Бунтующая Анжелика - Голон Анн

Ему столько наговорили о необыкновенной ловкости и коварстве мадам дю Плесси-Бельер, что он ежеминутно ожидал ее побега. Им владела одна мысль: скорее завершить свою миссию.

Его беспокоило, что молодая женщина с трудом, казалось, преодолевала усталость. Он готовился к худшему, видя, что она держится с ним открыто, а иногда и заносчиво. Не ждала ли она помощи от своих сообщников?

Не лишним будет упомянуть, что на остановках он спал вполглаза под дверями ее комнаты.

Если предстояло ехать через лес, где могли напасть бандиты и освободить пленницу, он добивался у губернатора ближайшего города дополнительного отряда солдат. Это походило уже на военную операцию. На городских площадях собирались зеваки, чтобы поглазеть на особу, которую столь старательно охраняют. Господин де Бретей бушевал и платил стражникам, чтобы те ударами алебард разгоняли людей, но это только разжигало любопытство и увеличивало толпу.

Господин де Бретей недосыпал, его снедало беспокойство, и единственный выход из этой ситуации он видел в спешке. Теперь они всего на несколько часов останавливались на ночь на постоялом дворе, откуда предварительно выгоняли всех проезжающих, а за хозяевами зорко следили. Днем лошади не останавливались ни на минуту. Чтобы избежать покушений на остановках, высланный вперед курьер заранее подготавливал новых лошадей. Анжелика, измученная ухабистой дорогой, изнемогающая от этой безумной бесконечной поездки, пыталась возражать:

– Вы убьете меня, сударь! Прошу вас, остановимся на отдых хоть на несколько часов. У меня нет больше сил.

Господин де Бретей насмешливо отвечал:

– Вы так нежны, мадам! Разве вы не переносили и большие тяготы в Королевстве Марокко?

Анжелика не посмела сказать, что беременна.

Уцепившись за скамейку или за дверцу, задыхаясь от пыли, она молилась, чтобы окончилось это адское путешествие.

Однажды вечером, после изнурительного дня, карета, мчавшаяся галопом по вершине холма, резко накренилась на повороте и опрокинулась. Кучер вовремя оценил обстановку и удержал упряжку. Удар оказался менее сильным, чем можно было ожидать, но Анжелика, отброшенная к обрыву, сразу почувствовала, что дело плохо.

Ее поспешили извлечь из кареты и уложить на траву на пологом склоне.

Господин де Бретей, бледный от страха, склонился над ней. Король ни за что его не простит, если мадам дю Плесси умрет. С неожиданной ясностью он понял, что речь идет о его голове, и ему показалось, что он уже ощущает на своем затылке холод топора палача.

– Мадам, – умолял он, – вы ушиблись? Но ведь не сильно, правда? Удар был совсем слабым.

В отчаянии Анжелика закричала чужим изменившимся голосом:

– Это вы виноваты, дурак! Ваша адская спешка!.. Вы все у меня отняли. По вашей вине я лишилась всего… Негодяй!.. – И, вскинув руки, она вцепилась ногтями ему в щеки.

На импровизированных носилках солдаты донесли ее до ближайшего города. Увидев кровь на платье, испуганные мужчины решили, что пленница серьезно ранена. Но вызванный хирург осмотрел ее и заявил, что это не его случай и что надо звать повитуху.

Анжелику уложили в доме мэра. Она чувствовала, что ее покидает не только та, новая, жизнь, но и ее собственная.

Запах капустной похлебки наводнял стены этого простого городского жилища и усиливал позывы к тошноте и отвращение ко всему на свете. Иногда над ней нависало красное и потное лицо повитухи под белым крестьянским чепцом. Оно резало ей глаза, как лучи заходящего солнца. Всю ночь добрая женщина отчаянно боролась за жизнь этого странного, словно неземного существа с рассыпавшимися по подушке волосами цвета меда и лунного света и с удивительно загорелым лицом. Загар выступал темными пятнами на восковом лице, глаза ввалились, и лиловые пятна покрывали уголки губ. Повитуха распознала стигматы смерти.

– Не уходи, малышка, – прошептала она, склонившись над Анжеликой, лежавшей почти без сознания, – не уходи…

Молодая женщина с полной отрешенностью смотрела на движущиеся вокруг нее тени.

