Переход - Максим Перельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она, будто почувствовав, какие сомнения одолевают меня, остановилась и, посмотрев на меня прекрасными голубыми глазами, с нежной заботливостью спросила:
— Ты устал, милый?
В этот момент я готов был разделить с ней все мои капсулы, чтобы вместе прожить долгую счастливую жизнь. Но мне хотелось знать правду, и поэтому я спросил:
— Когда ты вошла в Пирамиду, он сразу тебе дал капсулы?
— Да, почти сразу, — ответила она, обнимая меня.
— И ты не просила его об этом?
— Нет, а ты просил?
— Я попросил его сделать мне медицинский осмотр, а после этого он и дал мне капсулы. И у меня было ощущение, что он не дал бы их, если бы я не показал, что беспокоюсь о своём здоровье.
— Ну, знаешь, может быть, он бы всё равно дал.
— Может быть… скажи, а Пирамида тебя ничем не удивила?
— Ну, конечно, удивила, не каждый же день входишь в такую пирамиду, — неохотно ответила она.
Знаете, я был влюблен, я обожал её, но перемена в её настроении при разговоре на эту тему была так заметна, что я почти был уверен в том, что она лжёт. И я решил в этом окончательно увериться. Я заставил себя улыбнуться и спросил:
— Эрнеста, а тебе понравились их красные костюмы? Они такие красивые. Но больше всего меня удивило, что их череп меньше нашего раза в четыре, да и сами они такие крохотные, а технологии у них, как у великанов, да? — я засмеялся.
Она тоже засмеялась: — Да, уж это точно, маленькие такие, но умные. А их красные костюмы, я согласна с тобой, производят впечатление.
— И Пирамида такая большая снаружи и почему-то такая тесная внутри, да? — сказал я, чувствуя, как улетучивается моё прекрасное настроение, — странно, неужели это из-за того, что такие толстые стены?
— Да, мне это тоже сразу бросилось в глаза. Нам этого не понять. Ну, Макс, покатаемся в гондоле, а?
— Да, конечно.
Мы прокатились на гондоле по Лагуне, потом где-то обедали. Мы почти не разговаривали друг с другом. Эрнеста, казалось, не обращала внимания ни на красоты, ни на еду, сосредоточенно думая о чём-то.
Я смотрел на неё и чувствовал, как на меня наваливается депрессия от сознания того, что рядом со мной любимая женщина, которая мне лжёт.
Она никогда не была в Пирамиде, не встречалась с инопланетянами. И самое, пожалуй, главное даже не это, а то, что ей никто не рассказывал о том, как устроена пирамида, как выглядят инопланетяне и что значит — находиться вне тела. Если даже предположить, что кто-то просто поделился с ней капсулой или подарил ей её, то почему он не рассказал, как проходила встреча в Пирамиде? Почему она не спросила у него об этом? И ещё, если она говорит, что ей очень много лет, и произнесла фразу «приняла капсулу в первый раз», то логично предположить, что она приняла не одну капсулу? Значит, ей подарили их сразу несколько? Допустим, что это так, — думал я, — но зачем скрывать это? Я должен был всё выяснить, и поэтому я спросил:
— Эрнеста, пожалуйста, не сердись на меня, но вспомни, сколько тебе дали капсул? Ты говоришь, что меньше, чем мне. То есть, меньше четырнадцати? А сколько всё-таки? Десять? Восемь?
— Ты опять хочешь выяснить, сколько мне лет? — резко спросила она.
— Нет, почему? При чем тут, сколько лет? Ты же, наверное, тоже делилась с кем-то капсулами? Я поэтому спрашиваю, а ты — «сколько лет»…
— Нет, — холодно ответила она, — не делилась.
— Почему?
— Потому что считаю, что мы не в праве давать их кому-то ещё. Да и некому мне давать.
— А как же дети — сироты, которым ты помогала? Разве дать кому-то капсулу, дать ее, к примеру, смертельно больному человеку, разве это не помощь?
— Может, и помощь, но этим ты изменяешь их судьбу. Имеешь ли ты на это право? И потом, это ещё большой вопрос, делаешь ли ты их тем, что даёшь им капсулу, счастливее? — как-то по-стариковски она отчитала меня.
Я продолжал выспрашивать её, потому что очень хотел знать, что же она за человек, она — женщина, которую я люблю:
— Ну, знаешь, если так рассуждать, то и мы тоже не могли ее принимать, так как изменили этим свою судьбу. Ты же изменила свою жизнь, проглотив капсулу?
— Да, но я знала, на что иду, или, по крайней мере, сама брала ответственность за это на себя.
— Ну да, конечно, я тоже сам. Но разве помочь умирающему, дав ему капсулу, не есть благо?
— Неизвестно. Может быть, да, а возможно — и нет. Может быть, его после смерти ждёт рай, а ты, дав ему этот препарат, продлеваешь его жизнь, которая хуже того, что ему уготовано там?
— Но мы не знаем, что там, зато знаем, что здесь. Ты удивляешь меня. Ты никому не дала ни одной капсулы? И много у тебя ещё осталось?
— Ну, знаешь… — она недобро посмотрела на меня, — далеко не все достойны получить такую капсулу. Есть те, кому лучше не жить на Земле, настолько они вредят и планете, и людям, и всему вокруг.
— Сколько у тебя осталось капсул? — спросил я, остановив её и взяв за плечи.
— Не говори со мной таким тоном, — резко произнесла она, потом спросила, пытаясь предать своему голосу прежнюю нежность:
— А у тебя?
— У меня — девять.
Она облегчённо рассмеялась, — вот и у меня, наверное, столько же. Я уже устала считать.
Я растерялся. Если она и лгала, то не в том, что у неё есть капсулы, а в чём-то другом. Да и лгала ли? Инопланетяне могут быть разного облика и летать на разных летательных аппаратах, которые могут иметь форму шара, яйца, сигаро — подобного цилиндра, ромба, треугольника. Я читал об этом. И может быть, её инопланетяне были маленького роста и в красных костюмах?
Она обняла меня, прижавшись головой к моему плечу, и почти на ухо спросила:
— Макс, а ты все капсулы возишь с собой?
Мне захотелось поцеловать её и сказать «да-да все, и ты можешь их взять себе», потому что я внезапно понял, что у неё их больше не осталось. Но вместо этого я ответил:
— Нет, конечно. Я никогда не вожу их с собой.
Она растеряно взглянула на меня и даже огорчённо всплеснула руками:
— Ты что? Разве так можно? Ну, разве так можно? Мало ли что? Надо хоть одну возить с собой. А если их украдут или что-то с ними случится?!
— Да, может быть, ты и права, но все они хранятся в моей парижской квартире. Что с ними может случиться? Лежат себе в сейфе и лежат.
— Ну, как же так, Макс? Мало ли что. Чтобы не иметь ни одной при себе? Так нельзя.
Мне стало её нестерпимо жалко. Я поцеловал её в щёку и спросил:
— У тебя больше нет капсул, да? Тебе нужно? Я дам, Эрнеста. Но зачем ты мне врёшь?
— Какой ты глупенький! Мне не нужны твои капсулы. И почему ты говоришь, что я вру, я… — она обиженно замолчала.
— Но ты не была в Пирамиде, это значит…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});