Горсть патронов и немного везения - Олег Приходько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он смотрел, как я открываю консервы, и капал слюной, что недвусмысленно означало: «Плевал я на тебя!» Ни бульона, ни бутерброда он не получил. Гордыня — качество еще более низменное, чем зависть, время от времени гордецов нужно наказывать.
Я включил настольную лампу, вооружился здоровенной ломовской лупой и, разложив на столе фотографии объекта, занялся их детальным изучением.
Сразу стало понятно, что фотографии сделаны в разные годы. Предстояло определить движение объекта во времени, понять, какая из фотографий сделана раньше, а какая — позже. Впрочем, последнюю определили без меня — Ямковецкого Б.Е. под номером 2365 я положил справа, сделав на обороте пометку малиновым маркером: «ИТУ КЩ-1354, Владимир. обл., Петушки. Ст. 208, ч. 3. 93–97 гг.»
Визуально определить возраст Ямковецкого было слишком сложно, потому что на всех картинках он выглядел по-разному. Уголки снимка, на котором он предлагал фотографу «чокнуться» стаканами, были замутнены, и на обороте в желтых разводах засохшего почтового клея я без труда обнаружил вкрапления темно-серого, быть может, сиреневого цвета от бумаги или картона довольно грубой, дешевой фактуры. Предположение, что такой снимок сорвали с Доски почета, я сразу отмел, логичнее было допустить, что он был изъят из семейного альбома, и сделала это скорее всего его дочь Илона Борисовна. На пальцах вытянутой со стаканом руки Ямковецкого я прочитал цифры 1949, на тыльной стороне кисти угадывался солнечный полукруг со стрелками-лучами или паук в паутине. Последнее было характерно для наркоманов, но не думаю, чтобы человек, сидевший по 208-й, да еще сорока восьми лет, пал так низко. К тому же сегодня татуировки практически не имеют значения.
С каждой минутой я чувствовал, что закипаю. Идиотизм! Почему нельзя было предоставить возможность поговорить с его дочерью? Я узнал бы, откуда он, кто он, чем занимался, с кем поддерживал отношения. На кой черт нужно было подбрасывать мне собачку, если можно было сразу оговорить все условия, сообщить данные, адрес проживания до «посадки», семейное положение? Что все это могло значить — Майвин не хочет, чтобы я его нашел, он не знает о нем ничего, кроме того, что рассказал, или Илона не хочет, чтобы я занимался его поисками?!.
Пришлось выкурить сигарету, чтобы успокоиться. Либо не нужно было соглашаться искать Ямковецкого, либо, согласившись, не нужно психовать и отбирать у себя драгоценное время. Опасаясь оказаться у какой-то версии в плену, я все же решил, что между Майвиным и Илоной пробежала кошка, и поиском Ямковецкого он занялся без ее на то согласия.
Стол на фотографии был длинным и уходил вглубь задымленной комнаты. За ним я насчитал одиннадцать человек, среди которых были женщины и мужчины преимущественно старшего возраста. Лица получились нерезкими, к тому же из окна в объектив попадал солнечный свет. Дощатые стены говорили о том, что праздник отмечался в частном доме или на даче… нет, скорее все-таки в жилом доме, причем старом, деревенском: густо налепленные на стену фотографии, на переднем плане — резная полочка, накрытая макраме из джутовой бечевы, чей-то большой портрет… нет, не портрет, а календарь! Причем, календарь из «Огонька» или из какого-то другого журнала, может быть, «Работницы»…
Я направил абажур лампы искоса, нашел оптимальное расстояние линзы, при котором можно было рассмотреть мелкие детали, и вдруг увидел в правом верхнем, совсем почти засвеченном углу белые цифры 1991. На картинке была пышнотелая мадонна не то с охапкой полевых цветов, не то со снопом, во всяком случае, ничего особенного, из-за чего стоило держать на стене старый календарь. Сам Ямковецкий был в тонком свитере с отложным воротником, на женщине рядом — кофта, на столе — огурцы и помидоры среди батареи бутылок с «Пшеничной» и «Московской».
Не весной же они ели помидоры. И не летом же сидели в свитерах и кофтах. Оставалась осень — может быть, поздняя, а может — ранняя. Я взял маркер и написал на обороте: «1991. Осень».
Следующая фотография была почти портретной, крупной — той самой, где Ямковецкий походил на волка. Снят, он был на нейтральном фоне — не то стены, не то ширмы фотографа; судя по прическе, сделана она была раньше, чем «деревенская», и я положил ее слева, как вдруг что-то поколебало мою уверенность. Еще раз сравнив изображения, я понял, что это: шрам! Отчетливый шрам на подбородке, меж тем как на снимке, который я принял за более поздний, шрама не было. Не мог же он его стереть, да и гримировать для фото со стаканом в деревенской избе стал бы едва ли. Теперь я увидел, что никакая это не лысина, а всего лишь яркая полоса света из окна, отражавшаяся от очень коротко, почти «под ноль», остриженной головы. И я поменял снимки местами.
