Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И мне домой охота. Вот, говорят, Панамский канал пройдем и в Папуа-Новая Гвинея пойдем. А вот потом, – он сделал, как мог, театральную паузу и изрек, – А потом – в Россию!
– Это кто тебе сказал? – насторожился Вадим.
– Андрюха. А ему Николаич говорил.
Настроение Сочинцева поднималось, как планка в секторе для прыжков с шестом.
– Это хорошо! А то эта вся палитра народов мира мне порядком поднадоела.
– Да и я как-то больше русских люблю, – согласился Скала.
Вадик, попирая морские традиции, присел на кнехт. За кормой стая чаек с криками гналась за пароходом.
– Надо будет коку сказать, чтобы хлеба им, что ли, кинул.
Погревшись еще немного на солнце, моряки разошлись. Олег пошел на бот-дек наращивать и без того нехилую мышечную массу, а Вадик спустился в машинное отделение.
К створам Панамского канала «Демьян Бедный» подошел рано утром. Приняли на борт лоцмана и малыми ходами пошли по каналу.
Строительство Панамского канала – крупнейший и сложнейший строительный проект из всех, осуществленных человечеством. Возведение египетских пирамид по сравнению с ним – детская игра в кубики. Но и прибыль от него баснословная. После того, как он был введен в строй, отпала необходимость гонять суда вокруг Южной Америки для того, чтобы попасть из Атлантического океана в Тихий и наоборот.
Ближе к вечеру танкер закончил проход и вышел из канала. Тихий океан, вопреки своему названию, встретил танкер штормовой погодой. Он ревел и стонал, словно голодный тигр. Белые барашки летали по водной поверхности, как куски ваты на ветру.
«Демьян Бедный» повернул на юг и словно КАМАЗ по ухабистой дороге, качаясь и подпрыгивая, направился к берегам Папуа-Новая Гвинея.
Витя Крошкин на камбузе пытался приготовить обед. Кастрюли ездили по плите, не слетая на палубу лишь благодаря специальным бортикам по краям. Котлеты в сковороде переворачивались сами по себе во время наиболее сильных ударов волн. Постелив мокрую скатерть, он сервировал стол в кают-компании. Но его героические усилия накормить экипаж были напрасны. На обед пришел один Брумбель. Остальных одолела морская болезнь.
Лишь к следующему утру море улеглось. Моряки повыползали из кают зеленые и злые.
– Какой идиот назвал этот кипящий котел Тихим океаном?! – возмущался Миша.
– Какой-нибудь любитель американских горок, – сказал Андрей.
В дальнейшем погода смилостивилась и до Папуа-Новой Гвинеи добрались более-менее комфортно. Взяв там груз, судно направилось в Гонконг. Уже в море выяснилось, что пропал Миша Балалайкин. Поиски ни к чему не привели. Пришлось идти без него.
– Сообщать в компанию пока не буду, – сказал Николаич Андрею, – вдруг опять объявится.
Глава 34
Гонконг, официально находившийся в то время под юрисдикцией Англии, а в действительности являвшийся свободным городом, встретил «Демьяна Бедного» стройными рядами небоскребов, расположенных впритык друг к другу на узкой береговой полосе. Все остальное пространство небольшого острова было занято лесистыми горами.
Зайдя в самый большой в мире грузовой порт, танкер наверняка потерялся бы, если бы не лоцман-китаец. Он играючи подвел судно к нужному терминалу. Там уже ожидали береговые матросы. Они быстро пришвартовали судно и подали на борт шланги.
Когда выгрузка нефти закончилась, и портовые рабочие отсоединили шланги, Брумбель собрал экипаж в кают-компании. Выглядел капитан мрачнее тучи.
– Пренеприятнейшее известие, – начал он и поморщился оттого, что непроизвольно начал цитировать классика.
– Короче, нас кинули, – продолжил Николаич.
– Кто? – дружно выдохнула команда.
– Компания, – ответил капитан, – я сейчас звонил в Грецию, хотел доложить об окончании выгрузки, и мне сказали, что «Адриатика» больше не существует.
– И шо? – спросил Славик.
– А то, что денег мы не получим.
– Як же так?!! Мы ж робылы! – крикнул боцман.
– Суки! Это за что же я мучился?! – лицо Вадика скорчилось как в кривом зеркале.
– А домой мы как попадем? – спросил Витя Крошкин.
Вопросов было много, ответов же на них не было совсем. Собрание довольно быстро стало напоминать базар, в том момент, когда торговцы начинают безбожно взвинчивать цены.
Атмосфера накалялась. Народ зудел, как муха в кулаке. Яков Николаич спросил:
– Может быть, у кого-нибудь есть предложения?
