Сила притяжения - Роберт Джоунз

— Это ваша жена?

— Моя жена умерла. — Женщина открыла было рот, но Эммет ее перебил: — Я хотел сказать: для меня умерла. У меня нет ее снимка. Нет смысла копаться в прошлом. То, что умерло, мертво. Так я обычно говорю.

— Ну да, — неуверенно проговорила Анита, разглядывая коллекцию пластинок.

Эммет протянул ей молоток.

— Вот, возьмите насовсем, у меня их несколько.

— Как мило. Извините, что побеспокоила, но хоть познакомились. То есть, когда я сообразила, что у нас дома нет молотка, решила зайти к вам и заодно познакомиться.

— Пусть это будет мой подарок. В знак добрососедства. Может, когда-нибудь и мне придется что-то у вас попросить.

— Может быть. Но вы, кажется, неприхотливы.

Эммет шел за женщиной шаг в шаг, пока она осматривала его имущество. Она делала это с таким видом, будто бродила по магазину. Всякий раз, когда Эммет загораживал ей обзор, она вытягивала шею и смотрела на что-нибудь другое. Они протанцевали несколько таких осторожных па, и наконец он сказал:

— Мне пора гулять с собакой, я вас провожу?

— Я часто вижу, как вы с ней гуляете поздно вечером. Я, бывает, не могу уснуть и сижу у окна. Вы по четыре часа бродите.

Эммет побледнел. Значит, кто-то все же за ним следит.

— А вы уверены, что это я? Я почти всегда сижу дома, вдруг дети позвонят. Так они меньше переживают, что семья распалась.

— Может, и не вы, но ваша собака такая огромная. Ее ни с какой другой не спутаешь. — Анита вроде искренне смутилась.

— Да ничего, все ошибаются. У моей собаки есть брат. Он живет за углом. У одного студента. — После каждого предложения Эммет делал паузу, ища в лице женщины признаки доверия. Он громоздил ложь за ложью, а выражение ее лица не менялось.

Она погладила собаку по носу — на морде было необычное белое пятно, напоминающее полумаску. С ним собака казалась злобной, когда была неподвижна.

— Они близнецы, — сказал он.

— Близнецы? — Анита удобно устроилась в мягком кресле и положила ногу на ногу. В комнату вошел только что проснувшийся кот и прыгнул ей на колени, словно они уже знакомы. Анита рассеянно его погладила.

Эммет поморщился. Чем дольше она сидела, тем больше интересовалась его жизнью. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, мозг бурлил.

— Да, — сказал он, будто слушая себя со стороны. — Как там их называют? Двуяйцовые? Однояйцовые? Не помню.

Эммет мучительно вспоминал все тонкости лжи, которой уже напичкал эту женщину. От напряжения у него закружилась голова. «Я сказал ей, сколько у меня комнат? Я сказал ей, кем работаю? Сказал, как меня зовут? Сколько у меня детей? И где они живут?»

— Вайоминг, — пробормотал он и сам засомневался, произнес ли это слово вслух.

— Что? — Она явно вздрогнула.

— Вайоминг. Так зовут брата. Странное имя для собаки, правда? Но мою собаку зовут Голубка, так что мне ли судить об именах. Мальчик хорошо за ней следит. То есть за н-н-ним, за псом. Много с ним занимается, как вы могли заметить.

Анита легонько постукивала молотком по своей ладони.

— Действительно смешное имя.

Эммет попытался отвлечь ее внимание от себя.

— А вы чем занимаетесь?

— А разве это имеет значение? — с чувством сказала она. — Всем вокруг нужно обязательно знать, чем ты зарабатываешь. Всем плевать, что ты за человек, и, чтобы с тобой заговорить, им сначала надо взглянуть на твой банковский счет. Как этим старым каргам. Вечно лезут не в свое дело. Меня от них тошнит.

— Простите, — сказал пристыженный Эммет. — Я тоже не люблю, когда лезут в мою жизнь.

— Нет, это вы простите. Я так бесцеремонно ворвалась в вашу квартиру. Вообще-то мы занимаемся экспортом. Мы сделали бизнес на пустом месте. Хотите познакомиться с моим мужем? Приходите к нам ужинать во вторник.

Эммет присел на подлокотник дивана и тут же встал, прошел к окну. Присел на край полки около стереосистемы, дрожащая нога застучала по шкафу. Он снова встал. Сел. Анита не двигалась, только левой рукой гладила кота. «Может быть, миссис Дью ошибается, — подумал Эммет. — Может быть, Анита — всего лишь жертва чьих-то навязчивых подозрений». Он попытался прочитать что-то в ее глазах, уловить какие-нибудь намеки или знаки, которые раскрыли бы ее секреты.

— Во вторник, говорите? — неуверенно спросил Эммет. Он представил себе дружбу с Анитой. Эммет давно не общался ни с кем, кроме брата. Но даже знай он ее лучше, он не смог бы перестать ей врать, не отважился бы рассказать, во что превратилась его жизнь. «Не могу рисковать», — решил он.

