Мой Гамлет. Стихи, проза - Александр Лынник

Опять весна

Опять весна: ручьи буравят камни.Опять весна, и снова пенье птиц,Опять весна в свои права вступает,Несёт тепло, не ведая границ.

Россия снова улыбнулась солнцу,Простила всех – к лучам её душа,Забыв опять о ранах и о муках,Она ещё жива и ждёт тепла.

Сколь времени прошло и просочилось крови,В промёрзший грунт, и в слёзы талых вод,И где найти ещё такой истории?Где власть народная сажала свой народ.

Там в лагерях затаптывали заживо,Взамен крестов не ставили колов,И просто в ров ссыпали души праведных,Сибирь стоит на кладбище «врагов».

Проснись, Земля, согрей нам всходы дружные,Не дай один, ещё подобный путь,Не торопись рвать нужное – ненужное,Чтоб к милостыни руки не тянуть…

Архипелаг

Нервы, в пальцах застыла дрожь,Слёзы, не растопить вам ложь,Брошу в печку паленья дров,К камням прильну и закурю…

Утро, вот уж шестой покров,В жилах еле струится кровь,Вера, как на ресницах снег,Тает в глазах, словно слеза…

Гаснет, мой уголёк в печи,Сырость, вечные сквозняки,Песня, как заунывный стон,Скрипнула дверь – это не сон…

Видно, не дотянуть этап,Пальцы еле сомкнул в кулак,Тянет, «Архипелаг ГУЛАГ»Душу мою, в землю свою.

Нервы, в пальцах застыла дрожь,Слёзы, не растопить вам ложь,Брошу в печку паленья дров,К камням прильну и закурю…

Сон

Мне приснился странный сон —Снова мир наш затемнён,Снова страх и наговоры,И по ним я осуждён.

Я закован в кандалы,И со мной друзья мои,И сердцам не долго биться —Лишь до утренней звезды.

Утром встанем у стены,И поднимутся стволы,И потухнет свет в очах,Окрик на сухих губах.

Утро: ветер бьёт в лицоМы стоим плечо в плечо,И отчаянье режет сердце,Неужели это всё?…

Вот настал миг роковой,Комендант махнул рукой,Залп раздался, я проснулсяЯ спасённый! Я живой!

В руку сон мне этот вродеОн принёс благую весть:Лишь, когда курки на взводе,Верую, целуя крест…

Караваны PQ

PQ-17 – арктический конвой времён Второй мировой

войны, печально знаменитый большими потерями.

Уходим в дальний рейс с Хваль-фьорда,Прощай, земля, плывем за океан.Под звуки джаза вышли мы из порта,И курс на Мурманск взял наш караван.

Наш северный эскорт, плывём мы в русский порт,И волны ледяные бьют о борт.Торпеды за кормой и злой сирены вой,Атлантика, ты стала нам судьбой.

Вот впереди задрал корму наш транспорт,И стал вдруг чист и страшен горизонт,Идут под воду люди, пушки, хлеб и танки,Идут под воду судьбы моряков.

А в трюмах ценный груз, вверху «бубновый туз»,Внизу подлодка пеленгует курс.Торпеды за кормой, и злой сирены вой,Плывёт в Россию северный конвой.

Наш северный эскорт и многим здесь даноВ казенных простынях уйти на дно.Торпеды за кормой и злой сирены вой,Плывет в Россию северный конвой…

Крейсер «ДЖУНО»

Японская подлодка в 1942 году добила крейсер «Джу-

но». Гибель этого корабля стала одной из самых

страшных трагедий в истории американского фло-

та.

Плывём вдоль острова Квадальканар,Вцепившись телами в спасательный плот,А крейсер «Джуно» ушёл навсегдаВ последний свой порт под толщей вод.

Вокруг слой мазута, обломки и гарь,Вверху уходящий «Фоккера» вой,Кругом океан, один океан,И ужас находит стеной.

Несчастных накрыла бездонная ночь,И шепчутся звёзды среди тишины,Одна лишь забота – гони мысли прочь,Чтоб только с ума не сойти.

И кто-то сказал, что не гибнут от пуль,А гибнут от страха и тьмы,Другой же ответил: «Страшнее акулНичто быть не может на нашем пути».

И миг наступил, долго ждать не пришлосьВсплывали один за другим плавники.Над вспоротой гладью воды встала ночьБыл жуток их профиль в свете луны.

