В Россию с любовью - Сергей Анатольевич Кусков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, до Катастрофы так и было, — довольно заулыбалась Машка. — Вот только Катастрофой она зовётся только в учебниках. Чтобы вас, мужчинок, не обижать. Женщины иначе, чем Даром её не воспринимают. Даром божьим. Благодаря которому мы перестали быть бесправными и угнетаемыми, перестали считаться говорящими вещами — это не утрирую, это законодательно закреплено было во многих странах в те годы. Как мы прошли через хвост той кометы, так всё изменилось — и последние стали первыми.
— А это из библии? — нахмурился я.
— Угу. Не просто же так тех, в ком проснулись новые способности, назвали одарёнными? То есть получившими что-то свыше. В Европе, как обычно, их первые пару лет пытались сжигать, как ведьм…
— Пока ведьмы не «вынесли» сжигателей, — понял я.
— Ага. Женщинам поначалу было сложно осознать свою силу, они по привычке продолжали подчиняться мужчинам. Да и сила внутри нас только начинала изменять наши тела — тогдашние одарённые были куда слабее теперешних. Но там, где они смогли объединиться в большие группы, войскам делать было нечего.
— Расскажи! — горели глаза. — Я и правда ничего не помню. И считаю происходящее неправильным. Не знаю, как должно быть, но как-то не так.
— Всё так, Саш, — нахмурилась и вздохнула сестрёнка. Откинулась на спинку стула — мы сидели за столом напротив друг друга. Захлопнула тетрадку, отложила перо. — Первое, что учат про те времена — бордельная революция. Если горожанки и крестьянки были разобщены и забиты, и локализовывать и сжигать их было просто, и вооружённые мужчины могли справиться с одной или несколькими одарёнными, навалившись скопом, то те места, где угнетённых женщин было много… В общем, первым полыхнул бордель в Гамбурге. В 1604 году. Доведённые до отчаяния постоянным страхом и чувствующие свою силы работницы уничтожили охрану, поубивали большинство клиентов, а затем смели местную стражу. А когда к ним подтянулись войска — раскидали их. И в этом им помогли сотни обычных женщин Гамбурга, вышедших поддержать работниц легкомысленных заведений. Они, женщины в целом, захватили свой город, захватили казну, перебили одиозных местных купцов и дворян, правивших им. Тамошний епископ объявил их ведьмами, демонами ада, под Гамбургом собрались войска со всей округи… Саш, ты точно ничего не помнишь?
Я отрицательно покачал головой.
— Пушки не помогли. Была даже попытка штурма — но и она ничего не дала. Гамбург полгода был в осаде, и ничего ему не могли сделать. Опытные воины с почти безоружными, но одарёнными женщинами. Всё, как обычно, испортило предательство — некто открыл осаждающим ворота. Но ворвавшееся в город войско, привыкшее к грабежам и насилию, умылось кровью на улицах, и по сути было там перебито. Уже ворвавшиеся в город ландскнехты и прочая сволочь бежала так, что сверкали пятки! — При этих словах глаза Марьи радостно сверкнули. — Осада оказалась самым простым этапом для армии. Войдя в город, они перестали быть боевыми соединениями, и их размазали.
— А те, кого привыкли насиловать… Насиловали их.
— Ага. Какое удовольствие тогда грабить город? Насиловать никак, так и смертность захватчиков такая, какой никогда ранее не было. Вот и бежали, кто остался — сильно меньше половины собранных со всех окрестных земель сил.
— М-да, — покачал я головой.
— Потом вспыхнули бордели по всей Германии, Франции, Голландии, Англии. Больше всего досталось портовым городам — там закономерно было больше всего борделей. Но что самое скверное, хоть подавить эти выступления и разогнать женщин мужчины больше не могли, но и женщины ещё не чувствовали силы, кроме личной. Города оставались без управления — из них просто бежала текущая власть. А новую «ведьмы» не создавали — не умели и не знали, как. Так что 1604–1606 года в Европе творилось непонятно что. Некоторые города просто были, стояли открытые всем ветрам, от них держались подальше все, кто чувствовал в себе силы. А кто не чувствовал — спокойно приходил, торговал, уходил. Если его никто не убил, конечно же. Странное положение.
— А Восток?
— О, восток с его наложницами, гаремами и рабовладением — отдельная песня! — довольно закатила она глаза. — Там такая каша заварилась, так полыхнуло, что историки удивлены, что те страны выжили. Их до сих пор потряхивает, и там бабы, видно зеркально, в отместку, всех-всех мужчин признали неполноценными, и торгуют ими, как вещами. Это на мой взгляд даже похуже рабства — раб всё же человек, только бесправный. А вот в Персию или Турцию тебе лучше не попадать. Для нас было хорошо то, что благодаря тамошнему бардаку, полностью прекратились набеги крымчаков и прочей сволочи, и на сто лет исчезла угроза с юга. Но им до становления устойчивых государств было сильно дальше Европы, несмотря на то, что в последней заполыхала война с ведьмами, которая была бессмысленна, ибо нельзя уничтожить всех женщин. Хотя некоторые фанатики и пытались.
— Они были организованы. Мужчины, — потянул я. — А женщины — нет. А чтобы выстраивать систему управления, нужно образование и опыт. Который был у королев и княжон, но его не хватало для создания низшего звена.
— Примерно так, — кивнула Машка. — «Сверху» попытки перехвата управления были, но всё упиралось в то, что «снизу» инициативы европейских принцесс было некому поддержать, некому встать в качестве чиновников и полководцев. А пустые и неуправляемые города говорили, что если просто выгнать мужчин — станет хуже, чем было. Лучше уж сидеть тихо и молчать в тряпочку.
— Пока не «выстрелила» наша пра-пра-сколько раз прабабка Ксения?
— Да, Ксения была первой, кто смог создать государственную власть, вытеснив за два десятка лет из неё мужчин почти полностью. Но она во-первых, была царевной. А во-вторых, в Москве тогда была другая проблема — бунты, недовольство династией из-за голода. Ведьм никто не ловил, народ и церковь были заняты совсем другими проблемами.
— Вулкан в Перу, — блеснул я познаниями «я».
— Да, — кивнула Марья, — Уайнапутина. Вызванный его извержением голод. Но голод лишь спровоцировал недовольство, которое зрело до этого. Знаешь, люди во всём видят божественное, даже там где его нет. Похолодание и неурожаи? Значит господь недоволен царём, царь плохой. А что это всего лишь вулкан… — Она закусила губу, помолчала.
— Воины были недовольны, — блеснул я интеллектом от «я». — Но «царь
