Интриганы - Борис Хмельницкий

И успокоившись, принялся перечитывать статьи о себе.

19

Антон Антонович думал. Перед ним лежало письменное донесение телохранителя Самсона. Оно содержала новость, равнозначную девятибалльному землетрясению. Теперь генералу стало ясно, о ком грезит Самсон. Диана – имя, конечно, не редкое, но тут и ежу понятно, на кого запал кассир: таинственность и поведение Маэстро с цыганкой подсказывало разгадку.

«Что ж, пощекочем нервы губернатору», – решил генерал и, нажав кнопку звонка, вызвал в кабинет своего помощника, Ивана Калигулу.

– Тут вот какая незадача, Ваня. Губернатор заболел, устранился от руководства. Что-то с нервами. Не приведи бог это просочится в прессу. А тут еще эти слухи о пророчестве, будь оно неладно. Поднимется вой, дескать, у нас тут безвластие, неразбериха, бардак. Среди населения может возникнуть паника, последние деньги сбегут из губернии, а также исчезнут с прилавков спички и соль. Надо бы предотвратить.

«К чему он клонит? – думал майор, понимая, что ему предстоит найти ответ на этот вопрос за какие-то доли секунды. – Вряд ли его соль и спички тревожат. Что-то ему нужно. Но что? Что?..» И тут его осенило: болезнь губернатора, даже простой грипп, всегда держались в тайне, а сейчас генерал ему эту тайну выложил! Значит, тайна болезни должна стать секретом полишинеля.

– Слухи – слухами, а с паникой справимся, спички и соль на прилавках удержим, ваше превосходительство, – бодро сказал Калигула. – Не извольте беспокоиться.

– Далось тебе это превосходительство. Просто – Антон Антонович. А ты молодец, на тебя можно положиться. Ну, давай, принимайся за работу. Да, вот еще. Предупреди Самсона, что завтра вечером у него гости.

Обласканный начальством Калигула прямо из генеральской приемной позвонил в представительство крупной зарубежной радиокомпании с предложением немедленно встретиться. А генерал направился в бассейн в надежде отыскать там Диану. И не ошибся.

– Ну, как губернатор? – спросил он Диану, подавая ей халат.

– Плохо, – сказала Диана. – Он стал вообще на себя не похож. Я вчера с трудом уговорила его подстричь бакенбарды. Он ничем не желает заниматься, целый день сидит, уставясь в одну точку, и молчит.

– Худо, – согласился генерал. – А если еще учесть, что инфляция достигла ста сорока процентов и долг губернии составляет два годовых ВВП…

– Я не понимаю этой аббревиатуры, – улыбнулся Диана. – Говорите человеческим языком, что это значит.

– Это значит, что у населения появляется недовольство властью. Глядя в собственный холодильник, люди перестают верить в благополучное настоящее.

– Французова это не интересует. Вчера он вообще заявил, что ему все надоело, и он так измучен, что желал бы удавиться.

– У Самсона такое же настроение, – сказал генерал.

– А что еще не хватает этому червяку? – удивилась Диана.

– Любви.

– Господи, и этот туда же!.. Ну, подгоните ему десяток шлюх, пусть успокоит свои гормоны.

– Вы не поняли, он не хочет шлюху, он хочет любви и ласки. Запал на одну даму.

– И ее нельзя уговорить?

– Вот пытаюсь, – усмехнулся Антон Антонович.

– Что?! – вскричала Диана. И после недолгого молчания, спросила: – Это то, о чем я подумала?

– Да.

– Вы сошли с ума! Если я расскажу об этом Вольдемару…

– Не расскажешь, – жестко перебил ее Мостовой, переходя на ты.

– Почему?

– Потому что ты умная женщина. – Мостовой поцеловал руку Диане и ушел. А Диана задумалась. Нет, конечно, после этих слов она ничего не скажет Французову: кто знает, какие еще козни хранятся в сейфе этого галантного хама.

В тот же вечер зарубежное радио в программе «Новости» сообщило слушателям, что в Александровске заболел губернатор. «Информация поступила от высокопоставленного чиновника, предпочитающего остаться неизвестным, – сказал в конце передачи диктор. – Возможны непредсказуемые последствия».

Надо признать, что населению губернии эти радиоголоса до балды, но интеллигенция по привычке слушает.

20

В имении Самсона царил переполох. Слуги бегали по дому сломя голову, из кухни доносились заманчивые и аппетитные запахи. И только Самсон не принимал участия в подготовке к приему гостей. Он сидел на веранде, прикрыв ноги пледом, и раскладывал в ноутбуке пасьянс.

