Учителя и м-ученики - Ольга Манскова

Он вспомнил, что во сне стоял возле скалы с пещерой. Он был среди пришедших туда людей. Все они являлись воинами из двух враждовавших издавна племён и пришли туда, чтобы совершить ритуальную церемонию для достижения перемирия. Одни люди были высокие и черноволосые, другие – среднего роста, светло- или темно-русые. Среди всех присутствовал, но не телом, а духом, – так, как возможно только во сне – некий «колдун», проводящий эту церемонию и руководивший, как кукловод, самым высоким и плотным черноволосым мужчиной.

Собравшиеся люди стали в круг, в центре которого был костёр, и, взявшись за руки, затянули ритмичную ритуальную песню. Всё вокруг меняло свои очертания, теряло реальность, расплывалось, перемешивалось с неким другим, таинственным и тонким, миром, и теряло осязаемость. «Колдун», наблюдающий всё это со стороны, тоже пел странным, заунывным голосом. Неожиданно высокий черноволосый мужчина, стоявший в центре круга, выхватил из рядов танцующих хрупкую черноволосую девушку и полоснул ножом по её руке. Затем, он порезал и свою руку. Поднеся руки к костру, оба смотрели, как их кровь капает в огонь. Затем, через некоторое время, мужчина поднял свою руку и руку девушки вверх. Он показал всем, что порезов уже не было. Потом мужчина толкнул стоявшую рядом девушку в огонь. Она теперь стояла внутри костра, вмиг вспыхнувшего высоким пламенем. Колдун приказал мужчине отрубить девушке голову, и тот достал из-за пояса острый, блеснувший при свете клинок, и нанес удар по тонкой шее девушки, стоявшей в костре и полностью залитой пламенем. Все вокруг вскрикнули. Голова полетела прочь. Но тут же девушка была выведена из костра за руку этим же мужчиной, нанёсшим ей удар. Оказалось, что она была жива и абсолютно невредима.

Затем настала очередь самого черноволосого мужчины. Его самого толкнул в костер высокий светловолосый парень. Однако, он не отрубил ему голову. Но она сама мгновенно отделилась от туловища. Впрочем, и этот мужчина затем был выведен из костра. Будто ничего с ним и не случилось…

Постепенно, во сне, Арей осознал, что он тоже чем-то помогает присутствующему колдуну. Становится энергетически сопричастным происходящему. Будто, они вдвоём способствовали смещению восприятия и точки сборки этих людей, или же держали здесь некую сферу, наполненную колдовством. Внутри которой материя имела иные свойства.

И тут вдруг… подошла очередь и его самого. Его разглядела, увидела вдруг, и выбрала, как жертву, высокая черноволосая девушка. Она взяла его за руку и подвела к костру. Ему пришлось последовать за ней. Арэй во сне понимал, что в этом случае он становится одновременно и участником странной церемонии, и тем, кто помогает контролировать события, держать сферу. А это, скорее всего, очень опасно. Размеренная последовательность церемонии, в виду его небольшой заминки, была несколько нарушена, и девушка, чувствуя его замешательство, не смогла бы вовремя толкнуть его в костер. Но тут ей на помощь пришел черноволосый мужчина, контролируемый» колдуном».

И вот, он толкнул его, и Арей вмиг оказался внутри костра. Вначале он боялся слишком большого контроля ситуации своим разумом, осознания её, того, что он не был, как другие, в состоянии транса… И потому, могло и не выйти безопасного пребывания на костре. Действительно, он почувствовал сильный жар. Но потом понял, что это что-то сгорает в нём самом, внутри его сознания, но не испытал ожога телесного. Будто бы что-то из его духовного, а не физического тела сгорало на костре, что-то ненужное и временное. Но вот мгновенно, не успев вызвать боль, сгорела, как целлофановая, и его телесная оболочка. Она оказалась тонкой и незначительной. И энергия пламени болезненно, но не губительно, очищающе, но не вредоносно пронзила насквозь тело его духа. Арей понял, что нет ничего страшного в мире. Никогда с ним не произойдет ничего ужасного, если он будет твёрд духом. Просто не сможет произойти.

На этом месте сон закончился. Потом он лежал, проснувшись, на каменистой и влажной земле, в центре круга, выложенного белыми камнями, почти что в позе витрувианского человека.

«Тело – всего лишь оболочка», – подумал он и теперь, припоминая ощущения сна. Арей всегда знал это, но теперь ещё как бы и ощущал. Получил новое, лично испытанное, подтверждение. Он имел все ощущения человека, только что сгоревшего на странном костре…

Арей, всё так же сидя на Скале, наблюдал дальнейшее вставание солнца над горами. И, казалось, вдыхал с каждым вдохом красоту окружающего мира, в новизне ощущений. Потом на него нашла грустная задумчивость. Он рассматривал растущие под его ногами растения: чабрец, дикий лук, а чуть ниже по склону – желтые, крупные цветы незнакомого колючего растения.

