Манипулирование словом в средствах массовой информации - Анна Данилова

Новообразованный метафорический афоризм претендует на то, чтобы выступать в роли универсальной истины, однако, по сути, он реализует риторический прием предвосхищения аргумента — в качестве обоснования используется суждение, само требующее доказательства. Суждение «цена за свободу никогда не бывает слишком высока» является, очевидно, верным не для всех ситуаций (например, если из тюрьмы убегает преступник, убивая при побеге несколько десятков охранников, то данная метафора в подобной ситуации неприменима), следовательно, универсализирующее наречие «никогда» употреблено неверно, что приводит к ложности суждения в целом.

Большинство метафор, используемых в текстах СМИ, можно свести к архетипичной культурно-психологической дихотомии «добро» — «зло» (или аналогичному архетипу «свет» — «тьма»), на основе которой выстраивается и оппозиция «мы» — «враги». В рамках этих противопоставлений одна сторона конфликта представляется в качестве добродетельного и созидательного начала (в рассматриваемом материале — США и/или западные страны), другая является воплощением зла и разрушения.

The heart of darkness had come to the heart of light and wreaked havoc{202} (англ.). — Сердце тьмы приблизилось к сердцу света и посеяло хаос.

В предложении создан метафорический образ, основанный на противопоставлении сердца тьмы (террористов) сердцу света (США). Сила воздействия образа основывается не только на ярких зрительных ассоциациях, но и на вертикальном контексте: читателю сразу вспомнится известная повесть У. Конрада «Сердце тьмы». Более того, образность и синтаксическое построение стилистически приближают эти строки к сакральным текстам, повествующим о творении мира и взаимоотношениях стихий. Таким образом, события 11 сентября не просто становятся третьей мировой войной и глобальной катастрофой, но отождествляются с эпохальными вселенскими событиями.

К этому же ряду «световых» метафор относится и следующая:

America was targeted for attack because we are the brigh-test beacon for freedom and opportunity in the world, and no one will keep that light from shining{203} (англ.). — Америка была атакована, потому что мы — самый яркий в мире маяк свободы и возможностей, никому не удастся погасить этот свет.

В дополнение к сказанному выше о концепте света можно вспомнить и о том огромном пласте культурных ассоциаций, восходящем к архетипическому противопоставлению добра и зла, который несет слово «маяк». Яркое проявление этот архетип находит в популярной песне «Свеча на воде» («Candle on the Water») из известного американского фильма «Петя и его дракон» («Pete's Dragon»).

The attack on the twin towers did gain the full attention of the United States, it woke the sleeping giant{204} (англ.). — Атака на башни-близнецы завладела вниманием Соединенных Штатов, она разбудила спящего гиганта.

«Sleepinggiant» вызывает в сознании образ огромной и неисчерпаемой силы, до времени скрытой. Это подтверждается данными словаря ассоциаций: наиболее распространенные ассоциации носителя английского языка с этим образом следующие: «big» (большой), «huge» (огромный), «tali» (высокий), «beanstalk» (бобовый стебель), «large» (большой, крупный). В данном предложении также очевидна аллюзия на средневековые легенды и исландские саги.

Having prevailed in the great «hot» and «cold» wars, the bloody muse of history now gives us the Gray War, a war without fronts, without armies, without rules, in which the weapon can be any commercial jet and the target any building anywhere{205} (англ.). — Мы одержали победу в мировых войнах — «горячей» и «холодной»; теперь кровавая муза истории преподносит нам Серую войну — войну без фронтов, без армий, без правил, в которой любой авиалайнер может стать оружием, а любое здание в любой точке мира — мишенью.

Пропустив заявление журналиста, о том, что именно США выиграли «горячую» мировую войну, обратимся к анализу метафоры «Серая война», широко распространенной в текстах западных СМИ.

Данная метафора, построенная на символике цвета, апеллирует к психолингвистическим и цветовым ассоциациям реципиента.

