В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков

но он на них не отреагировал. Ни один тест, сделанный по методикам клиники Арины, положительного результата не дал, из чего можно сделать вывод — это не симуляция. Он и правда ничего не помнит.

— Сколько провели тестов? — нахмурился Поликарп Людмилович.

— Семьдесят шесть. Участвовали все: доктора, слуги, мы с Марьей и Евгенией, — благодарный взгляд на неё. — Марья поняла задачу правильно и отыграла на все сто, и, кажется, после отрицательного результата, к сожалению, ещё больше поверила, что Александр настоящий, а мы «занимаемся ерундой».

— Пусть считает что хочет, — покачала головой царица. — Из-за их связи она слишком предвзята и эмоциональна. Но с сего момента мы больше не даём ей подобных заданий, хотя и не разделяем этих двоих. Не стоит рушить мир девочки раньше времени.

— Ты так уверена, что это не он? — нахмурилась матриарх русской православной церкви, она же «мать Елена».

— Оль, — вместо ответа показала продолжать дочери царица.

— По навыкам. Он хорошо ориентируется в том, что знал и умел Александр. Позавчера, когда водили его в музыкальную, сыграл на скрипке и ручном органе, как просила Марья, но после взял гитару и тренькал что-то на ней, мне не знакомое. И лицо его было полно счастья. Он и правда помнит, как играть, что говорит в пользу, что это наш Александр. Но то, что он больше половины времени уделил гитаре, которая, насколько я знаю, там находится случайно, это инструмент Нарышкиной…

— То, что он не слишком ценил гитару до покушения, не значит, что не умел на ней играть. Считаю, это ничего не значит, — возразила Женя, встав на защиту мелкого.

— А ещё Маша сказала, что он играл песню, ранее ей не знакомую, — давила своим аргументом Оля. — Что-то простое, но энергичное.

— Это тоже ничего не значит, — настаивала Женя. Давайте к другим наблюдениям.

— Этикет. Сделал все нужные действия, обслужил партнёршу, правильно использовал приборы, но когда его спросили, что нужно делать, если так и так, в том числе то, что он уже сделал — потерялся и ответить не смог. Ещё по навыкам… Танцы. Чувствовал себя на них прекрасно. Делал всё, что говорил учитель, выполнял все па. Теории на этом занятии, к сожалению, нет, так что здесь только подтверждается мысль, что навыки Александра у нашего текущего брата остались если не в полном объёме, то в достаточном, чтобы мы ничего не заметили.

Оля посмотрела на Арину, которая, чёркая что-то в блокноте у себя, лишь кивнула. И непонятно, то ли соглашаясь, то ли наоборот.

— Далее, теория, знания, — продолжала Ольга. — Этикет показал, что их нет. Есть лишь понимание, что он только что сделал. Но физика и биология показали, что не всё так просто — в его голове есть нечто, чего не могло быть у Александра. Он спрашивал у преподавательницы такие вещи, которые даже я только слышала, и в некоторых аспектах разбирался, хотя наш Саша по учебному плану к ним даже близко не приступил.

— Может ты преувеличиваешь? — напряжённо переспросила царица.

— Нет, мам. К сожалению. Он спрашивает про конденсаторы, катушки, работу рации — и Машка после занятия признаётся, что наш Саша ни разу не открывал учебник на темы, до которых они ещё не дошли. Она божится в этом… Да и я сама, зная брата, уверена, что это так. То же повторилось на биологии, но в меньшем масштабе — там довольно специфическая тема, мало места для провокаций. Но это не все наблюдения, — обвела Ольга присутствующих тревожным взглядом. — Он говорит… Иначе. Постоянно сбивается с нормального языка, который пристал царевичу, на котором общался четырнадцать последних лет, или тринадцать, если считать с первого произнесённого им слова. Сбивается на какой-то… Дикий молодёжный сленг. Так говорят в бедных кварталах беспризорники, или обитатели приютов. Вот например… «Прикол» — что-то интригующее, — начала перечислять она, перевернув блокнот на последнюю страницу. — «Срать я хотел…» — наплевательское отношение к чему-либо, сказано на нравоучение преподавателя этикета о важности его предмета. «Засохни» — это тебе, Евгения, когда ты его провоцировала в рамках наших тестов.

— Было такое, — задумчиво кивнула Женя.

— «Кайф» — что-то хорошее. «Чё за фигня» — вопрос «что это такое происходит» в негативном ключе. «Я те чё, новый примус?» — «не надо на меня смотреть с таким удивлением». Вот список слов и выражений, которые я записала, а я записала не всё, — передала она лист по кругу сидящим за столом. Начала с находящейся рядом матриархи, до Жени очередь дойдёт в конце.

— М-да, всё хуже, чем я думала, — покачала головой мама, беря в руки лист, пробегая его глазами.

— А ещё он написал вот это. Это биология, его отчёт об увиденном в микроскопе. — Второй лист пошёл по кругу. Женя не выдержала, встала и мельком увидела… Текст. Рукописный. Но совершенно непонятный.

— Где здесь твёрдые знаки? — ещё больше нахмурилась мать. — А вот тут «е» вместо «ять». И тут. «Ять» вообще ни одной по тексту! А…

— А я тебе о чём! — воскликнула Ольга. — После занятия я съездила на факультет филологии и лингвистики в Преображенское, к Анне. Ты её знаешь.

— Как не знать, — усмехнулась мама.

— Показала ей. Она сказала, что текст составлен грамотно. Твёрдые знаки убраны, «ять» и «е» объединены в одну букву. И ещё кое-что по мелочи. И её вердикт: «Это упрощённый русский язык. Как говорим — так и пишем. Было бы неплохо ввести подобный на государственном уровне, но люди слишком привыкли писать как есть. Рада, что кто-то этим занимается». Это её слова. Она сказала, что это не шутка, не… «Прикол», — снова сверилась Ольга с блокнотом. — Текст выдержан в неких придуманных правилах, и этим правилам чётко следует, никаких ошибок.

— То есть по виду это теоретическая разработка нового языка? — понял Поликарп Людмилович.

— Не нового языка, а правил написания текущего. И уровень текста — как если бы это писал профессор филологии, разрабатывающий оный язык в качестве тестового.

— М-да… — Мама сжала и разжала пару раз кулаки, и всех сидящих за столом непроизвольно придавило сверху, но это она не специально.

— Подведу итог, — сказала Ольга. — Совершенно не знает этикета. Постоянно срывается в общении на уличную разговорную