Вот ее поднимают, стелют под ней чистые простыни, и в теплом сияющем танце проплывает медный диск грелки.

Ей стало лучше, и холод перестал леденить члены. Ее растерли, дали выпить бокал теплого вина с пряностями.

– Выпейте-ка, малышка, надо восстановить кровь, вы немало ее потеряли.

Она почувствовала пряный запах вина, запах корицы и имбиря…

Ах! Запах пряностей… Аромат дальних странствий!.. С этими словами умер старый Савари.

Анжелика открыла глаза. Перед нею большое окно с тяжелыми шторами. За стеклами густой туман, похожий на дым.

– Когда наступит день? – прошептала она.

У изголовья краснощекая женщина смотрела на нее с явным удовольствием.

– Да он уж давно наступил, – весело откликнулась она, – а вы видите туман над рекой. Прохладно сегодня. В такую погоду лучше оставаться под периной, чем тащиться на почтовых. Я смотрю, вы правильно выбрали денек. Теперь, когда вы выбрались из переплета, можно сказать, что это происшествие удачно завершилось. Вы от него избавились.

Увидев отчаянный взгляд, удивленная повитуха продолжала:

– Да чего там! Для знатной дамы вашего ранга ребенок всегда обуза. Уж я-то кое в чем разбираюсь! Меня многие просят освободить их от плода. А для вас все уже и кончилось. И без мучений, хотя вы и заставили меня поволноваться!

И, смутившись молчанием своей подопечной, она добавила:

– Поверьте мне, дамочка, жалеть-то не о чем. Дети только усложняют жизнь. Если они нежеланные, то это помеха. А если желанные, то делают вас слабой. – И, пожав плечами, она заключила: – И будет об этом! Если уж вы так опечалились, моя красавица, так это ведь вовсе не повод, чтобы не сделать себе нового!..

Анжелика до боли стиснула челюсти.

Значит, ребенок Колена Патюреля никогда не родится.

Теперь у нее действительно ничего не осталось.

Ничего! В ней закипало дикое чувство, близкое к ненависти, и оно спасло ее от отчаяния. Оно походило на бешеный поток, еще не вошедший в каменное русло, но это чувство вернуло ей желание бороться. Неистовое желание выжить ради отмщения – отмщения за все.

Потому что, несмотря на то что она перенесла, Анжелика ясно понимала, что ее свободе грозила серьезная опасность. Скоро по требованию властителя королевства ее вновь повезут в окружении вооруженных стражников как самую вероломную из подданных его величества. И какое наказание, какая темница ждет ее в конце пути?..

Глава II

В ночи раздался дрожащий зов, какое-то время звучал, а потом затих, словно лишился сил.

«Лесная сова, – подумала Анжелика. – Она охотится…» Вновь прозвучал птичий крик, бархатистый, слабый и далекий, приглушенный радужным туманом лунного света.

Анжелика приподнялась на локте. Возле ее тюфяка, лежащего прямо на полу, блестели черно-белые мраморные плиты пола, в которых отражалась мебель.

Через открытое окно в комнату вливался мягкий молочный свет. Он разливался по комнате, теснил мрак, принося волшебство весенней ночи. Молодая женщина, привлеченная лунным светом, встала и, с трудом сохраняя равновесие, неуверенными шагами призрака подошла к серебристому лучу. Оказавшись в его потоке, озаренная взошедшей полной луной, она покачнулась и оперлась о подоконник.

Перед ней под ночным небом расстилались сумрачные просторы, рассеченные неподвижными кудрявыми купами деревьев, похожими на купола. Ветви, подобные высоким канделябрам, покрывала роскошная весенняя листва. Среди толстых стволов, которые, словно колонны, поддерживали своды этого темного храма, открывалась лужайка, залитая луной.

– Это ТЫ! – выдохнула Анжелика.

С соседнего дуба вновь донесся крик совы, неожиданно резкий и хорошо различимый. Казалось, он принес ей привет Ньельского леса.

– Это ты, – повторила она. – Ты! Мой лес! Ты, мой Бокаж!

Пробежал очень слабый, едва уловимый ласковый ветерок. Его нежное дыхание ощущалось только в волнах аромата цветущего боярышника.