Легенда о Красном Снеге - Лана Тихомирова

мнимыми и надуманными, но все глубже уходя в себя, Мекелес находил им неизменное подтверждение.

Выйдя на площадь с фонтаном, Мекелес рухнул на колени и стал молиться, обращаясь к птице-деве. Ее не почитали как святую, пожалуй, ей покланялись первосвященники

людей, но и они не возносили таких щедрых и страстных молитв, какими сейчас осыпал деву Мекелес. Он каялся деве, рыдал и пару раз начинал, было рвать на себе волосы.

Он говорил бессвязно, закончив перечислять все прегрешения, он умолял спасти его, потом сердце его успокоилось, речи стали осмысленнее, поток слов стал иссякать. С первыми лучами солнца он вернулся в таверну, он заказал хозяину рому, и, отпив глоток, провалился в тяжелый сон без сновидений.

Глава четвертая. Лебединая песнь

Известия о гибели "Грегарины" в Лебедь-граде получили от Сорокамоса на следующий день после случившегося. Он писал, обо всем подробно, что пропала Аланка, возможность гибели ее он не исключал, пусть и в самых мягких выражениях на которые был способен. Ни слова, однако, Наместник Лебедь-града в Эолисе не писал о заговоре.

Павлес читал письмо брата в своей спальне. Фелия слушала его, запустив свои тонкие пальцы в соломенные волосы. Случайный солнечный лучик, побившись, сквозь тонкие

шторы, лизнул подлокотник ее кресла и остановился на розовых, чуть приоткрытых губах принцессы.

После отлета "Грегарины" обнаружилась пропажа Занки и сына младшего из Доресов — виконта Мекелеса. Их искали, но не нашли. Граф Карикас предположил, что герцогиня и

виконт такой пробрались на "Грегарину", чтобы не отставать от событий и находиться в самой гуще их. Однако дядя пропавшего виконта — Жорес, отверг такое предположение

сразу же, как полный абсурд и нелепицу. Рассчитывалось, что по прибытии "Грегарины" обратно в Лебедь-град, начнутся приготовления, для отправки на Запад короля и

королевы, после коронации Павлеса (в связи с положением Эолиса свадебное путешествие отменили). Теперь же и этот план обрушился. Судя по тому, что писал его светлость герцог Эолисский, "Грегарина" не подлежала восстановлению.

Бендос III еще ничего не знал об этом, поэтому за завтраком был опечален отсутствием вестей от младшего сына, этот недостаток с лихвой смог возместить старший.

— Отец, — с заминкой начал Павлес, — Утром я получил письмо от брата. "Грегарина" погибла, при подлете к Эолису ее сбил залп, как минимум, пяти Крабов.

Раздался мелодичный звон — королева-мать выронила маленькую ложечку для фруктов. Бледная несчастная мать впилась глазами в старшего сына, взглядом приказывая говорить.

— Сорокамос жив и невредим. Но Аланка исчезла, он послал за ней экспедицию, но от них тоже нет никаких вестей. Брат не исключает, что она может быть мертва, — глядя в

глаза матери, проговорил Павлес.

— Что предпринимает владыка? — спросил Бендос.

— Брат ничего не пишет об этом. Но я не думаю, что мессир Микаэлос бездействует, — предположил принц, — так же он ничего не пишет о Занке и молодом виконте, но это так

же не означает, что они в Лебедь-граде.

— Возможно и так, — сказал старый король, — но… - тут он запнулся.

Бледная, величественная и строгая королева-мать тихо встала из-за стола.

— Прошу прощения, ваше величество, я неважно себя чувствую. Я удаляюсь в свои покои, — она легко поклонилась, — Фелия, голубушка, проводите меня, с вами мне будет

веселее.

Все разом поднялись и сели только тогда, когда женщины покинули зал.

— Возможно, сын мой, в нашем окружении есть человек, желающий вам зла. Готовьтесь, на вас будут давить заложниками, через вашу супругу и через младшего графа Дореса.

Возможно гибель "Грегарины" звено в одной и той же цепи, — задумчиво проговорил король.

— Батюшка, вы сказали, что угрожать будут мне…

— Да. Тебе как будущему Лирании, будущему королю, воцарение твое не за горами.

Павлес со вздохом согласился. Наскоро докончив завтрак, он распорядился собрать военный совет.

Во время между советом и завтраком Павлес сел писать письмо брату. Через четверть часа оно было готово. Павлес перечитал его и тут же порвал, через мгновение оно

рассыпалось прахом в костяной пепельнице.

"Слишком официально", — решил Павлес.

Он походил по кабинету и снова сел писать письмо, но его постигла участь предшественника, его сожгли недописанным. Принц счел его слишком растянутым.

Третье письмо Павлес написать не успел, пришло время военного совета.

— Министры ждут вас, ваше высочество, — чопорно поклонился Сериохус.

— Спасибо. Как чувствует себя королева-мать?

— Их величество перенесли огромный удар сегодня, — печальнее, чем нужно сказал слуга, — Сейчас ее величество прилегли отдохнуть. Молодая госпожа читает ей вслух.

Павлес кивнул.

— Попросите господ министров подождать и позовите ко мне мадам Фелию.

Сериохус удалился. Павлес подошел к окну и смотрел на горизонт, собираясь с мыслями.

Тихо вошла Фелия. Она подошла к мужу и обняла его со спины. Павлес повернулся в ее объятиях и улыбнулся.

— Мужайся, любимый! Наступают суровые времена!

— Надеюсь, они не тронут нас, — тихо сказал Павлес и поцеловал жену в плечо.

— Охраняй матушку, ей очень нужна поддержка, а я пойду решать важные государственные вопросы, пока батюшка отдыхает, ему тоже нелегко.

— Что с матушкой? — спросила Фелия, — Она не плачет, но слезы текут из ее глаз и она не может остановить их, когда я уходила она заснула.

— Она очень любила Аланку. Ты же знаешь, Аланка осталась без матери и отца очень рано, и воспитывалась с нами: со мной и с братом. Ей всегда указывали должное место, но

мои родители любили ее как родную дочь. И Сорокамоса всегда опекали, больше меня, с ним всегда было больше проблем. А теперь любимые чада находятся под угрозой. И то,

что мы с тобой в замке, здесь, еще не значит, что мы в полной безопасности. Нам тоже угрожает опасность. Родители понимают это, но и защитить уже не могут. Это суровое

испытание.

Фелия прижалась к мужу.

— Все будет хорошо, любимый! Ничего не бойся, иди со спокойным сердцем!

Они расстались: Фелия отправилась обратно, а Павлес, храня письмо брата на груди, пошел в кабинет для военных советов.

Там по-прежнему было темновато и мрачно, так же на своих местах сидели министры. Но оба брата Доресы казались обеспокоенными, Карикас, по привычке спрятав глаза в

карту, о чем-то думал.

Павлес вошел в кабинет и, коротко поздоровавшись, приступил к делу.