Чужак. Сапсан и нетопырь - Север Снег

Без злобы, деловито, как извлекающий из инструмента звуки музыкант, маг размахнулся бичом, с граненым, в палец толщиной, кожаным ремнем, и нанес беззащитной жертве очередной удар…

Дар с силой провел руками по лицу и обнаружил, что брови у него обгорели. Но в целом он действительно отделался легко — кожу только слегка пощипывало от ожога. Он обернулся и увидел, что от паутины не осталось и следа. Тогда он сделал приглашающий жест Квинту и двинулся дальше.

Следующая дверь оказалась не в боковой стене, как ожидал Дар, а в конце коридора, там, где все предыдущие ярусы оканчивались тупиками. И эта дверь, как и входная, тоже имела лишь вырезанные на ней руны. Теперь Дар, следуя полученному опыту, сразу всмотрелся вторым зрением, и начал передвигать руны до совмещения с их тенями. Дверь отворилась, Дар шагнул вперед и отшатнулся, как от удара в лицо — чудовищное по сложности переплетение светящихся и шевелящихся магических потоков обрушилось на него, как вспышка шоковой гранаты. Нитями их уже назвать было трудно — скорее это были канаты! Справившись с шоком, Дар разглядел, что магический барьер разгораживает помещение на две примерно равные части. Перед барьером, в локте от него, на полу была нарисована толстая неровная черта бурого цвета. Явно — для тех, кто магическим зрением не обладал. Например, для стражников.

Приглушив, насколько это было теперь для него возможно, второе зрение, Дар разглядел, наконец, что именно отгораживал барьер — металлическое кресло самого зловещего вида, напомнившее Дару нечто из арсенала инквизиции, и хрупкую человеческую фигурку, скрючившуюся в этом кресле. На руках и ногах узника Дар увидел кандалы из столь хорошо знакомого ему зеленоватого димерита. Что же это — другой шедда? Если его не только заковали, но и еще магической стеной оградили — значит, считают поопаснее, чем его, Дара. И как теперь быть?.. В этот момент Квинт, который настороженно ждал в коридоре, решил тоже войти в камеру. Взглянув на фигурку в кресле, он резко втянул в себя воздух, и потрясенно спросил:

— Госпожа Элеана? Это вы?

Очередной Малый Императорский прием подходил к концу, и Церапис Сципион Вульпекс слегка подобрался. Предшествующие пару часов он, как и значительная часть присутствующих, слушал вполуха объявления церемониймейстера и рассматриваемые вопросы, не забывая беззвучно флиртовать с ближайшими к нему придворными дамами. Для подобных случаев существовал отработанный столетиями язык жестов, который любой человек при дворе выучивал ранее, чем полный титул Его Императорского Величества, занимавший, в письменном виде, полстраницы убористым почерком… А Вульпекс, слывший при дворе заядлым сердцеедом, владел этим языком в совершенстве. Отсутствие же интереса к докладываемым делам объяснялось крайне просто — Вульпекс заранее знал, что будет доложено, и какое будет оглашено решение… Неожиданностей не предвиделось, и действительно не случилось — текущие дела двора, мелкие вопросы внутренней и внешней политики, утверждение программы ежегодных Игр Цераписа, жалоба мерканского посла на задержание двух "мирных торговых кораблей в нейтральных водах" (в действительности один корабль принадлежал работорговцам, а второй вез контрабандный груз наркотиков), сообщение из Раменья об отбитом с небольшими потерями набеге самалитов на княжество Тарпан…

В конце приема традиционно рассматривались личные просьбы. И пробудившийся интерес Вульпекса был, опять же, связан с тем, что он знал заранее, кто и о чем станет просить. Церемониймейстер ударил посохом об пол, и громко объявил:

— Церапис Сергий Пробус, первый центурион в отставке, с личной просьбой к Его Императорскому величеству.

Пожилой плотного сложения человек, одетый по провинциальной моде, выступил вперед, отвесив короткий военный поклон в сторону императора.

— Вы ведь ветеран сражения 1988 г., уважаемый Пробус, — любезно заметил император, давая тем самым разрешение говорить. — 2-й Гебальский легион, в котором вы сражались, покрыл себя неувядаемой славой!

— Да, Ваше Величество, я был тогда четвертым центурионом. Из наших там выжило менее десятой части, — ветеран был приятно удивлен памятливостью императора. Вульпекса же это нисколько не удивляло — биографические детали просителей выясняли и заранее предоставляли императору люди его ведомства. А сам Его Величество тоже отлично знал цену подобным мелочам.

— Так в чем же состоит ваша просьба, уважаемый Пробус?

— Ваше Величество, три месяца назад, мы с дочерью прибыли в столицу — девочке уже семнадцать, пора подыскивать мужа. Мы мало кого знаем, но знакомые появились и среди них один хлыщ… прикинулся скромным таким, стихи читал… И вот однажды сделал предложение моей дочери. А когда я его начал спрашивать — когда и как, от всего отказался. Девочка декаду в слезах… Прошу Ваше Величество обязать этого хлыща жениться на моей дочке!

— И как же имя, этого обманщика?

— Церапис Сципион Вульпекс его зовут!

В зале послышались смешки, которые смолкли, как только император строго посмотрел в зал. Вульпекс начал медленно выбираться на свободное место.

— Церапис Сципион Вульпекс — предстаньте перед лицом Его Императорского Величества! — объявил церемониймейстер. Вульпекс занял положенное ему место перед троном. Пробус посмотрел на него неприязненным взглядом, а Вульпекс одарил своего потенциального тестя обаятельной улыбкой.

— Вы слышали, господин Вульпекс, что вас обвиняют в нарушении обещания жениться?

— Да, Ваше Величество.

— Вы подтверждаете, что давали такое обещание?

— Нет, Ваше Величество.

— Вы что же, заявляете, что я лгу? — Пробус, ощерившись, развернулся в сторону Вульпекса.

— Тише, спокойнее, господин Пробус! Господин Вульпекс, мы желаем услышать ваши объяснения своему поведению.

— Ваше Величество, я действительно знаком с многоуважаемым господином Пробусом и его дочерью, очаровательной Цецилией. Я вхож в их дом и смею считать себя их другом. Но господин Пробус впал в невольное заблуждение, в отношении моих намерений. Я прошу Ваше Величество спросить у него, как и когда он пришел к заключению, о якобы сделанном мною предложении.

— Действительно, господин Пробус, вы сами присутствовали при разговоре и слышали слова господина Вульпекса, или вам их кто-то передал, например ваша дочь? — история начала забавлять императора и он оживился.

— Я слышал сам… присутствовал… то есть не совсем… — Пробус замялся. Чувствовалось, что он не в своей тарелке. Честность старого служаки боролась в нем с обидой и уязвленным самолюбием.