Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926 - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
[1926]
Послание пролетарским поэтам*
Товарищи, позвольте без позы, без маски —как старший товарищ, неглупый и чуткий,поразговариваю с вами, товарищ Безыменский,товарищ Светлов, товарищ Уткин.Мы спорим, аж глотки просят лужения,мы задыхаемся от эстрадных побед,а у меня к вам, товарищи, деловое предложение:давайте, устроим веселый обед!Расстелим внизу комплименты ковровые,если зуб на кого — отпилим зуб;розданные Луначарским венки лавровые —сложим в общий товарищеский суп.Решим, что все по-своему правы.Каждый поет по своему голоску!Разрежем общую курицу славыи каждому выдадим по равному куску.Бросим друг другу шпильки подсовывать,разведем изысканный словесный ажур.А когда мне товарищи предоставят слово —я это слово возьму и скажу:— Я кажусь вам академиком с большим задом,один, мол, я жрец поэзий непролазных.А мне в действительности единственное надо —чтоб больше поэтов хороших и разных.Многие пользуются напосто́вской тряскою,с тем чтоб себя обозвать получше.— Мы, мол, единственные, мы пролетарские… —А я, по-вашему, что — валютчик?Я по существу мастеровой, братцы,не люблю я этой философии ну́довой.Засучу рукавчики: работать? драться?Сделай одолжение, а ну́, давай!Есть перед нами огромная работа —каждому человеку нужное стихачество.Давайте работать до седьмого потанад поднятием количества, над улучшением качества.Я меряю по коммуне стихов сорта,в коммуну душа потому влюблена,что коммуна, по-моему, огромная высота,что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.А в поэзии нет ни друзей, ни родных,по протекции не свяжешь рифм лычки́.Оставим распределение орденов и наградных,бросим, товарищи, наклеивать ярлычки.Не хочу похвастать мыслью новенькой,но по-моему — утверждаю без авторской спеси —коммуна — это место, где исчезнут чиновникии где будет много стихов и песен.Стоит изумиться рифмочек парой нам —мы почитаем поэтика гением.Одного называют красным Байроном,другого — самым красным Гейнем.Одного боюсь — за вас и сам, —чтоб не обмелели наши души,чтоб мы не возвели в коммунистический санплоскость раешников и ерунду частушек.Мы духом одно, понимаете сами:по линии сердца нет раздела.Если вы не за нас, а мы не с вами,то черта ль нам остается делать?А если я вас когда-нибудь кроюи на вас замахивается перо-рука,то я, как говорится, добыл это кровью,я больше вашего рифмы строгал.Товарищи, бросим замашки торгашьи— моя, мол, поэзия — мой лабаз! —всё, что я сделал, все это ваше —рифмы, темы, дикция, бас!Что может быть капризней славы и пепельней?В гроб, что ли, брать, когда умру?Наплевать мне, товарищи, в высшей степенина деньги, на славу и на прочую муру!Чем нам делить поэтическую власть,сгрудим нежность слов и слова-бичи,и давайте без завистей и без фамилий кластьв коммунову стройку слова-кирпичи.Давайте, товарищи, шагать в ногу.Нам не надо брюзжащего лысого парика!А ругаться захочется — врагов многопо другую сторону красных баррикад.
[1926]
Фабрика бюрократов*
Его прислали для проведенья режима.Средних способностей. Средних лет.В мыслях — планы. В сердце — решимость.В кармане — перо и партбилет.Ходит, распоряжается энергичным жестом.Видно — занимается новая эра!Сам совался в каждое место,всех переглядел — от зава до курьера.Внимательный к самым мельчайшим крохам,вздувает сердечный пыл…Но бьются слова, как об стену горохом,об — канцелярские лбы.А что канцелярии? Внимает мошенница!Горите хоть солнца ярче, —она уложит весь пыл в отношеньица,в анкетку и в циркулярчик.Бумажку встречать с отвращением нужно.А лишь увлечешься ею, —то через день голова заталмуженав бумажную ахинею.Перепишут всё и, канителью исходящей нитясь,на доклады с папками идут:— Подпишитесь тут! Да тут вот подмахнитесь!..И вот тут, пожалуйста!.. И тут!.. И тут!.. —Пыл в чернила уплыл без следа.Пред в бумагу всосался, как клещ…Среда —это паршивая вещь!!Глядел, лицом белее мела,сквозь канцелярский мрак.Катился пот, перо скрипело,рука свелась и вновь корпела, —но без конца громадой белойросла гора бумаг.Что угодно подписью подляпает,и не разберясь: куда, зачем, кого?Сосбтвенную тетушку назначит римским папою.Сам себе подпишет смертный пригово̀р.Совести партийной слабенькие пискизаглушает с днями исходящий груз.Раскусил чиновник пафос переписки,облизнулся, въелся и — вошел во вкус.Где решимость? планы? и молодчество?Собирает канцелярию, загривок мыля ей.— Разузнать немедля имя-отчество!Как такому посылать конверт с одной фамилией??! —И опять несется мелким лайцем:— Это так-то службу мы несем?!Написали просто «прилагается»и забыли написать «при сем»! —В течение днястрану наводняпотопом ненужной бумажности,в машину животуложит — и вотна дачу стремится в важности.Пользы от него, что молока от черта,что от пшенной каши — золотой руды.Лишь растут подвалами отчеты,вознося чернильные пуды.Рой чиновников с недели на́ деньаннулирует октябрьский гром и лом,и у многих даже проступают сзадипуговицы дофевральские с орлом.Поэт всегда и добр и галантен,делиться выводом рад.Во-первых: из каждого при известном талантеможет получиться бюрократ.Вывод второй (из фельетонной водицывытекал не раз и не сто):коммунист не птица, и незачем обзаводитьсяему бумажным хвостом.Третий: поднять бы его за загривокот бумажек, разостланных низом,чтоб бумажки, подписанные прямо и криво,не заслоняли ему коммунизм.
[1926]
