Переход - Максим Перельман

— Я люблю тебя, Эрнеста. Люблю.

Она прильнула ко мне так, будто боялась, что я сейчас исчезну, и только крепко обняв, ей удастся удержать меня.

Я же чувствовал себя так, будто вышел из своего тела, как год назад, когда встретился с гуманоидом.

— Знаешь, — прошептал я, — тогда… в Пирамиде, когда я был вне тела, мне было так хорошо, что я думал, что никогда нельзя испытать что-то подобное, когда ты в теле.

— В Пирамиде? — она удивлённо посмотрела на меня, и что-то в её взгляде обеспокоило меня.

Но это беспокойство мелькнуло во мне, как тень чего-то, и тут же исчезло.

— Но вчера и сегодня мне так прекрасно, что я изменил свое мнение… в теле, оказывается, может быть даже лучше, — я улыбнулся, — а ты как думаешь?

— Да, конечно, мне с тобой так хорошо, Макс, — ответила она, — пойдем завтракать?

Посидев немного в кафе, мы, держась за руки, пошли гулять. День выдался солнечный и почти весенний. На душе было так легко, что я ещё раз понял, как я счастлив. Эрнеста улыбалась, мы говорили о каких-то пустяках, разглядывали здания, прохожих, смеялись.

Мне хотелось больше узнать о ней, о её жизни до встречи со мной, и я спросил, была ли она когда-нибудь замужем?

Она перестала смеяться и ответила не сразу:

— Да была… очень давно… очень-очень давно.

И такую печаль я услышал в её голосе, что пожалел о своём вопросе. Но она улыбнулась и добавила:

— И второе моё замужество было тоже не в этом веке.

Я так её любил в этот момент, что готов был в эту минуту просить её выйти замуж и за меня. Но решился только на намёк:

— Знаешь, говорят, то, что случилось один раз, может больше и не повториться, а то, что случилось дважды, обязательно произойдет в третий.

Как бы поняв, она погладила меня по щеке:

— Всё может быть.

— А у тебя есть дети?

— Дети? — переспросила она и усмехнулась. — Послушай, Макс, ты уверен в том, что мы должны говорить о нашем прошлом? Разве тебе не достаточно, что у нас есть настоящее?

— А будущее у нас есть?

— А это зависит от нас. Смотри, Макс, вон там палаццо Дукале. В нём есть каземат, где Байрон провёл ночь. Хочешь заглянуть?

Мы зашли в этот мрачный превратившийся в музей дворец. Я смотрел на дыру в стене, через которую когда-то в канал стекала кровь казнимых. И думал — не от этой ли крови так тёмно-красен бархат на картинах Тициана?

Потом мы оказались на Мосту Вздохов, соединяющий суд с тюрьмой.

— Знаешь, почему он называется «вздохов»? — спросила Эрнеста и тут же ответила, — потому что отсюда преступник в последний раз видел Венецию перед казнью.

Вчера вечером мне этот Мост казался таким поэтичным, но сейчас мне захотелось скорее уйти отсюда.

Я огляделся. Толпы туристов беспорядочно передвигались от одного здания к другому. Их карманы были полны свободных денег, которые непременно надо истратить. По каналу плыли красочно украшенные гондолы, и гондольеры в широкополых шляпах нависали над пассажирами, как оперные певцы, исполняющие арию Мефистофеля о людях, которые гибнут из-за денег.

И я подумал о том, что весь мир похож на гондолу, в которой расположился древний город с его роскошью, прошлыми и настоящими преступлениями, омытыми кровью, и людьми ищущими, на что бы истратить свои праведно и неправедно нажитые деньги. А над миром навис правящий им Гондольер в чёрной траурной шляпе.

— Это какое-то наваждение, — сказал я, обводя рукой неестественную непостижимую красоту города, — от которого хочется опомниться. Я хочу оказаться сейчас в каком-нибудь русском лесу.

— А я… — она помолчала и произнесла, — в спокойном немецком городе.

— Ну нет, только не в городе, — возразил я, — именно в лесу и рядом с Пирамидой.

— С пирамидой? — переспросила она.

— Ну да. Тебе понравилось в Пирамиде? Как думаешь, она имеет отношение к египетским пирамидам?

Эрнеста посмотрела на меня так, будто не понимала, о чём я спрашиваю. Потом улыбнулась какой-то деланной улыбкой и ответила:

— Ну… это сложный вопрос… не знаю, пирамида пирамиде — рознь, как говорится.

— А где ты встретилась с ними? — спросил я.

И не дожидаясь её ответа, ведь мне так хотелось поговорить с ней об инопланетянах, узнать, что она думает о них, начал рассказывать:

— Я в лесу. Вернее, в лесопарке. Представляешь, катался на велосипеде, вдруг смотрю, стоит эта штука, ну ты помнишь, да, такая странная… Интересно, их цивилизация возникла раньше, чем наша? Я думаю, что если у них такие технологии, то, конечно, раньше, как думаешь?

— Вероятно, раньше, — ответила она нехотя, как бы думая о чём-то другом.

— О чём ты думаешь? Тебе скучно? Тебе не хочется говорить на эту тему?

— Нет, почему, мне интересно, всё нормально, правда.

— Скажи, Эрнеста, а тебе понравилось быть без тела?

— Скажи, Макс, тебе не напоминают пейзажи этого города картины Джорджоне?

Но мне было уже не до города и не до его великих художников, потому что меня насторожило её нежелание отвечать на мои вопросы.

«Да была ли она в Пирамиде, а если нет, то где она встречалась с инопланетянами, которые дали ей капсулы?» — подумал я.

— Так тебе понравилось быть без тела? — повторил я.

— Ой, на это так трудно ответить, но скорее да, чем нет, — улыбнулась она и взяла меня за руку.

— А как ты думаешь, — продолжал, я, — это были случайные встречи именно с нами? Может быть, он тебе сказал, зачем ты ему нужна? Зачем им нужно, чтобы мы долго жили? А с теми, с которыми ты встретилась до меня, с теми, кто тоже получил капсулы, с ними ты об этом говорила? Мне кажется, что случайностей всё-таки не бывает.

Эрнеста ответила, что она не думает, что встреча была случайной, что, вероятно, они проводят какой-то эксперимент и наблюдают, что с нами будет. Потом добавила, что не с кем, кроме меня, она на эту тему не говорила.

— Да, ты права. Наверное, это эксперимент, но какова его цель? А они тебе сразу капсулы дали?

— Я уже не помню, может быть и сразу. Макс, давай покатаемся на гондоле, — попросила она.

— Да-да, конечно. Тоже четырнадцать?

— Что четырнадцать? — не поняла она.

— Тебе дали тоже четырнадцать капсул?

— Нет, меньше.

— Сколько?

— Я же говорю, не помню, — она резко выдернула свою руку из моей и быстрыми шагами пошла впереди меня.

Я догнал её и снова взял за руку.

Но я не понимал, как можно забыть, на сколько лет жизни ты имеешь капсул. Я знал точно, что моих девяти капсул хватит мне ещё на двести лет, вместе с той, что я принял год назад. Как можно об этом не помнить?

Впрочем, я молод, а у неё, возможно, уже возрастной склероз. Подумав это, я невольно стал разглядывать её лицо. Но и при солнечном свете она была молода и красива. Да и какой склероз? Капсулы не дают состариться. Или она не принимала капсул? Или она молодая женщина, которая каким-то образом узнала о моих капсулах и познакомилась со мной только затем, чтобы их от меня получить? От этих мыслей мне стало так плохо на душе, как никогда ещё не было в жизни.