ты злишься. Думаешь, мы тебя предали… — я сжимаю зубы, проглатывая проклятие. Нет, нельзя продолжать, это слишком опасная территория. — Мы оба совершили ужасные поступки ради своих идеалов, и я знаю, что, возможно, тебе трудно…

— О, нет, — перебивает она с пренебрежительным жестом, словно стряхивая с себя мои слова. — Я делала вещи похуже ради своих идеалов, — говорит она, нарочито сладким, почти певучим голосом. — Например, дважды чуть не убила тебя из-за них.

Я приподнимаю брови.

— Ты врёшь от злости.

Она тихо, но жестоко смеётся. Спешивается, когда Фолке, находящийся впереди, подаёт сигнал остановиться, и солдаты перед нами следуют его примеру.

— Отравление, — шепчет она, уже стоя на земле. — А потом неприятное падение с лошади, которое я плохо спланировала.

— Ты говоришь это несерьёзно.

Выражение её лица, дикое и пугающее, заставляет меня слегка усомниться в её словах.

— Теперь мы никогда не узнаем, смогла бы я, да?

Чёрт. Она абсолютно безумна. И это тревожно, насколько сильно мне это нравится.

Может, Нирида права насчёт решений, которые принимает определённая часть меня.

Она идёт рядом, крепко держа поводья своей лошади.

— Кто знает. Может, скоро у тебя появится ещё одна возможность.

Похоже, моя самая очаровательная, отработанная до идеала улыбка застала её врасплох, но это не заставляет её отступить.

— Я буду наготове.

— Края обрывов в этих галереях скользкие, — предупреждаю я.

— Не хотелось бы,