Акулы, как стая взбесившихся псов,Сужая спирали витки, шли на плот.Вот первая жертва – распорот живот,И кровь, уходящая в водоворот.

А холод по мокрым телам разгулялДо самых костей свою мерзкую зыбь,И первый помощник чуть слышно сказал:«До помощи нам не дожить».

И все на плоту потушили глаза,И ужас цементом в их души залёг,И только лишь боцман молча курил,Надежды дымил уголек.

Сказал он спокойно: «Так было не раз.Кто смерть презирает, тот Богом храним,Здесь лягут в кораллы лишь те, кто сейчасВ надежде пробоину вскрыл».

А вспомнить пора бы нам те времена,Где вены, как змеи, вздувались в висках,Где пела над нами морская душа,И где мы не ведали страх…»

А те, на плоту, вновь открыли глаза,И звёзды в глазах засверкали огнем,И стало теплее, и чёрная ночь,Как в сказке, увиделась днём.

И кто-то сказал, что не гибнут от пуль,И, паузу сделав, запел чей-то бас,И все подхватили под ясной луной:«ДО ВСТРЕЧИ, РОДИМЫЙ ТЕХАС…»

Норд-Ост

Команда «погруженье», темнеет глубина,Свинцовое давление, сдавило нам бока,И в нас уже не дует балтийский ветер злой,Идём на погружение, и значит, скоро в бой!

Задраены все люки, и замерли винты,Там, наверху, нас ловят в прицельные кресты,А здесь, внизу, как в топке, и близок наш конец,И слышится в отсеках биение сердец.

Торпедная атака – сейчас иль никогда,И тянутся секунды, как будто бы года.Остановилось время, торпеда режет борт,И транспорт не вернётся во вражеский свой порт.

Но наши судьбы тоже ложатся на весы:Зарыскали, взбесившись, «сторожевые псы»,Глубинные заряды нам перепонки рвут,И нам одно спасение – на глубину, на грунт.

И превратилась лодка в продолговатый склеп,И шёпотом в отсеки дает команду кэп:«Немного нам, братишки, осталось пролежать,Еще чуток, и впору балласты продувать.

И вот идём наверх мы к любимым небесам,И дышим полной грудью наперекор врагам.Перископ над водою окинул горизонт,Кильватер за кормою, и волны бьются в борт.

Мы в боевом походе, и живы мы пока,И гребни волн ласкают нам ржавые бока,И снова хлещет в рубку балтийский ветер злой,Идём надводным ходом, а значится, «Домой!»

Монолог Юнкерса-87

Чехлы от ветра злого надуты в паруса,На сером фюзеляже холодная роса,Не высохнуть росе той от солнечных лучей,Уже сверкают точки посадочных огней.

До взлёта остается каких-то два часа,Под пастью бомболюка промчатся облака,Стабилизатор взвоет, свалив меня в пике,А из него уж точно я выйду налегке.

Уйдет полтонны груза на голову врага,А я – на путь обратный с крутого виража,Коснутся мягко шасси бетонной полосы,И бомбы снова схватят надёжные замки.

Вот экипаж садится, пристёгнуты ремни,И засверкали быстро на плоскостях винты,Газ выжат до отказа, вот я уже бегу,И вновь колеса от бетонки рвутся в высоту.

До цели остается каких-то два часа,Под сводом бомболюка несутся облака,Мой командир спокоен, нет страха на лице,Настанет его время свалить меня в пике.

И засверкал огнями блокадный Ленинград,Вот-вот отдам ему я свой смертоносный град.Но что со мной случилось? Предел по тангажу,И вот уже я не в пике, а в штопор ухожу.

Корёжит перегрузка, и стонет фюзеляж,Внизу под куполами спасённый экипаж.Лавиной надвигается холодная волна,И самому из штопора не выйти никогда.

Последние секунды над небесами вой,И вот разбит я вдребезги холодною волной,И тело мое серое с крестами на боках,Мой груз из бомболюков развеивает в прах.

Чехлы аэродромные не лягут на кресты,И шасси не коснутся бетонной полосы,Расставлены все точки, закончен мой полёт,Другие ждут команды, опять идти на взлёт.

Но рано или поздно, пусть даже налегке,Они капот опустят в последнее пике,И, падая отвесно, скользя по небесам,Застынет в одиночестве податливый штурвал.

В последние секунды они легко вздохнут,Что с полным бомболюком не выйдут больше в путь,Зенитные разрывы, свинцовая вода,И не бомбить им больше большие города…

Катерина