Все ради любви - Петерсон Элис

На мне темно-синие брюки, белая рубашка и оранжевый цветок в волосах – под цвет туфель. Когда умерла мама, бабуля стала одеваться в яркие цвета, отказываясь носить черный и коричневый: «Твоя мама любила ярко одеваться, Джен, чем ярче, тем лучше».

Я прекращаю печатать и быстро накрываю документы брошюрами. Поворачиваю к нему голову, прищурившись.

– Что тебе надо?

– Смотря что ты предлагаешь. К примеру, было бы неплохо выпить латте с круассаном.

– Кафе есть через дорогу, – отрезаю я.

Я отворачиваюсь, желая, чтобы мои чувства к Спенсеру угасли. В нем сквозит высокомерие – даже в том, как он сидит, нога на ногу.

– Когда же ты согласишься пойти со мной еще на одно свидание, Джен?

– А у нас что, были свидания? По-моему, нет!

– Самое время исправлять ситуацию. Нельзя же ждать вечно?

– Можно.

Я могла бы снова переспать со Спенсером. Он сексуален, хорош в постели – но этого мне мало. К тому же я не из тех, кто позволяет себе мимолетные интрижки. Может быть, все было бы иначе, будь я сама по себе, если бы у меня не было обязательств. Но у меня есть Айла.

Он вздыхает, берет одну из наших брошюр и переворачивает страницу.

– «Очаровательный, единственный в своем роде особняк…» – подмигивает он мне, – не стащить ли эту фразу?

– Вообще-то я уже ее стащила у тебя, ха-ха, – замечаю я.

Спенсер смеется.

– «У дома свой характер…» Ага, то есть нужна прорва работы, чтобы привести эту рухлядь в порядок.

Я смотрю на его губы, жалея о том, что этот человек мне симпатичен.

– Нам такое не нужно, – бросает Спенсер брошюру обратно на стол, – не наш масштаб.

– Спенс, если тебе больше нечего сказать, исчезни, а?

– Это она ведь меня так любит, да, Спад? – говорит он и щекочет псу пузико, отчего Спад на седьмом небе. – Ну и как тебе новый начальник?

– Хорошо, – притворяюсь я, обдумывая все… А потом шепотом пересказываю Спенсеру случившееся на вечеринке в честь Джереми.

– Быть не может, – говорит он. Наши лица совсем близко – я рассказываю ему, как сказала жене Уорда, что тот сволочь и бабник.

– Я была пьяна. И потом, эти сплетни я узнала от тебя.

Спенсер поднимает руку:

– Все это правда, клянусь.

– Пожалуйста, не говори никому, даже Надин, – откидываюсь я на спинку стула и потягиваюсь, зная, что Спенсер наблюдает за мной. – В общем, лучшими друзьями нас с Уордом пока не назвать. И в довершение всего Спад как-то описал его рабочий стол.

Спенсер хохочет и берет Спада за лапку, чтобы дать ему «пять».

– Знаешь, собаки прекрасно чувствуют характер человека.

– Вы ведь с ним много лет работали вместе, так? – спрашиваю я тихо.

– Да. Мы прошли долгий путь. Боюсь, что наша дружба осталась прежней.

– Почему боишься? – спрашиваю я.

Тут звонит мой телефон.

– Подожди, – говорю я Спенсеру. И поднимаю трубку:

– О, здравствуйте, миссис Макинтош.

– Пусть ко мне еще раз придут, – требует клиентка. – Фотографии на кухне не показывают новую духовку.

– У вас прекрасная духовка, – закатываю я глаза перед Спенсером. – Но вы же увозите ее с собой в новый дом…

И отвожу трубку в сторону, потому что миссис Макинтош продолжает стенать, что вся ее бытовая техника оказалась не охваченной. Спенсер касается моего плеча в знак солидарности и уходит.

Через двадцать минут, поглощенная телефонным разговором с нашим издателем – мы обсуждаем планы этажей и фотографии, я слышу шаги в коридоре под дверью, а потом входная дверь с грохотом закрывается. Я смотрю сквозь жалюзи и вижу, как Спенсер идет по улице.

– Дженьюэри, – раздается со второго этажа голос Уорда. – В мой офис, сейчас!

Люси смотрит на меня, как будто хочет, чтобы вместо меня вызвали ее. Спад идет за мной, но я глажу его по спинке и оставляю за дверью. Не могу позволить себе повторяться.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем войти в комнату.