Глядя вниз, на лагуну, и созерцая самые далёкие отсюда, кажущиеся синими, горы, он задумался о том, кто он здесь, на этой разнесчастной планете, зачем он здесь, и, главное, что теперь вообще делать?

Социум, город – как-то выживали его из себя, выталкивали, изрыгали, как ненужное миру существо. Да, всем тяжело, да, жить стало совсем невозможно. Но разве это – утешение? Тем более что, в общей своей массе, жили же люди как-то… Горланили песни, давно разучившись, как нация, петь и танцевать. Пили водку – это, якобы, соответствует духу русского человека. Ходили на работу – в большинстве своём, нелюбимую и безрадостную, куда ходишь только ради денег. Ругались – везде и всюду, начиная от трамвая и автобуса… И, продолжая так жить, не ощущали при этом декораций пьесы театра абсурда, отвратительного, липкого, навязчивого кошмара всего происходящего… «Кто-то сошел с ума, – подумал Арей, – или этот мир, или – я.

Отсюда, с этой скалы, ещё более ясно был виден маразм городов, телепередач, газет – всяческая бессмысленность бульварной шелухи, этого постоянного «общественного» трезвона в конец оболваненных и зомбированных толп, с их тупыми глазками и гадливенькими улыбочками… Всего того пошлого, неотвязного мира, встреча с которым всё равно вновь произойдет, и очень скоро, как бы ты не стремился и душой, и телом навсегда остаться здесь. На Поляне. В лесу.

«А в наши дни – и воздух пахнет смертью. Открыть окно – что жилы отворить», – вспомнил он выплывшие из ниоткуда стихи Пастернака. Прав поэт… Духовной смертью пахнет – в первую очередь.

Арей чуть не до слёз почувствовал себя одиноким. Таким одиноким, что – хоть со скалы… И в этот миг обернулся, заслышав легкий шорох.

Сзади уже стоял Андрей. Как он смог, так неслышно, приблизиться?

– Я с тобой, – без тени улыбки, твердо и проникновенно, произнёс он. – Я с тобой, Арей. Теперь я всегда буду с тобой… Даже, когда меня не будет рядом.

***

Поэтов много на Руси,И много здесь затворников.Не перебить романтиков —Такая, знать, среда.Талантов много на Руси,Но не видать поклонников.И – что сегодня будем есть?Нет хлеба, лишь вода.

Нальем воды по рюмочкамГостям мы – родниковая! —И разом с ними чокнемсяМы с первого глотка.Прольется через край у насБеседа бестолковая,Про мир, про человечество,Вселенной три витка…

До третьей манвантары мыКогда уже докатимся,Сат-чит-ананду вспомним мы,Самадхи, и тогдаПоймем, что даже здесь, сейчас,В котле, в котором варимся,Возможно ОСОЗНАНИЕ…Ох, крепкая… вода!

Глава 11. «Поединок Силы»

Почти совсем стемнело… Ночевать прямо у костра Василю и Виктору предстояло вдвоём: у них не было с собой палатки, а попроситься в чужую они постеснялись. Николай некоторое время, быть может, ещё составит им компанию, вяло поддерживая беседу у костра – и пойдет спать. Ребята из Кропоткина, Игорь и Инна, хозяева второй, пустующей сейчас, палатки – как, наконец, где-то к обеду вспомнил Витёк – ещё поутру, взяв спальники, рюкзаки и деньги, но оставив здесь под ответственность Витька и Николая палатку с вещами, отправились через перевал на море и собирались вернуться не ранее, чем дня через три. А сам Витёк ещё посветлу ушёл в посёлок: знакомые просили его помочь в строительстве дома, и Витёк с радостью согласился: они обычно и кормили, и денег давали. И поспать можно будет по-королевски, на топчане: а здесь Витёк спал в халабуде, сооружённой из палок и клеёнки, изредка меняясь местами с «Николой», когда на Николу находила блажь подобного обмена.

Николай, наконец, к этому времени полностью закончил выкладывать свою Мандалу, что делал весь день, постепенно, с большими перерывами. Сейчас он прилёг на одной из лавочек, расположенных прямоугольником вокруг костра, находящегося под «крышей» из досок и полиэтиленовой плёнки, и принял почти ту же самую позу, в которой его застали утром Василь и Виктор. Скрестив на груди руки, полностью распрямив тело, он лежал на одной из лавок, вяло поддерживая общий разговор – а потом, кажется, и вовсе задремал.