И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Запись 73. Раскрыл имена еще четверых членов Ближнего круга. Ради подобного результата мне пришлось четыре часа выслушивать бредни сотрудников столовой, чтобы наконец перейти к сути. Оказалось, один раз шатер-столовая использовался для заседания Ближнего круга, на котором присутствовали шестеро человек. Всех сотрудников шатра, разумеется, выгнали надзиратели, но одному из них удалось спрятаться в кладовой и подслушать беседу. Среди них отсутствовал один, имя его они назвали очень четко: месье Буайяр. В принципе, я бы удивился, если бы его не было в числе людей, руководивших цирком. Помимо Фельона и Лорнау-старшего, на заседании присутствовали, со слов этого сотрудника: Эмиль Луа, Жорж Франк, Герман Скотт и еще один неизвестный мужчина, голоса которого он не узнал. Я спросил его, уверен ли он в том, что остальные голоса принадлежали именно перечисленным им людям. Он ответил, что убежден в этом определенно. Ну что ж, раз так, то, значит, придется теперь искать и выяснять личность последнего члена Ближнего круга.»
«Запись 80. Что ни делается, все к лучшему. Может быть. А может и нет. Даже немного стыдно об этом писать, но придется, дабы четко отобразить всю ужасность положения, в котором оказался мой любимый цирк. Сегодня, как и все предыдущие двадцать три дня, я тщательно изучал разные документы, допрашивал рядовых сотрудников, в общем, пытался всеми возможными способами выяснить, кто же тот неизвестный оставшийся член Ближнего круга. Несколько раз я приходил ко вполне разумному выводу, что этим человеком является Александр Моррейн, заместитель главного циркового врача и дежурный врач Большого шапито. У него есть все шансы состоять в Ближнем круге: очень часто видится с Пьером, состоит в дружеских отношениях с Жоржем Франком и, вроде бы, со своим начальником Скоттом; ни в каких конфликтах ни с одним из остальных членов круга замечен не был; только его отношения с Буайяром весьма напряжены, что может объясняться банальной взаимной неприязнью. Но сколько я за эти двадцать три дня ни пытался уличить в этом Моррейна, у меня не получалось. Позавчера я решился на отчаянные меры и просто весь день лично ходил за ним по пятам, пока он меня не поймал перед входом в Большое шапито. На вопрос, какого черта я хожу за ним всюду, мне пришлось очень хитро солгать, что, мол, я подозреваю его в контрабанде лекарственных средств. Спустя три минуты разговора я окончательно убедился в том, что он в Ближнем круге не состоит, а вот контрабандой, возможно, и впрямь занимается. Стоит это проверить.»
«Запись 81. В предыдущей записи отображено не все было. Самое страшное произошло вечером того же дня. Один из моих уважаемых шпионов сообщил, что в шатер к мадам Сеньер очень часто наведывается секретарь Пьера Жан Ларош, чаще всего визиты его приходятся на вечернее время, когда дамам статуса мадам Сеньер положено одеваться в ночное платье и готовиться ко сну. Внимание мое переключилось на Лароша. Он не казался мне возможным кандидатом на членство в Ближнем круге, но проверить стоило. И я пошел в шатер к мадам Сеньер. Каково же было мое изумление, когда я резко вбежал в шатер, едва услышав вопль мадам. Картина предстала следующей передо мной: Ларош нависал над мадам и устрашающе улыбался, а мадам лежала на кровати и держала руки за головой, словно связанная (примечание: по крайней мере, так мне первоначально показалось). Когда я подошел ближе и закричал, что спасу мадам, я увидел, что у Лароша были спущены как брюки, так и панталоны. Мадам еще раз закричала. Вмиг мы втроем покраснели, и цвет наших лиц стал напоминать поверхность Марса. На крики прибежали две помощницы мадам Сеньер, которых так величала «фрейлинами». Можете представить, что было у них в головах при виде шестидесятипятилетнего старика, злобно смотревшего на молодого парня со спущенными брюками, нависавшего над замужней женщиной в ночном платье. Благо, фрейлины эти были осведомлены, что их хозяйка имеет любовника, но меня они видеть не должны были. Помогло то, что они никогда не видели в лицо Пьера, и, чтобы спасти, в первую очередь, себя, мадам Сеньер произнесла: «Дорогой супруг, Пьер, не гневайся, давай разберемся!» и подмигнула мне. Я, дабы хоть как-то выпутаться из ситуации, подыграл ей и велел фрейлинам скорее удалиться. Попросив прощения у мадам, я откланялся и поспешил ретироваться вслед за девушками. На утро Ларош поговорил со мной и попросил молчать об этом, убеждая, что это была лишь одноразовая связь и не более. Я сказал, что верю ему, однако на самом деле, конечно, превосходно понимал, что связь их длится уже достаточно долго, и прекращать ее они не планируют. Чтобы получить некоторый залог за свое молчание, я упросил Жана рассказать, где он был в тот самый день, когда произошло знаменательное заседание Ближнего круга. Он, разумеется, соврал, что до самой ночи работал в своем шатре над документами, которые ему накануне принес посыльный Хозяина. Посыльных у Хозяина было около десяти. Выяснить, чья была смена в тот день труда не составило. Посыльный, за небольшой сеанс восстановления памяти в виде ста франков, поведал, что в тот вечер действительно приносил Ларошу документы, однако в шатре его он не обнаружил. Дело оставалось за малым – расспросить ближайших к шатру Лароша охранников. Почему я сразу не сделал этого? Потому что они могли соврать, и мне нужно было заранее знать, что Ларош покидал шатер в тот вечер. Охранники сказали то, что мне
