Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко

Дали Красносееву много. Чтобы облегчить свое существование и скостить срок, он притворился послушным арестантом и стал посещать библиотеку. Замполит колонии отметил тянущегося к знаниям молодого зека и пригласил к себе на беседу.

Вот с этой самой беседы и перешла жизнь Вовы совсем в другое русло. Замполит был старым большевиком, прошедшим Гражданскую и все последующие войны. Он простыми и доходчивыми словами рассказал Красносееву о Великой Цели и Светлой Жизни. Речи коммуниста смутили молодую душу Вовы. Он под контролем замполита изучил «Капитал» и сраженный железной логикой теоретика, приступил уже самостоятельно к чтению сочинений Ленина.

Покончив с Полным собранием, Красносеев прозрел. Он упал в идеологическую пропасть так глубоко, что выбраться из нее уже не представлялось возможным. Он стал убежденным ленинцем. Но стоит учесть, что помимо глубокой веры, юный зек не сбрасывал со счетов и чисто практический интерес. Во-первых, выйти через полсрока перекованному мазурику было более реально. Во-вторых, Вова имел ум и понимал, что в Стране Советов дороги открыты лишь людям, убежденным в правоте марксистского учения.

Дело дошло до того, что после отсидки, Красносеев поменял себе имя. Теперь он с гордостью именовался Владленом – от ВЛАДимира ЛЕНина.

И пошла жизнь у новообращенного, как в сказке. Его ставили в пример, им гордились. Как же – урка стал человеком социалистической формации! К его счастью, ум у Красносеева был, и ему не составило большого труда всей этой возней вокруг его персоны умело пользоваться.

Ему не было еще и тридцати лет, а он уже был парторгом крупного предприятия. Избирался во всевозможные Советы и комиссии. Жизнь страны по-прежнему оставалась нелегкой, но Владлен Борисович уже ел хлеб с толстым слоем масла. Икра иногда тоже наслаивалась.

Так бы и дожил до глубокой старости коммунист Красносеев, весь труд которого только и состоял в работе глотки, но грянула перестройка. Ее Владлен Борисович встретил очень насторожено. То же, что началось позже, вызвало у него острую неприязнь.

Страна бурлила. Строившаяся десятилетиями система рушилась и летела в тартарары. Граждане, сбитые с толку наивными лозунгами перестройки, меняли свои взгляды, как батарейки в фонарике. Давно киснувшая в болоте застоя политическая жизнь вдруг резко набрала ход. Народ, который выдумал скатерть-самобранку, с детства верящий в то, что щука может исполнять желания, а пролежав 33 года на печи, есть возможность всех победить – этот народ неожиданно проснулся и, отбросив веру в чудеса, все больше и больше стал опираться на собственные силы.

У второго секретаря появилась бессонница. Ночью он шел на кухню, чтобы не слышать спокойное посапывание жены. Там он пил чай, курил и ворошил себе душу размышлениями.

«Когда же это произошло? Когда наши люди, наш честный советский народ превратился в дикое племя жадных варваров? Где же мы недоглядели? Почему все это обрушилось на нашу Великую страну? Обрушилось, как снежная лавина, холодная и беспощадная.

Может быть, когда мы сквозь пальцы смотрели, как наши дети натягивали на себя джинсы, жевали чиклис и прятали пионерские галстуки в портфель, а комсомольские значки в карман? Хотели же как лучше! Пусть молодежь выглядит модно и красиво. А они уже тогда подцепили эту американскую заразу, которую те называют «свобода».

Даже когда появились ларьки, торгующие всяким барахлом, казалось, что партия делает все правильно – легкая промышленность не справлялась с увеличивающимися запросами населения, госторговля была неразворотлива. А потом? Что же началось потом?»

Выпивая пятую чашку, гадостного, недавно появившегося, турецкого чая, Красносеев продолжал рвать себе душу.

«Когда же меня первый раз назвали на улице «господином», а не «товарищем»? В 88-ом или позже? Как упивались собственной крутизной все эти новоявленные господа! А мы, старые партийцы, недоумевали и полагали, что это временные проблемы, как при НЭПе. Думали, что партия разберется, партия справится.

Даже после 91-го, когда все полетело в пропасть, не было у нас, у настоящих коммунистов, паники. Была уверенность, что все наладится. Страна очистится от всякой нечисти и выйдет из этого испытания обновленной…Развелось партий всяких, как клопов в матрасе. Межрегионалы, депутаты народные, демократы и прочая сволочь – все наемники капиталистов. Одни «полозковцы» держались. Да и те, в конце-концов, продались. Сейчас вон жируют, да ламбады танцуют. Гады!»