Анита поднялась с кресла с котом на руках.

— Или в среду. В любой день на следующей неделе. Мы почти всегда дома. Только предупредите заранее.

— Во вторник приезжают дети. Мы так редко бываем вместе, не хочется выходить.

— Вы можете взять их с собой.

— О нет. Они очень привередливы. Сведут с ума любую хозяйку.

— Тогда я сама как-нибудь к вам забегу. Когда ваши дети уедут.

Эммет потянулся пожать ее руку на прощание, и пальцы наткнулись на стальной молоток. Эммет потряс его, будто клешню.

Он смотрел из-за шторы, как Анита пересекает улицу. Она долго открывала все замки на своей двери. У входа ее встретил мужчина в мотоциклетной куртке. Он что-то шепнул ей на ухо. Она ответила. Мужчина покачал головой, и Анита еще что-то сказала. Мужчина кивнул и пошел за ней в дом. Эммет подождал, когда за ними закроется дверь, и потянулся за собачьим ошейником.

— Быстро, — сказал он. — Пока ей некогда смотреть.

Он торопился по ступеням и вдруг оцепенел, увидев голый свет в спальне. Зря он не купил переключатели, которые автоматически включают и выключают свет в разных комнатах, будто семья перемещается по дому. Но сейчас поздно об этом думать. Собака тянула поводок. Эммет безнадежно оглянулся на дом. «Оставить или выключить?» Он не мог решить. Оставил как есть.

По дороге к реке он шел мимо соседей, которые выбрались подышать воздухом в конце душного дня. Гигантские тени Эммета и собаки растянулись на асфальте на много ярдов вперед, будто животное и хозяин преследовали двух худышек, куда бы те ни двигались. Если кто-то приближался сзади, чужая тень догоняла и накрывала тень Эммета, и ему казалось, что его преследуют с двух сторон. Он попросил собаку поторопиться. Та радостно прыгала и играла с ним, хватаясь зубами за поводок.

— Давай, бегом, — шепнул ей Эммет. Они уже не останавливались на перекрестках, и тормоза машин визжали вслед. Рубашка Эммета потяжелела от пота, они с собакой бежали к причалу, мимо проституток и торговцев наркотиками, стоящих на своем посту у реки.

Добежав до воды, Эммет вцепился в сетку и выронил поводок. Собака с лаем бросилась на забор, помчалась между машинами, тычась мордой в дверцы, дыша в окна. Всякий раз, когда Эммет звал ее, она ложилась на землю, подпускала его к себе на фут и снова бросалась в темноту. Мусор в реке мерно постукивал о цемент. Где-то неподалеку слышались редкие всплески и смех.

Эммет пошел за собакой, которая удалялась по пирсу. «Вернись», — позвал он. Она совсем исчезла из виду. Эммет заставил себя идти за ней вслед. Чем дальше он шел, тем больше появлялось на пирсе продавленных деревянных досок, откуда на ноги плескала вода. На полпути Эммет чувствовал себя, словно у самого опасного края. От реки поднимался туман. Из него то и дело появлялись силуэты людей, словно окутанные огнем. Некоторые окликали его, подзывали жестом, заманивая в туман. Собака то ныряла в дымку, то выныривала, тихо звеня ошейником, словно колокольчиком.

Вдруг она завизжала и вылетела к нему из облаков, поджав хвост.

— Что, извиняешься теперь? — Эммет обнял и прижал к груди ее трясущееся тело. Он побежал обратно и потянул ее за собой, закрыв глаза. Он прыгал по доскам, затаив дыхание, и молился о том, чтобы они не рухнули слепо в воду.

Эммет лег отдохнуть на цементную плиту у пирса. На автостраде мелькали сирены. Один за другим автомобили въезжали на стоянку, расположенную вдоль сетки, освещая Эммета фарами, и ему казалось, что это полицейские фонари пригвождают его к забору.

«Куда же мы пойдем? Домой?» — в сотый раз подумал Эммет. Тишины дома он боялся еще больше, чем улицы.

Как мертвили его слепота, и борьба с собой, и раздвоенность, от которых тело в страхе ходило ходуном. Гладя собаку, Эммет вспоминал себя десять лет назад; он тогда принимал наркотики, крался по коридорам бабушкиного дома, прятался в своей комнате. Он вспомнил чувство, когда щекочущие химикаты поглощали его целиком. Минута тянулась медленнее часа, и он боялся, что проглотил слишком много таблеток и теперь его мышцы сведет параличом, он на всю жизнь останется прикованным к креслу.

Эммет боялся, что его обнаружит бабушка. Он мерил шагами комнату и твердил про себя, что скоро станет инвалидом. На рассвете ему удавалось себя убедить, что он научится мириться со своим состоянием. Он заново учился говорить нормально, а его голос многократно отражался в голове, точно разговор сквозь толщу воды, и так до тех пор, пока он не засыпал. Но каждый раз он в конце концов засыпал, и наркотик отпускал его. А сейчас все по-другому. Эммет жил так, словно проснулся в одну из тех ночей, и ни сон, ни время его не спасут.