– Спенсер ко мне тут заходил, – говорит Уорд раздражающе спокойным голосом, и я чувствую, эмоции у него притупились.

Я сажусь напротив него.

– Ах, да.

– Вообще-то нельзя приходить, когда ему заблагорассудится. Пусть записывается заранее у секретаря.

– Прошу прощения, но…

– Когда тут был Джереми, все это, наверное, хорошо прокатывало, но сейчас другой случай. Вам ясно?

Я киваю.

– Прекрасно. Можете идти.

Я не успеваю выйти, потому что Уорд добавляет еще пару фраз:

– На самом деле, Дженьюэри, совещания по четвергам начинаются в восемь утра.

Мое сердце ухает и проваливается куда-то в живот.

– Но…

– Никаких «но».

В его взгляде сквозит холод.

Как же успеть выйти из дома в семь пятнадцать? Когда я буду отводить Айлу в школу? Я еще только собираюсь раскрыть рот, но Уорд прерывает меня.

– Конец дискуссии, – говорит он.

Выходя из кабинета, я понимаю, что Спенсер был прав. Уорд не просто сволочь, а король среди сволочей, и в каком-то смысле я даже рада, что в свое время сказала ему об этом.

– Как поживает моя маленькая девочка? – говорю я, бросив сумки с продуктами из супермаркета на кухонный стол, усыпанный ручками и карандашами, потеснив миску с не первой свежести бананами и виноградом. Я лезу в холодильник за бутылкой вина.

– Я уже не маленькая девочка. Мне одиннадцать, – заявляет она, явно более заинтересованная в том, чтобы поприветствовать не меня, а Спада. – И скоро я пойду в хорошую школу.

Руки жарит фарш. На ней ярко-красная юбка и кремовый джемпер из мохера, ее темно-каштановые волосы собраны в пучок и перевязаны лентой темно-синего цвета. Пока она рассказывает, как они с моей дочерью провели день, я еще раз ловлю себя на мысли, как же нам с Айлой повезло, что последние три с половиной года у нас есть Руки. Бывают бебиситтеры куда более квалифицированные, но когда я впервые ее увидела, то сразу почувствовала, что она – это то что надо. Во время собеседования она упомянула, что ей только что исполнилось двадцать семь. Руки приехала из небольшого румынского городка Медиаша, и у нее образование инженера.

– Когда я рассказываю о себе людям, они всегда удивляются, – сказала она мне однажды (каюсь, я тоже удивилась). – Я работала в крупной корпорации. Четыре года в сфере промышленности. У меня была машина и деньги, но я чувствовала, что это не мое. Я накопила деньги, продала машину и в течение года отучилась в академии парикмахеров. Друзья сочли меня сумасшедшей, но…

Она пожала плечами.

– Я просто чувствовала себя не в своей тарелке. А в Лондоне я счастлива.

– Мы погуляли в парке, сделали домашнее задание по математике, да, деточка? – подмигивает Руки Айле. По гуманитарным предметам моя дочь одна из лучших, а вот с математикой и естественными науками ей требуется помощь.

– А еще мы рисовали, – добавляет Руки.

– Смотри, мама, – говорит Айла. – Вот где жила Руки.

На ее рисунке я вижу ферму с коровами, курами и утками, а на заднем плане далекие горы и ярко-желтое солнце на горизонте.

– Я не знала, что ты выросла на ферме, – говорю я.

– Мои бабушка с дедушкой жили на этой ферме. Я же просто приезжала на летние каникулы. Бабушка научила меня шить и доить коров. Она была особенной. Я как раз рассказывала Айле, что бабушка никогда не заставляла нас работать, просто показывала, что делать, – объясняет Руки.

– Айла, мне показать тебе, как мыть пол и посуду? – хихикаю я.

– Ха-ха, – отвечает она. – Не смешно, мама.

– А как прошел твой день, Дженьюэри? – спрашивает Руки, как она это делает каждый вечер, словно играя роль моего мужа.

– Слава Богу, он прошел. Руки, ты можешь в четверг прийти с утра?

– Насколько сильно с утра?

– К семи. И отвести Айлу в школу?

– Почему мексиканец столкнул свою жену со скалы? – вклинивается Айла с вопросом.

– Подожди секунду, Айла. Руки, так ты сможешь? – Я смотрю на Руки умоляюще.

– Все дело в текиле! – смеется Айла.