«Подумаешь, гости? Ну и ладно, – весело думал он. – Как говорит кучер, что я гостей никогда не видел, что ли? В конце концов для этого есть Калигула. Вон как мечется, аж вспотел…»

Вечером по тополиной аллее проскакала кавалькада гусар. Дрессированные кони застыли перед домом как вкопанные. Полковые трубачи проиграли марш.

– Мы к вам на новоселье, Самсон! – сказал Мостовой, спрыгивая с лошади. – Не прогоните?

– Прошу. – Самсон проводил генерала и его свиту в столовую.

Калигула расстарался: стол ломился от разнообразных закусок, фруктов и винных бутылок. Здесь было все, что только можно найти в эксклюзивных магазинах: золотистая форель, жареные фазаны, трюфеля, копченные куриные язычки, сладкие финики и пахнувшие прериями ананасы. В ведерках со льдом охлаждалось настоящее французское шампанское.

– За хозяина, господа! – Генерал откупорил бутылку. Хлопнула пробка, гейзером вскипела пена, и полился в бокалы веселящий душу напиток. – За выдающегося поэта и музыканта, делающего честь нашему отечественному искусству!..

Новоселье удалось на славу, гуляли широко, по-гусарски. Ментики и доломаны были сброшены, рубахи расстегнуты. Звенел битый об пол хрусталь, звучали песни, стоя на подоконнике, пили на спор, перебросились в штос. И снова пили и пели.

– Дам не хватает! – вскликнул кто-то из генеральской свиты, когда разгул достиг своего апогея.

– Прошу! – Калигула распахнул дверь, и в столовую ворвался еще один отряд гусар.

– Мы же просили дам! – взвыли опьяневшие офицеры.

– А это кто? – спросил Калигула. И только тут заметили офицеры, что у новоявленных гусар из-под кружевных рубах рвутся наружу груди и соблазнительно вращаются обтянутые лосинами попки.

– Так это гусарки!.. – воскликнул юный поручик. – В атаку! Разрушим вражеские бастионы, господа!..

Бросились гурьбой, подхватили девушек. Все, как в пословице: кто кого сгреб, тот того и уе… Виноват, господа, – тот того и танцует.

– Танцы, – провозгласил Калигула, взявший на себя обязательства тамады, и сел к фисгармонии. – Мазурка!

Танцевали самозабвенно. Разгоряченные вином и танцами, попарно исчезали куда-то и возвращались довольные, на ходу приводя остатки одежды в порядок. И снова пили и плясали.

Самсон, пока еще не было женщин, улыбался и пил наравне со всеми. Но когда появились женщины, помрачнел, сделался неразговорчивым и сел в углу.

– Ты скверно выглядишь, старик, – подсел к нему генерал. – Очень скверно. Ты же не пятнадцатилетний юнец, чтобы из-за любви сохнуть. Не возражай, я все знаю.

– В омут бы с головой, – с пьяной угрюмостью сказал Самсон. – Или сдохнуть.

– Глупости. Из любого положения есть выход. Объяснись с Дианой.

– Откуда вы?..

– Птичка на хвосте принесла.

– К ней не подступиться.

– Для моих людей нет ничего невозможного, – улыбнулся Антон Антонович. – А ты мой человек?

– Ваш, – подтвердил Самсон. – Конечно, ваш.

– Так наберись терпения, я тебе помогу. Будет и на твой улице праздник.

21

Состояние губернской экономики и галопирующая инфляция требовали от губернатора немедленных спасительных решений, и Французов, преодолев апатию, назначил заседание губернского Правительства. В силу важности мероприятия на заседание были приглашены и пребывающие в опале руководители департаментов экономики и финансов, Загладьев и Замятьев соответственно.

Чиновники чинно сидели перед раскрытыми ноутбуками. Перед каждым стояла бутылка минеральной воды и стакан. Сидели молча, дружно повернув головы в сторону губернатора, стоявшего у окна и наблюдающего за голубями, отчаянно дравшимися на подоконнике.

– Кыш!.. Кыш, ненасытные!.. – внезапно закричал Ге первый, отгоняя чертей от стакана. – Чтоб вы подавились, сволочи! Ну что вам нужно в пустом стакане?!

– Да! – подхватил толстяк, с ненавистью глядя на бутылку минералки. – А при прежнем губернаторе тут бутерброды с ветчиной лежали!

Загладьев и Замятьев сидели, скромно опустив головы: понимали, бездельники, что это камушки в их огороды.

– Тут одни заговорщики, генерал! – Астриль заметил входящего Мостового. – Все о прошлом тоскуют! Даже когда молчат, об этом тоскуют, невооруженным глазом видно. Пора им в отставку.

– Сам вали в отставку! – вступился за брата Ге второй. – Мы на сельском воздухе выросли, у нас головы свежие, ум здоровый. – И тут же перешел в нападение. – Но тебе, голубок, не понять, какие живительные силы вливают родные поля и дубравы в мужчину.