Фото «На рыбалке» ничего не сообщало о времени: Ямковецкий был запечатлен на общем плане, вполоборота, с папироской в зубах и телескопической удочкой с катушкой; он привстал в моторной лодке, словно собирался подсечь клюнувшую рыбину. Зато на берегу я разглядел самолет — самый настоящий серебристый самолет, справа и слева от которого росли деревья, на горизонте виднелись высотные дома, и было очевидно, что это не аэродром, но и не ВДНХ; там не было реки с моторкой, причаленными к берегу просмоленными весельными лодками и мостовыми опорами. Пожалуй, не так уж много городов или предместий, где установлены памятники в виде настоящих самолетов, и определить место не составит особого труда. Сделав пометку на обороте «Место?», я убрал снимок в конверт.
Худой, стриженный наголо, татуированный, с золотыми зубами и стаканом водки — ни дать ни взять откинувшийся уркаган. А год — 1991-й. Майвин же сказал, что его посадили в 1993-м. Может, посадили не впервые? Вышел по амнистии после путча, когда в Уголовном кодексе появились изменения, дополнения и отмены статей, или оттянул по полной? Колымил на Севере, заработал кучу денег и проел зубы, вернулся и сел через два года?
«В свое время этот тип доставил мне много неприятностей…» — сказал Майвин.
В какое «свое» — с девяносто первого по девяносто третий?
«Теперь принялся за Илону…»
До сих пор Майвин думал, что Ямковецкий отбывает в колонии. Выходит, за Илону папаша принялся в последние дни. А ведь прижал он их здорово. Уж если Майвин при всех своих связях не знает, убежал Ямковецкий из мест заключения или освободился!..
Час от часу ситуация становилась все более загадочной. Три последние фотографии, на которых Ямковецкий был представлен в облике респектабельного, добропорядочного и обеспеченного гражданина, и вовсе загнали меня в тупик. Они были сделаны приблизительно в одно время: в кабинете за компьютером, на фоне «Линкольна» (который, впрочем, мог принадлежать вовсе не ему) с дочерью, похожей на западную фотомодель, в Магдебурге, и в автосалоне.
Магдебург… «Папа приезжает завтра в полдень из Бельгии», — сказала Илона. Назавтра выясняется, что папа — зек и его нужно найти… более того — он ей досаждает… Черт-те что и сбоку бантик! Эта Бельгия была ложью? Магдебург по пути в Бельгию, если ехать из Берлина… Илона с папой едет в Бельгию на «Линкольне» ретро, собака с ними восемь лет, значит, тогда ей было… А когда — тогда?.. Едва заметен шрам на подбородке мужчины с собачкой… Ага! Между девяносто первым и девяносто третьим.
Передо мной лежали четыре фотоснимка, хронологическая последовательность которых была установлена относительно точно. Если кто-нибудь из автомобилистов скажет Квинту, что это за луноход и на какой выставке он был представлен, то справа или слева от магдебургского ляжет пятый.
В общих чертах картина вырисовывалась следующая.
В 1991 году Ямковецкий возвращается (откуда? — выяснить). Его возвращение празднуют в деревне, где его хорошо знают (выяснить); он ловит рыбу на широкой реке, на берегу которой стоит самолет (выяснить). Скоро он осваивается в новом демократическом пространстве, основывает какую-то свою фирму с компьютером в кабинете (выяснить) и в течение двух лет выезжает за границу, возможно, в Бельгию через Берлин и Магдебург, вместе со своей дочерью Илоной (Елена по-венгерски). Не исключено, что фирма имеет отношение к автомобилям — дорогим, иностранного производства; он покупает «Линкольн», бывает в автосалонах (выяснить), налаживает деловые контакты с иностранными фирмами. В течение этих двух лет его интересы пересекаются с интересами Майвина (выяснить). В 1993 году Ямковецкий Б.Е. попадает под суд и признается виновным в преступлении, предусмотренном статьей 208, ч. 3 УК РСФСР, и до последнего времени отбывает срок в Петушках. Осенью 1997 года освобождается из мест лишения свободы (бежит? — выяснить) и появляется в Москве, где проживает его дочь вместе с Майвиным, за несколько дней до их отъезда в Европу (выяснить)…
Последнее обстоятельство меня заинтересовало еще во время разговора с Майвиным. Он сказал: «Я улетаю в Европу» — совершенно четко и определенно; а потом: «Он мне кое-что должен. Без этого я не могу уехать, Было ли это оговоркой, или он не хотел, чтобы я навел справки о пункте назначения? Скорее всего он проговорился в первый раз, а затем попытался исправить оплошность и заменил слово «улетаю» на «уехать». Если он не собирается пересечь границу на автомобиле, то его фамилия заложена в компьютер авиа- или железнодорожной касс. А если на автомобиле, тогда почему именно четырнадцатого?