Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, мне об этом говорили. И даже не один раз. Какая-то в тебе, Яна, дьяволинка. Любить сложно, забыть невозможно. Вот только тот единственный, кто мне был нужен по-настоящему, очень даже прекрасно забыл.
- Спасибо тебе, Илюша…
Он рывком притянул меня к себе и впился в губы жадным, жестким поцелуем.
- Заткнись, Лисинья. Просто иди сюда…
Я казалась себе вырезанной из бумаги куколкой. Плоской, легкой – вот-вот подхватит ветром и унесет. Делала все, что нужно, все, как обычно: записывала интервью, правила тексты, отсматривала снятые материалы. Дома общалась с Алексом, тискала Бориса, готовила, убирала, болтала по телефону с Настей. Но все это было таким же… двухмерным. Как будто из жизни ушла вся ее глубина, объемность.
Дворский? Нет, дело было не в нем. Хотя, конечно, не без грусти – как бывает всегда, если позади остается целый пласт жизни.
«Может, ничего не прошло?» - спросил он.
Я знала, что не прошло. Это было как осколок, оставшийся в ране, где-то у самого сердца. Она затянулась и много лет не беспокоила. И вдруг потревоженный осколок опасно стронулся с места, а я замерла, чтобы не подтолкнуть его неосторожным движением.
Несколько раз ловила себя на том, что оцепенело смотрю в одну точку, а в голове сказочно пусто, ни единой мысли. Как будто внутренний компьютер сначала зависал, не в состоянии справиться с объемом информации, а потом уходил на перезагрузку. Но и после этого прояснения не наступало.
В пятницу днем позвонил Мишка.
- Привет, Янчик. Я прилетел. Как вы?
Отстраненно подумалось, что в его речи с каждым приездом все больше чувствуются англоязычные интонации.
- Привет, солнце, все нормально. Ты когда собираешься к нам, завтра или в воскресенье?
- Если не возражаешь, то завтра. В воскресенье у отца день рождения.
- Отлично, ждем.
Возвращаясь вечером домой, я застряла в пробке на Литейном. Четырнадцать лет назад рядом была частная клиника, где мне должны были сделать аборт. Я ездила этим маршрутом дважды в день пять раз в неделю, но никогда не вспоминала, а тут вдруг всплыло так четко, словно все случилось вчера.
Делать тест было страшно. Наверно, так люди оттягивают визит к онкологу. Пока не узнаешь диагноз, еще можно надеяться. Я тоже надеялась, что это всего лишь задержка. Но ладно день-два, а если неделя?
Две полоски, две полоски… Ты что, беременна? Нет, я бурундук, твою мать!
- И что ты собираешься делать? – взгляд бабы Светы из-под очков был похож на выстрел.
- Не знаю, - заскулила я, как побитый щенок. – Я не думала, что…
- Думать надо было раньше, - отрезала она. – Когда разрешила мужику залезть к тебе в п…у без резинки.
Я аж слюной поперхнулась. Это правда баба Света, музейный искусствовед?
- Для начала неплохо было бы поставить в известность папашу, тебе не кажется?
Меньше всего мне хотелось говорить об этом с Мишкой, но… наверно, она была права. Независимо от того, как он отреагирует. Дело осложнялось тем, что я даже фамилии его не знала. Только то, что играет в молодежке питерского СКА. В Инсбруке, проснувшись утром, мы скомканно попрощались и даже не обменялись телефонами. Это явно подразумевало, что продолжения не предвидится. Да я и не хотела: меня жрала совсем другая боль.
Узнать фамилию оказалось самым простым делом. Как и расписание домашних игр. Набравшись смелости, я поехала на стадион и нашла служебный выход. Рядом уже караулила стайка девчонок-фанаток, бросавших в мою сторону враждебные взгляды.
Мишка вышел, разговаривая с двумя парнями, заметил меня и остановился в недоумении. Но все же подошел.
- Яна? Каким ветром?
- Мы можем поговорить? – голос предательски дрогнул.
- Ну, говори.
- Я… беременна.
Он молчал долго. Так долго, что я внутренне двадцать раз успела умереть. И уже хотела развернуться и уйти. Ну что ж, сказала, а дальше…
- Что ты собираешься делать?
Надо было отдать ему должное, спрашивать, точно ли это его ребенок, Мишка не стал. Все-таки сообразил, что неуклюжая стеснительная девственница вряд ли сразу перепрыгнула в постель к кому-то еще.
- Я… не знаю, Миш. Просто подумала, ты должен знать.
- Хорошо, что сказала. Это моя вина. Я старше и… - он запнулся. Наверно, хотел сказать «опытнее», но понял, что прозвучало бы глупо. Какой уж тут опыт, если не подумал о предохранении. – Но ты же понимаешь, что о браке речи быть не может?
- Ну ясное дело, - мне хотелось провалиться сквозь землю: неужели решил, что пришла требовать этого?!
- Поэтому, Яна, выбор за тобой. Если аборт, дам денег на хорошую клинику. Если оставишь, буду помогать. Подумай и позвони мне, - он продиктовал свой телефон и коснулся моего плеча. – Все, извини, мне надо идти. Буду ждать звонка.
Вадим
Володино сравнение с протухшим моховиком не шло из головы. Иногда единственная меткая фраза значит больше, чем десятки и сотни слов. Перезревший моховик, выросший на болоте, действительно… такой себе. Рыхлый, дряблый, раскисший. Возьмешь – а он расползается в руках.
Вот только этого мне и не хватало – снова растечься склизкой медузой из-за бабы. Три года выбираться из ямы, почувствовать наконец под ногами твердую почву, чтобы тут же ухнуть с головой обратно? Да ни за что!
А рука уже тянулась к мыши - снова включить запись. Другие передачи – там Яна была… профи. Мимика, интонации, отточенные жесты. Маска. Она ни в коем случае не перетягивала внимание на себя, даже когда задавала вопрос. Как на фотографии, где центральный персонаж в фокусе, а остальные чуть размыты. Но на нашем интервью сквозь эту маску то и дело пробивались эмоции, которые так и оставались для меня загадкой.
То, что сердилась за опоздание, за то, что не успели хоть немного подготовиться, я отмел сразу. Нет, могла, конечно, но не так критично, чтобы это оказалось сильнее ее журналистского скилла.
Разозлил мой откровенный мужской интерес, который не сразу удалось спрятать? Но это точно ей было не в новинку. Я видел, как на нее смотрели мужчины. Не только как на знакомое лицо из телевизора. Мгновенно ловились на то, что и я отметил сразу. Это было похоже на…
Черт, у