Психологи (Ч. Лидбитер) отмечают, что темно-серый цвет ассоциируется в сознании со страхом и ужасом. Кроме того, в мировой поэзии за этим цветом прочно закрепился смысл тоски, тревоги, душевного страдания (П. Верлен, А. Рембо, Дж. Байрон, Дж. Дон). К тому же ассоциации «ничейной полосы», неизвестности, сопровождающие, по мнению некоторых исследователей{206}, образ серого цвета, психологически акцентируют идею «войны без границ, без правил» и закрепляют в сознании легитимность любой внешней политики США. Таким образом, метафора «серой войны» усиливает эффект воздействия статей, направленных на культивирование невротического страха.

Нередко метафора, лежащая в основе семантического поля, становится оксюмороном, как произошло в случае эвфемистических замен, проанализированных выше: Бомбардировка — это мир и стабильность. Поскольку метафоры, по мнению Дж. Лакоффа, могут творить для нас реалии и становиться ориентиром для будущего действия, то читатель в праве сделать следующий вывод из анализируемой метафоры: «Нападение и бомбардировки — нужное, благородное дело».

§ 10. Штампы. Универсальные истины

Под штампами мы понимаем не собственно речевые штампы — отобранные языковым коллективом функционально-стилистические средства, соотносимые со стереотипами, клише, цитатами, паремиями (пословицами) и другими явлениями этого коммуникативного поля. Штамп мы будем понимать как суждение, утверждающее определенное положение как соответствующее действительности и закономерно воспроизводимое (т. е. референциально верное), в то время как в его основе может быть произведена подмена ассерции под пресуппозицию, т. е. суждение может быть ложным. Иными словами, штамп представляет собой явление, сходное с риторическими общими местами.

Проиллюстрировать принцип функционирования этой категории можно на материале английской грамматики, где существует понятие «универсальной истины», выражающей непреложные законы, для которой характерно особое грамматическое оформление: изъявительное наклонение, настоящее время, отсутствие модальности.

Например: The Earth goes round the Sun (Земля вращается вокруг солнца); Water boils at 100 °C (вода закипает при температуре 100 °C).

Предложения такого типа сохраняют, как правило, настоящее время при переводе в косвенную речь и при согласовании времен, а также имеют особый тип сослагательного наклонения (Conditional 0) (ср.: «Не said that the water boils at 100 °C» — «Он сказал, что вода закипает при 100 °C» и «Не said, that he saw her» — «Он сказал, что видел ее». «И the temperature is 100°, the water boils» — «Если температура 100 °C, вода закипает», «If it rains tomorrow I will stay at home» — «Если завтра пойдет дождь, я останусь дома»).

Our way of life is worth losing lives for{207} (англ.). — Наш образ жизни стоит того, чтобы отдать за него жизнь.

Yesterday, America and the cause of human freedom came under attack{208} (англ.). — Америка и источник человеческой свободы подверглись вчера атаке.

An attack on one is an attack on all{209} (англ.). — Нападение на одного — это нападение на всех.

Приведенные утвердительные суждения являются категорическими (А есть В) и претендующими на то, чтобы быть ассерторическими (утверждающими действительное отношение субъекта к предикату). Однако экстралингвистически эти суждения не являются верифицируемыми, то есть суждения о том, что за американский образ жизни стоит умереть или что Америка является источником человеческой свободы, являются субъективно-оценочными. Таким образом, субъективно-оценочные суждения, имеющие тенденциозный характер, могут быть возведены в ранг универсальной истины.

Короткие емкие фразы штампов легко запоминаются и прочно остаются в сознании реципиента, что расширяет возможности их участия в направленном языковом воздействии.

§ 11. Мифы

Под мифами мы понимаем устойчивые вербальные конструкции, основанные на ложном положении или на положении, нуждающемся в обосновании, и претендующие на статус истинного суждения. Важным свойством вербального мифа является его широкое интертекстуальное использование (в научной и художественной литературе, международных документах, деловой документации, текстах СМИ и др.).

Известно, что многие мифы становятся частью долговременной традиции, входящей в ядро национальной или интернациональной культуры (мифы Древней Греции). Считается, что большими массами людей гораздо легче управлять с помощью ярких образов, силы воображения, неуязвимых мифов. Г. Лебон отмечал, что в целях управления массами политика должна опираться на какую-то высшую идею, воплощенную в мифе, которую внедряют и взращивают в сознании людей. Внедряясь в сознание, подобная идея превращается в коллективные образы и действия. Эти устойчивые конструкции имеют расплывчатую структуру, открытую для любого семантического истолкования.