Загадочная Пелагея - Василий Михайлович Сухаревич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поля, твоя очередь! Давай, давай! Просим!
Пелагея поднялась плавно, как птица, взлетающая с земли, и приказала севшему к роялю аккомпаниатору:
— Коленька, нашу сюиту!
И начался фантастический танец. Вначале Пелагея прошла два круга, как черкешенка, плавно- и очень спокойно, затем, добавив темперамента, превратилась в испанку с кастаньетами, хоть и не было их в ее руках, потом что-то цыганское появилось в ее танце, и на плечах почудилась незримая шаль, потом куда-то в сторону полетели ее туфли, и началось нечто классическое, вариации из балета «Дон Кихот». И самое удивительное: все это ей удавалось, за всем чувствовалась и свобода и хорошая школа — так без выучки не танцуют. Все свои огорчения забыл Борис, он громче всех зааплодировал и крикнул:
— Коломбина!
— Из Пензы! — сказала Пелагея и села рядом.
— Где же вы учились?
— Я с пяти лет в балетной студии. А вы думаете, что балет есть только в Москве?
— И почему вы ко мне так несправедливы? То папашиным сынком обзываете, то обольстителем, теперь вдруг вам кажется, что я вашу родную Пензу унижаю.
И тут вдруг она во всю ширь раскрыла свои громадные очи, приблизила их к лицу Бориса и прошептала:
— Простите меня, дорогой! У меня сегодня дурное настроение, а тут еще ваш друг Шурик объявил: придет некто совершенно неотразимый. Вы сели рядом и сразу сказали об этом несчастном пиджаке, и я подумала: боже, неужели только этим он неотразим?
— И сразу бух меня в разряд барахольщиков…
— Э, нет! В нашем возрасте многие любят принарядиться, все дело в том, как… — Она снова печально посмотрела за окно, где в отблесках площадной елки валил и валил густой разноцветный снег. — Не огорчайтесь, дорогой? — Она хотела растрепать его волосы, но Борис невольно отпрянул от ее руки, спасая это чудо парикмахерского искусства. Пелагея расхохоталась:
— А ночью вы спите в чепце?
— В сетке.
— Тяжело вам, красивым мужчинам, — и другим, дружеским тоном: — Сейчас вы снова обидитесь, скажете, что я вас обозвала еще и красивым мужчиной, но ведь это правда!
Десять минут они весело и непринужденно разговаривали, потом дважды танцевали. В танце снова, глядя за окно своими колдовскими глазами, она тихо прошептала:
— Вот беда, вот беда!
— Что вас так беспокоит? — спросил Борис. — Всю ночь вы с тревогой смотрите за окно. Кто вас там ждет? Старый муж? Любовник с финкой? Или вы наигрываете загадочность?
Пелагея простонала:
— Ой!
И исчезла. Не то чтобы испарилась, но скользнула как тень на кухню, минуту пошепталась в передней с хозяйкой и ушла. Не мог же Борис броситься следом и даже спросить, почему, зачем, куда: не позволяла гордость. Но вечер потерял для него всякий интерес. Притворяться веселящимся он не мог. А когда кто-то высказал догадку о причине его мрачности, он не стал огрызаться, встал и ушел.
— Вы, как Поля, уходите по-английски, — сказала, прощаясь с ним в передней, хозяйка.
Умные люди в новогоднюю ночь веселятся до открытия метро, ибо нет другого средства передвижения: таксисты как угорелые носятся по городу с зелеными огоньками и почему-то не останавливаются, а презрительно объезжают всех голосующих среди шоссе. Но Борису и не нужен был транспорт: потерпев такое крушение, надо было прогуляться, подумать.
Он ничего не видел и не слышал и брел медленно, наугад, погрузив свои руки в карманы пальто, и никак не мог понять: ну почему самой невинной болтовней он вызвал такое злое отвращение у Пелагеи?.. И вдруг рядом раздался ее приветливый голос:
— Неужели это вы?
На тихой улице у большого, новенького, с иголочки дома громадной серебристой лопатой Пелагея сгребала с тротуара снег. Ей помогал довольно мрачный некто в громадных черных очках. Может быть, именно поэтому Борис остолбенел. А у Пелагеи смущение проявилось иначе, она заговорила вдруг, защебетала:
— Неужели девчонки вам сказали, где мой участок? Нет? Молодцы! Сами нашли, случайно? Поразительно! Что ж, теперь будете знать, что загадочная Коломбина — дворничиха! А тревожно она глядела за окно потому, что снег валил, а ей убирать. Хотите помочь? Ляховецкий! — крикнула она очкастому. — Прибыло пополнение, — и объяснила совсем растерявшемуся Борису: — Это доцент нашего института, он живет в этом же доме и иногда выходит мне помогать. Берите мою лопату и посмотрим, кто устоит в неравном споре. Я убираю у двух домов, но зато у меня два оклада. И все, что у меня есть, — мое, трудом заработанное. Конечно, недобрав очков на экзамене, я могла бы вернуться в Пензу к мамочке, тем более что она у меня миллионами ворочает — служит кассиршей в банке. Но я поступила на вечерний и в дворники и чувствую себя очень здоровой и счастливой. Правда, у меня нет такой фирменной куртки, но она же не ваша — папина. Неужели этого счастья — быть всем обязанным только самому себе — вы никогда не испытывали?
И вдруг то ли обозлился Борис, то ли голос далеких предков в нем заговорил, но только он снял с себя пальто, бросил его на ближайший подоконник, поплевал на ладони, взял лопату и начал с яростью сбрасывать снег с тротуара на мостовую.
ГРОЗА КОМПЛЕКСА
Вадим Гурин — продукт городской цивилизации. Из Москвы он отлучался только в Сочи и в подмосковный совхоз на уборку картофеля и даже практику проходил в городе, в заводской многотиражке, как положено студенту факультета журналистики МГУ. Путешествовал он преимущественно от дома на Полянке до Воробьевых гор. И вдруг по распределению ему пришлось отправиться за тридевять земель в Энский край, в редакцию «Энской правды».
Редактор, как все краевые редакторы, сообщил ему, что на территории, жизнь которой освещает его газета, можно расположить Францию, Испанию и страны Бенилюкса, вместе взятые, а потом три часа подряд азартно рассказывал обо всем, что на этих громадных просторах — степных и лесных — расположено и какие чудеса там творятся. Вадима до такой степени ошеломили эти картины, что на вопрос редактора о том, что же его больше всего привлекает, он честно сознался:
— Пока ничего.
— Понимаю, поискать хотите? Присмотреться к жизни? Что ж, давайте прикрепим вас прежде всего к сельскохозяйственному отделу. Земля и хлеб — они всему начало.
Сотрудники сельхозотдела, очень похожие на колхозных председателей,