Так и мерил шагами большую кухню элитного дома, построенного для партноменклатуры, Владлен Борисович до тех пор, пока интересы партии, как он думал, не позвали его в поход.

Глава 5

Пикр был тихим островом. Здешние жители были далеки от политики и без особого шума делали свой маленький бизнес. Очень часто он перерастал в большой, но и в этом случае шумиху не поднимали. Местных банкиров мало заботила идеологическая принадлежность доверяемых им денег. С одинаковой охотой они работали как со средствами близких им по духу капиталистов, так и с финансами социалистических стран.

Красносеев и Оглядкин в урочное время вошли в просторную залу Пикрского Национального банка. Их встретили и отвели в нужный кабинет. Владлен Борисович предъявил необходимые документы и процесс пошел. Менеджер оформлял важные бумаги, Красносеев их подписывал, Оглядкин напряженно хлопал глазами.

С какого-то момента второй секретарь стал понимать, что что-то пошло не так. Клерк стал улыбаться менее приветливо, несколько раз звонил по телефону и даже выходил в соседнюю комнату.

Владлен Борисович на смеси английского и русского, на которой и происходило общение, спросил, все ли в порядке. Банковский служащий заверил его, что все абсолютно нормально за исключением одной мелочи – деньги Красносеев получить не сможет.

– Как? Это наша валюта! Государственная! – ревел второй секретарь.

Он даже несколько раз стукнул правой ногой о пол.

– Скажи им, Кирилл! – призывал он в свидетели Оглядкина.

– Да, вы!.. Да, мы!.. Да, мы вас всех!.. Это все наше!! – со стартовой скоростью гепарда, включился Оглядкин.

– Вы зря так волнуетесь, господа, – успокаивал русских менеджер, – то, что деньги ваши, никто и не ставит под сомнение.

– Так что же тогда?

– Тут дело в другом. Политическая организация, которая у нас открывала счет, сейчас у вас в стране вне закона.

Изо рта Красносеева полетели горячие слюни. Оглядкин, понимая, что сейчас он уж точно пролетает мимо тропической мечты, вскочил со стула и принялся нервно теребить свой замызганный галстук.

– Но наше правление, – продолжил как ни в чем не бывало клерк, – разрешило вам забрать эти средства…

Красносеев под наплывом неожиданных положительных эмоций даже обнял клерка, обслюнявив ему щеку.

– … но только товаром, произведенным на нашем острове, – закончил банковский служащий.

– Это как? – спросил Красносеев.

– Очень просто. На вашем счету восемьсот семьдесят тысяч долларов. На эту сумму вы набираете по безналичному расчету трикотажную и пищевую продукцию. Грузите на пароход и везете к себе на Родину. Там реализуете и получаете свои деньги.

Оглядкин с лицом человека, пришедшего с похорон, подошел к банковскому служащему и спросил:

– Где у вас можно попросить политическое убежище?

– Эмиграционная служба находится в двух кварталах от нашего банка, – сообщил как бы между делом клерк.

Чекист направился к выходу.

– Кирилл, вернись! – крикнул второй секретарь, но Оглядкин уже вышел из кабинета.

– Так что, господин Красносеев, приемлемы для вас такие условия? – спросил клерк.

– Мне необходимо позвонить товарищам…

Работник банка протянул ему сотовый телефон.

– Пожалуйста, звоните. Наберите код страны, код города и номер.

Владлен Борисович с недоверием взял в руки мобильный телефон. Он видел это чудо техники впервые. Набрав номер, он с испугом спросил клерка:

– А куда тут говорить?

– Это неважно. Просто говорите – там хороший микрофон.

В трубке что-то зашипело, и послышался голос первого секретаря:

– Тормашкин слушает!

– Алло! Григорий Петрович?

– Да, Владлен, это я.

– Это… это точно вы?

– Ты это чего?!

– Чем можете подтвердить?

– Что?!

– Ответь мне на вопрос: кто из нас первый получил партбилет?

– Ты что там, пьяный что ли?!

– Это… нет, я – трезвый, – сказал Красносеев и продолжил шепотом, прикрывая трубку ладонью. – Просто говорю по маленькой черной коробочке без провода. Думаю, мало ли что…

– Ах, вот какое дело… Партбилет я получил на месяц раньше тебя… А как зовут мою жену? – со своей стороны подстраховался Тормашкин.

– Анастасия.

– Хорошо. Теперь говори, зачем звонишь, – Григорий Петрович тоже почему-то перешел на шепот.

– Тут такое дело, товарищ Тормашкин. Наличные деньги банк не дает. Можно забрать только товаром на эту сумму. Да, еще вот что – Оглядкин сбежал. Хочет просить политическое убежище.