Манхэттенское безумие (сборник) - Ли Чайлд

Дженис отпила вина из своего бокала и медленно прикрыла глаза.

– Кстати, Лана звонила. Я ей рассказала про Мэддокс.

Лана теперь была замужем и жила в районе Аппер-Уэст-Сайд. Двое наших внуков посещали ту же самую жутко дорогую частную школу, где учились и Лана, и Мэддокс; Лана успевала с некоторым трудом, а Мэддокс имела полный набор проблем: кражи, обман, ложь и прочее.

– Мы с Ланой договорились вместе поужинать, пока ты будешь в Хьюстоне, – сказал я.

Дженис улыбнулась.

– Очень милый выход в город отца с дочерью. Хорошо придумали!

Она глубоко и спокойно вздохнула, как вздыхает женщина, в жизни которой примечательно мало проблем, которая любит свою работу и имеет прекрасные отношения с дочерью, чей брак протекает так гладко и спокойно, как того и следовало ожидать.

Имея такую жену, решил я, следует придерживаться принципа, что чем меньше она знает о некоем периоде нашей жизни, когда все это благополучие было поставлено под угрозу, тем лучше.

– Лана восприняла это известие тяжелее, чем я ожидала, – сказала Дженис. – Она ведь хотела иметь сестренку, помнишь? И, конечно, считала, что Мэддокс может стать ей такой сестрой.

– Лана прекрасно справлялась со своей ролью единственного ребенка, – заметил я, принимая меры, чтобы не высказать вслух более горькую правду, что моей дочери, по сути дела, очень крупно повезло, что она вообще осталась в живых, потому что тот год, когда Мэддокс жила у нас, был полон опасностей, особенно для Ланы.

– Мы были слишком наивными, когда решили взять Мэддокс к себе, – сказала Дженис. – Подумать только, мы были уверены, что это очень легко – забрать маленькую девочку, увезти ее от матери, из привычного района, из ее школы, и полагали при этом, что она без труда адаптируется ко всему новому. – Ее взгляд переместился в сторону Гудзона. – И как мы только могли рассчитывать, что она будет нам по крайней мере благодарна?

Так оно и было – правда, я и сам отлично это понимал. В течение первых девяти лет своей жизни Мэддокс не видела ничего, кроме трудностей и проблем, неизвестности впереди и отчаяния. И как это мы могли полагать, что она не притащит с собою всю свою неуравновешенность и скверный нрав?

– Ты права, конечно, – тихо и мягко сказал я, допивая вино. Этим простым движением я хотел отбросить эту мрачную мысль, что она приехала в Нью-Йорк с некоей психопатической мечтой нанести мне удар исподтишка, улыбаясь, как маньяк, и занося для удара длинный острый нож.

Да-да, вот так я и пытался отбросить, отмести эту вызывающую дрожь отвратительную мысль, заглушить собственную параноидальную реакцию на новое появление в моей жизни этой женщины, которая, несомненно, приехала в Нью-Йорк потому, что дошла до последнего предела, а этот город предлагал ей себя в качестве ненормального утешителя, вроде как способного решить все проблемы ее жизни, которая все в большей и большей степени катилась под откос. Я старался представить все воспоминания о ней просто как мучительный эпизод из жизни нашей семьи с непрестанными вызовами к директору школы «Фэлкон экедеми», которые всегда заканчивались строгим предупреждением, что если Мэддокс «не исправит свое поведение», то почти наверняка будет из этой школы исключена. «Тебе этого хочется?» – спросил я ее после одного такого внушения. Дечонка лишь пожала плечами в ответ. «Просто от меня всегда бывают неприятности», – заявила она. И точно, бог свидетель, неприятностей от нее было выше крыши; и могло быть еще больше, уж в этом-то я был совершенно уверен.

Да-да, я вполне мог бы вообще выкинуть ее из памяти после нашего короткого, хотя и беспокоящего нас обоих разговора с Дженис в тот вечер, когда солнце уже стояло над Гудзоном, а мои воспоминания о Мэддокс все больше уходили куда-то вдаль, пока она не превратилась всего лишь в огромный комплекс неприятных давних событий, какой накапливается у любого из нас по мере течения жизни.

А потом, откуда ни возьмись, к нам пришло по почте письмо в небольшом конверте. Пришло оно из Бронкса, и в конверте я обнаружил записку: «Мэддокс хотела, чтобы вы кое-что от нее получили». Подписана она была кем-то по имени Тео, который предложил сам доставить нам то, что оставила для меня Мэддокс. А если я пожелаю «узнать больше», то должен позвонить этому Тео и договориться о встрече.

