Евреи-партизаны СССР во время Второй мировой войны - Джек Нусан Портер

– Да, – был ответ.

Ганна склонилась над своей больной и израненной подругой. Вкратце она рассказала ей следующее: утром она попала в руки старосты, а вечером немцы позвонили ему и приказали перевести еврейку в маленький городок N, так как обычно убитых евреев хоронили в одной могиле. Староста выбрал двух полицаев, которые должны были отвезти ее туда, но вечером в деревню пробрался партизанский отряд, проезжавший мимо. Они убили старосту и полицаев, но она, Ганна, выжила. В партизанском отряде она исполняла обязанности медсестры. Врач брал ее с собой на все сложные операции. Рейзел от радости не могла произнести ни слова. Ганна гладила ее, говоря:

– Через месяц ты снова будешь здорова.

– Возьми назад свой паспорт, – вспомнила Рейзел. – Он мне больше не нужен. Мы теперь среди своих, вместе выполняем одно общее дело. Мы – партизанки.

Обе девушки знали это, и они собирались и дальше выполнять свою задачу – спасать жизни партизан.

Помни!

Х. Орланд

В середине зимы он находился на лечении в этом санатории, расположенном в густом лесу на Волге. Сквозь деревья виднелась голая гора, с которой стекала вода из известного на всю страну курорта. Обычно санаторий носил имя курорта, но теперь люди называют это место «Партизан». Санаторий принимает людей из тыла врага. Их подвиги записываются в книги, до сих пор хранящиеся под замком. Личные анкеты лежат там в стопках. Выздоравливающие покидают санаторий, чтобы возобновить свою деятельность в лесах, деревнях, осажденных городах, где их жизнь висит на волоске. Они сражаются, мстя за страдания народа.

Рана в его легких уже зажила. К нему вернулся аппетит. После молчания, продолжавшегося два месяца, он теперь может немного говорить с людьми и иногда улыбается мальчику с ампутированной ногой – партизанскому разведчику из Полесья в Белоруссии, лежащему рядом с ним. Только вчера он ходил в лес на долгую прогулку с Хорфиной, старушкой из окрестностей Брянска. Он вел ее за руку. Во время одной из бомбардировок леса старушка ослепла.

Сегодня рано утром партизан долго пробыл в палате с украинцами. Он оживленно беседовал с ними и замолчал, когда в палату вошла медсестра. Затем он зашел в кабинет и попросил, чтобы его отпустили, заявив, что он достаточно поправился, чтобы покинуть санаторий. Для того чтобы подготовить его документы, необходимо было получить разрешение лечащего врача. Он взял бумаги и подошел к белой загородке заведующего. Заведующий больницей, профессор с мировым именем, послушал его сердце. Он предложил ему ароматную сигарету, и оба сидели и молча курили. Наконец профессор сказал:

– По моему мнению, ваш отъезд следует отложить.

Партизан втянул дым поглубже в легкие, закашлялся и ничего не ответил.

– Ваше сердце ослабло, и вам необходим полный покой, – сказал профессор, не получив ответа. Партизан смотрел на свои тонкие, покрытые дымом пальцы, погрузился в свои мысли и не слышал профессора, который добавил:

– Первая же нагрузка на сердце может вызвать осложнения.

Партизан продолжал молчать.

– Пройдет много времени, прежде чем вы сможете быть полезны, – серьезно сказал профессор.

Услышав это, партизан поднял свои печальные глаза и посмотрел на профессора. В них горел упрямый огонь. Он провел тонкими длинными пальцами по своей седой бороде. На его устах застыло грубое слово, но он сдержался и ничего не сказал.

– Я вынужден пока запретить вам покидать это место, – сказал профессор.

В этот момент партизан встал и тихо сказал:

– Завтра я уезжаю отсюда на двухчасовом автобусе, который идет на железнодорожный вокзал. Доктор, дайте мне, пожалуйста, еще одну сигарету.

Он прикурил сигарету от спички, которую ему предложил профессор, заговорил. Он старался подобрать правильные, простые слова, как это делают, когда объясняют что-то молодежи.

– Я хотел бы говорить на идише. Так мне будет намного легче.

Профессор одобрительно кивнул.

– Как видите, я еврей, – улыбнулся партизан, сморщившись.

Он встал и начал нервно шагать. Ему стоило больших усилий стоять на месте; профессор сидел в своем кресле и ни на секунду не сводил с него своих острых темных глаз.

– Я не отвергаю всю идею, и я ничего не отрицаю. Теперь мне ясно, что они охотятся за слабыми, за теми, кто сдается, даже за теми, у кого нет ни рогов, ни когтей, чтобы дать отпор и оказать сопротивление…

Он закрыл глаза и снова открыл их из-за потока мыслей, захлестнувших его разум.

– Как вы это называете, доктор? Вы называете это мученичеством? Почему вы молчите, доктор? Целые еврейские общины шли, словно овцы на бойню, видя перед собой десять Харугей Малхут[30]? Голова рабби Акивы обошлась нам очень дорого… Евреи учились у него и следовали его примеру.

Его лицо стало пепельным. Он заговорил шепотом.

– Я ни от чего не отказываюсь; напротив, я взял на себя нечто, что выше моих сил. Убийцы связали меня и заставили стать свидетелем расправы над всей общиной Константина. Горе глазам, видевшим такую резню! Потом у открытой могилы мне дали лопату, а после погребения оставили меня одного в поле и насмешливо велели идти. Пусть раввин, похоронивший нашу общину, продолжает идти дальше и дальше! Я – раввин, я – учитель, который видел древний Константин.

– Неужели народ будет помнить только «Возлюби ближнего своего»? – с трудом произнес он. – Хорошо, но где же «Помни» – «Помни, что сделал тебе Амалек»?! На Украине я встречал много евреев, которые все еще помнят.

В этот момент в его глазах вспыхнул огонь, и вдруг ему показалось, что он стоит посреди синагоги и со сжатыми кулаками предупреждает и предостерегает:

– Если хоть один еврей забудет до судного дня, что Гитлер сделал с евреями, пусть его имя будет стерто с лица земли!

Вскочив на ноги, он положил руки на плечи профессора и произнес властным голосом:

– Доктор, подпишите эти бумаги! Они ждут меня там, на Буге!

Мина Авраама Гиршельда

Григорий Линьков

Наши неснимаемые мины причиняли гитлеровцам много хлопот. Взрывать эти мины с расстояния было невыгодно, так как производимое взрывом разрушение полотна требовало потом большой восстановительной работы и задерживало движение на несколько часов. Поэтому жандармы и администрация железных дорог искали способов извлечения этих мин без взрыва. Требовались не только специалисты, но и охотники для опасных экспериментов, а их, видимо, не находилось.

И вот однажды в районе станции Микашевичи на глазах у наших подрывников одна наша «неснимаемая» мина была снята. Впоследствии нам удалось установить интересные подробности этой фашистской операции.

* * *

В Ленинском районе Пинской области гитлеровцы арестовали