Наступила тишина. До этого никто в подобные ситуации не попадал и опыта выхода из них не имел. Через пару минут встал Андрей Ниточкин.
– А может это… того – пароход продать?
Тишина стала звенящей.
– Ну, а что? У него же, у парохода, теперь хозяев нету.
Экипаж взорвался, как петарда. Кричали все одновременно.
– Точно!
– Так и надо!
– Так и сделаем!
– Молодец, Андрюха, здорово придумал!
В этот же вечер возле проходной гонконгского порта ходили люди с европейскими лицами, и на ломаном английском предлагали прохожим купить небольшой танкер. Некоторые из них были с табличками «Продам судно. Недорого». Столь необычный для этих мест способ продаж, что самое удивительное, возымел эффект. В полдень следующего дня на судно поднялся толстый китаец и после недолгих торгов приобрел пароход за двести тысяч долларов наличными.
Русские ревели от восторга. Поделив деньги согласно штатному расписанию, вызвали несколько такси и поехали в аэропорт. Некоторое недовольство выказывал Ниточкин. – Николаич, дешево мы судно продали.
– Как же дешево, Андрей? И так двойная зарплата вышла. И домой раньше едем. Ты что, не рад?
– Домой… – задумчиво проговорил штурман и улыбнулся.
Когда самолет с экипажем «Оушен Хоп» подлетал к Москве, Яков Николаевич, вполне отойдя от перипетий рейса, задумался.
«Как сейчас домой ехать? Дело-то еще не закрыли. Да и бог с ним, как-нибудь выкручусь. Лишь бы не на железяке этой по морям ходить».
В проходе появилась миловидная стюардесса и тренированным голосом произнесла заученные фразы:
– Уважаемые пассажиры, наш самолет приступил к снижению. Просим вас поднять спинки кресел в вертикальное положение, пристегнуть ремни безопасности и не курить.
Салон, убаюканный мерным рокотом двигателей, проснулся и задвигался, словно бортпроводница окропила его живой водой.
Андрей, выполнив просьбу девушки, спросил у Олега:
– Домой приедешь, что делать будешь?
– В кузню пойду, куда еще.
– А я, наверное, опять на тачку сяду.
– А мне в морях понравилось, – подключился к беседе Крошкин, – пару месяцев отдохну и снова в рейс.
Вадим сидел возле иллюминатора и хмуро наблюдал за тем, как приближается земля. Славик, сидящий рядом, порылся в своей сумке и достал пакет. Из него он вынул красивую фарфоровую статуэтку какого-то японского божка. Он протянул ее Сочинцеву.
– На, хлопчик, батькам своим подаришь.
Вадик удивился, но подарок взял.
– Славик, ты ли это? Свое добро раздаешь, это на тебя не похоже.
– Ничого, не обеднею, – грустно ответил боцман, – на пароходе нашем больше осталось.
– Дома ждут?
– А як же! – улыбнулся Славик, вспоминая жену. Тепло стало на сердце, и размер Родины сейчас сузился для него до шестнадцати квадратных метров супружеской спальни.
* * *А на берегу далекой Папуа-Новой Гвинеи стоял Миша Балалайкин с кольцом в носу (это было обязательное условие для принятия гражданства), в набедренной повязке, с копьем в руке. Он с тоской наблюдал, как метались над морским простором чайки.
– Сейчас бы водки стакан!..
ПАРТИЙНЫЙ ДОЛГ
«Зацвели ряды улыбкой, Флаги заревом зажглись. Скажем Родине спасибо Мы за радостную жизнь!..»
(Т. Спендиарова)Глава 1
Садово-огородное общество «Селянин» не походило на плотно застроенный и суетный рабоче-крестьянский дачный кооператив. Его также нельзя было отнести к разряду диких поселков бразильских фавел. На то были вполне понятные причины – это СОО являлось элитным объединением. Но имели там плодородные сады и просторные жилища отнюдь не боги Олимпа. И если бы случилось так, что невдалеке находилась штаб-квартира тимуровцев, то пионеры остались бы без реального дела – вешать звезды на калитки тут было решительно некому. Все члены общества являлись руководящими партийными работниками города Прибреженска, не замеченные в реальных революционных или трудовых подвигах. Любителей крестьянского труда среди них было мало, вернее сказать, совсем не было, но каждые выходные «селяне» выезжали на свои сотки в полном составе – эту своеобразную тусовку пропускать было как-то неприлично, да и небезопасно для карьерного роста.
В один из дней Владлен Борисович Красносеев, второй секретарь прибреженского горкома партии, стоял возле калитки персональной дачи и беседовал со своим соседом товарищем Трибуновым. Под воздействием теплого весеннего солнца контуры их тел растеклись, давая отдохновение мышцам и душе, что, безусловно, способствовало приятному разговору.