Я встретился с ним через три дня в местном винном баре и должен признать, что ожидал увидеть одного из тех парней, кто накачал себе мышцы в тюремном спортзале, вытатуировал инициалы на руках и наделал столько пирсинга в губах, языке и бровях, что любой металлодетектор в аэропорте тут же забил бы тревогу. Так я всегда представлял себе уголовного типа, в объятия которого Мэддокс непременно должна была угодить, поскольку была обречена стать Бонни для какого-нибудь ублюдка Клайда. Но вместо этого я оказался в обществе вежливого и учтивого молодого человека, спокойного и весьма информированного.

– Мэддокс снимала квартиру в моем доме, – сообщил мне он после того, как я представился.

– Вы тот управляющий, который обнаружил ее?

– Нет, я владелец этого дома, – ответил Тео.

Я на секунду вообразил, что мне сейчас предъявят неоплаченные счета, оставленные Мэддокс.

– Мы с нею иногда разговаривали, – продолжал он. – Обычно она была не слишком расположена к беседам, но иногда, когда я встречал ее в коридоре или во дворе, она останавливалась поболтать со мной.

Он сделал паузу, потом добавил:

– Она заплатила за квартиру авансом, за несколько месяцев вперед, и сообщила управляющему, что скоро ненадолго уедет. Он решил, что именно так она и поступила, просто ненадолго уехала, так что не заподозрил ничего неладного, когда она перестала появляться.

– Она планировала это, вы хотите сказать, – заметил я. – Свою смерть.

– По всей видимости, да, – ответил Тео.

«Стало быть, – подумал я, – кого-то она все же в конце концов убила».

Тео положил на стол магнитную нашлепку, какие обычно крепят к холодильнику, и пододвинул ее ко мне.

– Вот что она хотела, чтобы вы получили.

– «Красавица и Чудовище», – тихо произнес я, удивленный, что Мэддокс сохранила у себя, как реликвию, этот сувенир – и, несомненно, пораженный тем, что она по какой-то странной причине пожелала, чтобы он достался мне. – Я однажды водил ее и свою дочь на этот спектакль.

– Я знаю, – сказал Тео. – И это был самый счастливый день в жизни Мэддокс. Она потом вспоминала, как вы купили ей этот магнитик, вложили ей в ладонь и прижали пальцами. Вы так нежно это проделали, сказала она, прямо как любящий отец.

Я бросил на магнит быстрый взгляд, но не прикоснулся к нему.

– Значит, она рассказала вам, что некоторое время жила в нашей семье.

Он кивнул.

– К сожалению, я вынужден был отослать ее назад к матери, – напрямую сказал я ему, потом взял магнитик и медленно покрутил в пальцах. – Она все время врала, – добавил я. – Обманывала и списывала контрольные работы или, как минимум, пыталась это проделать. И крала вещи.

«И это было еще не самое скверное», – подумалось мне.

Все это, кажется, удивило Тео, так что я заподозрил, что Мэддокс его здорово провела, и он даже влюбился в тот типаж, который она изображала, чтобы им манипулировать. Она и со мною пыталась проделать нечто подобное, но я к тому времени уже знал, насколько она опасна, и вел себя соответствующим образом.

– Итак, я отослал ее назад, – повторил я. – Уверен, что именно этого она все время и хотела.

Тео некоторое время молчал, потом сказал:

– Нет, она хотела остаться у вас.

«Возможно, в самом конце Мэддокс и впрямь хотела остаться у нас», – подумал я. Но если даже так, это всего лишь означает, что она в любом случае проделала бы все то, что ей было нужно проделать, чтобы добиться этой цели. В общем и целом, решил я, именно это, видимо, и послужило причиной того, что она проделала в тот вечер на станции подземки.

– Она была способна на все, – решительно заявил я Тео.

В этот момент я вообще-то и впрямь собирался рассказать ему всю эту историю, но потом обнаружил, что не могу это сделать.

А Тео кивнул на магнитик и сказал:

– В любом случае он теперь ваш.

– И что ты намерен с ним делать? – спросила Дженис, когда я показал ей магнитик со сценкой из «Красавицы и Чудовища», и изобразила свой привычный и знакомый мне жест, намеренно усилив его. – Выглядит это как нечто вроде… обвинения.

И тут мне внезапно все стало понятно.

– Это просто способ, с помощью которого Мэддокс в последний раз пытается меня надуть, – сказал я. – Заставить меня чувствовать себя виноватым за то, что отослал ее назад к матери. Только это ведь она сама сделала для себя невозможным оставаться и дальше в нашей семье… – Я яростно замотал головой. – Ну ладно, я просто перестану о ней думать, вот и все!

Именно это я и хотел сделать. Но не мог.