Охота на Чупакабру - Татьяна Рябинина

По правде, я даже не подумала, что оранжевые розы - для рыжей. Просить прощения таким образом мог только один человек, больше никто в последнее время передо мной не провинился. «Заводной мандарин» - вот что первое пришло в голову.

Прости, Яна, что нажрался, как свинья, и заставил тебя заниматься вывозом тела.

И кому интересно, что сама этого добивалась, лишь бы в постель не потащил. А когда целовал, прижав к стене у туалета, пьянющий в хламину, уже об этом не думала. Сказал «поехали» - и чуть было не согласилась. Хорошо, что не успела.

Я ждала чего-то подобного еще в субботу. Не цветов, конечно, звонка или сообщения. Хотя и не представляла, как буду с ним разговаривать, если вдруг позвонит. Но Вадим не позвонил. Я выдохнула с облегчением, а осадок остался. Даже не осадок, а что-то напоминающее жирную пленку на стене над кухонной плитой. Вроде, и не видно, но она есть. Воскресенье, понедельник, вторник задыхались под этой пленкой, не пропускавшей воздух.

Я злилась, и это, пожалуй, было главной эмоцией тех дней, но и злости тоже не хватало воздуха, она была какой-то липкой и вялой. И при этом совершенно нелогичной. Злилась на него за то, что напомнил о себе, о моей глупой первой любви и разочаровании четырнадцатилетней давности – хотя в чем была его вина? Он на это интервью не набивался. Лушников откуда-то узнал, что Вадим будет в Питере, связался с его секретаршей, тот согласился. Пригласил меня провести вместе вечер, да еще с очевидным желанием закончить его по горизонтали? Это да, но ведь я же согласилась.

Злилась за то, что он напился, подкинув себя в качестве недвижимой проблемы, но, положа руку на сердце, надо было признать: за это стоило бы попросить прощения как раз мне, поскольку сама целенаправленно вела к этому результату, отпихивая мысли о том, как буду разгребаться. Злилась на себя за то, что не могу плюнуть и выкинуть его из головы. А еще…

Черт, не имело смысла отрицать, его поцелуи под занавес заставили меня думать в самом бесстыжем направлении. И поэтому злилась тоже. И что это было? Всколыхнуло давнее-незабытое? Или просто тупой недотрах?

Секс в моей жизни, скажем так, имел место быть, но явно не в том количестве, которое устроило бы - притом что я легко могла его себе обеспечить. Но, как говорила Настя, была слишком переборчивой. У меня имелся один давний штатно-дежурный любовник, иногда случались и внештатные. Хотя, как мне казалось, слово «любовник» больше годилось для замужней женщины, но я не знала, как прилично обозначить эти отношения. Друг, бойфренд? Ну точно нет.

Это был тот самый «козлик» Илья Дворский, за которого я четыре года назад чуть не вышла замуж. И не вспыхни у них с Алексом горячая взаимная неприязнь с первого взгляда, возможно, уже двадцать раз с ним развелась бы. Тогда мы почти совсем расстались, разругавшись в хлам, но через пару месяцев пересеклись на какой-то светской тусовке, и… да, снова очутились в постели.

Познакомились мы на дне рождения Насти. У ее мужа и Ильи был общий бизнес – сеть автосалонов. Оказались за столом рядом и разговорились. Он был на семь лет старше, дважды разведен. Впрочем, когда тебе подбегает к тридцати, это открытие неизбежно: всех приличных мужчин подходящего возраста уже расхватали. В свободном ассортименте остались разведенные, вдовцы и экземпляры повышенной сложности.

Помимо всего прочего – а прочим его природа не обидела, - Илья привлек меня парадоксальным сочетанием типично нордической внешности и бешеным, прямо-таки южным, темпераментом. Впрочем, у темперамента этого хватало багов: резкий, вспыльчивый, несдержанный в словах и поступках, иногда он очень сильно утомлял, если не сказать хуже.

Все закрутилось водоворотом. Не прошло и трех месяцев, как под носом материализовалась коробочка с колечком. И я уже было протянула палец, но здравый смысл, решивший осчастливить меня редким визитом, намекнул, что сначала надо познакомить кандидата в женихи с сыном.

Разумеется, о существовании Алекса Илья знал, но реагировал нейтрально: ну ребенок, ну бывает. Однако памятуя о двух предыдущих неудачных попытках найти себе мужа, а сыну отца, я отложила ответ до их встречи. И с самой первой секунды поняла, что ничего не выйдет.

В теории Алекс не возражал против моей личной жизни и возможного замужества: на эту тему мы говорили с ним не раз. Поэтому дело было вовсе не в ревности – во всяком случае, с его стороны точно. Скорее, наоборот: Алекс мгновенно уловил нежелание Ильи делить меня с кем бы то ни было и ощетинился в ответ.

Сначала они оба еще держались, но потом, за ужином, Алекс что-то спросил, и Илья обрезал его: если дети не могут помолчать, когда взрослые разговаривают, им нечего делать за столом. Алекс бросил вилку и убежал к себе, я вскипела: какого черта?! Илья ушел, хлопнув дверью, Алекс дулся на меня два дня, и мне в результате было хуже всех.

Почти месяц я пыталась их как-то смонтировать. Ничего не получалось. Илья вопил, что я избаловала мальчишку до безобразия и посадила себе на шею. Алекс шипел, что Илья плохой человек: до выражений типа «козел твой Дворский» он тогда еще не дорос. В итоге я решила, что обойдусь без замужа. Тезис «дети вырастают и уходят, а ты останешься одна» в данном случае не работал. Алекс вовсе не был избалованным капризным ребенком, это Илья не желал идти на компромисс, так что ничего хорошего из нашего брака не вышло бы.

Меня ломало, и очень сильно, но я была уверена, что поступила правильно. А когда все началось снова, условия поставила жестко: никаких разговоров о совместной жизни. Либо мы просто встречаемся, либо… ну, извините.

Илья условия принял. Мы ходили куда-нибудь, потом ехали к нему, занимались любовью, и я отправлялась домой. Если Алекс шел с ночевкой к приятелям, могла остаться до утра. Два раза, когда Мишка забирал его в Канаду, съездили вдвоем за границу. Сначала Илья еще пытался меня переубедить, но я понимала, что ничего не изменится, и стояла на своем. В результате все переболело, и нас вынесло в русло эдакого приятельского секса для здоровья.

Теперь я звонила ему чаще, чем он мне, и догадывалась, что у него есть кто-то еще, но это мало задевало. Иногда приходила мысль, что бессовестно использую, в общем-то, неплохого, но неподходящего