Двоеверие - Руслан Валерьевич Дружинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недоброе предчувствие сгустилось на сердце Олеси. Гойко присел возле курток. «Нет, не может быть! Под ними, наверное, какой-нибудь зверь или ребёнок…» – опустилась Олеся на кровавые камни. Гойко выжидающе посмотрел. Олеся взялась за край куртки и потянула вниз. Показались каштановые волосы, белый лоб и закрытые глаза Риты. Олеся прерывисто выдохнула. Рука Гойко стиснула ей запястье.
– Сие она. Неживая. – покачал головой он, то ли предупреждая не открывать дальше, то ли готовя к тому, что под куртками, и отпустил руку. Олесе казалось холодные пальцы не гнутся. Голова опустела при виде мёртвой сестры, только сердце бешено колотилось об рёбра. Олеся стянула покров. У Риты перерезано горло, нет ног до колен, живот вспорот, грудь и рёбра иссечены странными линиями. В левой руке что-то крепко сжималось. Олеся с трудом разжала кулак и вынула маленький крестик.
– Крестианцы, – указал Гойко. – Смерть на них. Рита крест сорвала, покуда над нею ругались.
– Крестианцы… – эхом отозвалась Олеся, будто во сне.
– Глянь на другую руку.
Олеся подняла правую руку сестры. У Риты отрезан палец, на который она ещё вчера надела кольцо – то самое, принесённое Вольгой из Монастыря. Вот как случилось… Волкодавы, а больше и некому, пробрались в лес, поймали её у реки и отомстили за перстень… нет, было всё по-другому! В лесу рядом со следами Риты она видела и другие следы. Младшая ни за что бы не позволила себя так просто поймать. Если только её не заманили.
Олеся хорошо помнила имя того человека, кому Рита среди христиан доверяла, кого могла к себе подпустить.
– Это ты… – вырвалось с губ. Гойко услышал, но ни о чём не спросил. Вместо этого он вынул из тела Риты орудие мучительной смерти. Олеся взяла окровавленный клинок-наконечник и положила себе на колени. Гойко встал, жестом велел другим отойти и оставил её в одиночестве перед сестрой.
Кривда неспешно текла на юг. Говорили, там гораздо теплее. Говорили, там лесов не бывает – сплошные поля, что по ним можно свободно бежать: очень быстро, так что любое горе отстанет! Говорили, там нет ни одного сильного племени, и кто бы не пришёл в Вырей, не познает ни страха, ни голода, ни единого худа. Там нет вожаков, кажный живёт без обмана. Там Тепло без Зимы, там любят и верят друг другу, без всяких залогов и обещаний. Там растут цветы, Рита! Красивее не сыщешь, каких ты не видывала! Ты уж тамо меня обожди. Мне в юдоли сей надоть ощё поискать твоего душегуба. Уж я с него жилы вытяну, уж я его за кровь твову не помилую! Яко ты мне сказала? «Егор» – значит, да? Последние дни он на свете дохаживает. Зря ты к нему подалася, зря ты доверилася. Соврал тебе, да? Искривил. Яко там по-надземному? Лжец, обманчик… убийца!
Взгляд снова упал на запястье сестры. Её белая нить покраснела от крови.
– Я ж его на кресте распну, гада! – заорала она во всю душу. – Стены каменные его не отаят, доможуся! Смерти сам возжелает, егда в руки ко мне попадёт! Шерт! Шерт, в том клянуся тобе, Ритка!.. Клянусь.
Она склонилась, не зная, какого места можно коснуться. Дотронулась до лба и огладила негнущимися пальцами Риту по волосам. В каштановых прядях запутались крошки земли. Олеся опустила взгляд: с внутренней стороны бедра торчал маленький кусочек железа. Она вытащила его и положила в карман. Больше ни о чём думать она не могла. Вожак Навьей стаи, матёрая Волчица и старшая сестра зашептала слова, какие вслух никому, кроме Риты, не доверяла.
Я узрел, ще у меня есмь великая семья, И тропинка, и лесок, В поле кажный колосок! Речка, небо голубое – Энто всё моё, pодное! Энто Родина моя! Всех…
Она подняла озверелый взгляд к хмари. Солнце не желало почтить вечный сон Риты и светило всё также беспечно и весело. Губы всё пытались сложить последнюю строчку из старого стихотворения, но лишь зубы скалились и колотилась в висках Волчья кровь. Ничего, кроме последних трёх слов Олеся провыть не смогла.
– На свете я…
Глава 16 Незримое
Языки похоронного пламени высоко взвились в небо. Огонь жадно охватил облитые смолой хворост и брёвна, рассыпал искры над белым саваном: таким маленьким, будто к Праведным Предкам сегодня возвращали ребёнка. Перед входом в нору столпились охотники и весты крамолы. Детей и чернушек оставили в глубине логова, хотя обычно их допускали на тризну: пусть знают, что явий путь имеет конец, и пока вьётся нить её должно овеять Славой, а сожжение – всего лишь новый виток долгой лунной дороги к мосту через Огненную Реку Смородину, к чаре забвения Мары, к Чертогу Мудрости и вознесению к Предкам.
Но сегодня за детей побоялись, и всё потому, что из-за деревьев за тризной следили охотники Сивера. Как так случилось, что род боится собственной Навьей Стражи?
Ещё несколько дней назад это могло показаться Олесе безумием, но теперь, стоя между отступников и наблюдая за кродой сестры, она верила в многое. Крамола поднялась на поверхность, чтобы проводить соплеменника Навьей Страже назло. И Стража