Сосредоточение России. Битва за русский мир - Наталия Нарочницкая

Несмотря на это, даже в советских студенческих учебниках все достижения экономики 50-х годов сравнивались ещё с 1913 годом как с высшим пиком. Потому что именно Россия к концу династии Романовых, которая так трагически оборвалась, развивалась такими семимильными шагами, что, действительно, дай судьба, как Столыпин мечтал, двадцать лет без войн и революций, и она бы оторвалась от остального мира так, как приблизительно сейчас оторвалась Америка от остального мира.

«Несвятые святые»: о церкви без приторного умиления и ненужного назидания

Из печати вышла новая книга «Несвятые святые» и другие рассказы» наместника московского Сретенского монастыря, сопредседателя Церковно-общественного совета по защите от алкогольной угрозы архимандрита Тихона (Шевкунова), известного своей писательской и режиссёрской деятельностью.

Своими впечатлениями после её прочтения с нами поделилась историк и политолог Наталия Нарочницкая, доктор исторических наук.

– Какое же чудо эти рассказы! Что за слог! Что за образы! У каждого, кто открыл эту книгу, вырвать её из рук уже невозможно до утра! Удивительно, как в изящных маленьких зарисовках и заметках, исполненных и почитания, и доброй иронии, в образах, которые могут показаться кому-то нелепыми чудаками или даже самодурами, перед нами открывается такой волшебный и реальный, простой и чудный мир!

В книге архимандрита Тихона совсем нет искусственной романтизации архаики или нарочитого любования опрощением жизни, свойственных показной интеллигентской религиозности. Нет, этот мир прекрасен тем, что в нём расчищено главное в человеке.

Он поражает тем, что, отрекаясь от гордыни, человек вовсе не лишается своей неповторимости во всём – в своём пути к Богу! Чудесным образом непередаваемо прекрасный мир вдруг оказывается близок, хотя в нём вовсе не ангелы, а люди, живые-преживые, и мир этот вовсе не отпугивает, а притягивает! Но главное, что этот мир предстаёт почти волшебным, хотя в нём в ватниках убирают лепёшки из-под коровы, которая может угодить хвостом, измазанным навозом, прямо в лицо нерадивому послушнику. Этот мир поражает своим светом, добротой, любовью и чистотой, полной освобождённостью от порабощения действительностью. Да ещё какой действительностью – сугубо враждебной особенно христианству и монашеству, давнему предмету ненависти русских атеистов, отказывающихся, как Иван Карамазов, верить в Бога Всемилостивейшего и Милосердного. Вот где подлинная свобода – свобода внутренняя, неподвластная не только КГБ, «конторе глубокого бурения», как с сарказмом его называли в Псково-Печерской обители, но и ежедневно подстерегающему искушению хлебом и властью… Как же пронзительно встаёт евангельское: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»! (Ин. 8. 32).

Псково-Печерская обитель, в которой автор – нынешний наместник Сретенского монастыря – провёл свои послушнические годы, выстояла в течение всех гонений на Церковь. Выдержала она даже хрущёвскую оттепель, которая оттепелью была лишь для нынешних либералов, а на деле – очередным погромом трёх столпов России и русской жизни: Церкви, деревни и армии.

Гонимые и притесняемые во всём, отвергающие всем сердцем и духом саму суть коммунистической картины мира, эти хрупкие старики и юноши были смелее и честнее прославленных диссидентов, не гнушавшихся помощью откровенных внешних врагов России. Эти же монахи не утратили ни любви к отечеству, пребывавшему, по их мнению, в чудовищном греховном соблазне, ни к обычному советскому человеку, не всегда злому, но всегда – намеренно или бесхитростно – бестактному по отношению к ним. И не было и нет никакой силищи, способной сокрушить самодержавие духа этой кроткой, тихой и такой сильной братии… Именно их надмирное самостояние было той незыблемой скалой, о которую безуспешно разбивались потуги выкорчевать веру и русский дух! Вот уж кому вовсе не надо выдавливать из себя по капле раба! Ведь они и были по-настоящему СВОБОДНЫМИ.

Для читателя, незнакомого с жизнью церковных людей и тем более монастырей, захватывающе интересным в этой книге окажется всё, так не похожее на ёрнические мифы о Церкви и монастырях. Сколько вы встретите высокообразованных, тонких умов! Эти часто не имеющие формального образования мудрецы поражают глубиной суждений и советов, способностью чувствовать Промысел Божий, что особенно сильно в русском православном старчестве. Но при этом – как прямо и тепло описаны они, как живые люди со всеми своими особенностями и недостатками. Они не иконы, но именно «несвятые святые» – точность названия поразительна!

Мир, далёкий для нас, мирян, вдруг становится совершенно понятным, в него невольно осмеливаешься поместить себя, хотя бы мысленно. И чувствуешь, что в этом мире, став ближе к Богу, мы становимся ближе и друг к другу.

А каковы описанные с блеском настоящего литературного пера прямо гоголевские характеры! Есть там и «очень вредный» отец Нафанаил с рваным подолом рясы и мешком сухарей вперемешку с монастырской казной на плече, способный поспать в сугробе, устроить хитрости и маленький спектакль, чтобы не отдать на пустое монастырские денежки, и даже подстроить короткое замыкание, чтобы не пустить в свою келью самого наместника. Его противоположность – грозного нрава и скорый на наказание наместник Гавриил, потом считавший самыми счастливыми и близкими к Богу годы своего собственного наказания и взыскания. Рядом с простой, вынесшей бесчисленные лишения, испытания, но сохранившей реликвии святого Серафима Саровского схимонахиней Фросей, выпускники университетов, прочитавшие Гегеля и Маркса и отринувшие жизнь как «способ существования белковых тел» (Ф. Энгельс)…

А каков мощный красавец – Великий наместник Алипий, герой Отечественной войны, отбривший наглость министра культуры Е. Фурцевой не церковнославянским, а таким солдатским словцом, что та завизжала и забилась в истерике прямо в монастырском дворе, куда явилась публично перед братией пристыдить «советского героя», ставшего «мракобесом»…

А сколько там поистине сказочных, но совершенно истинных происшествий, случившихся с героями не иначе как по Промыслу Божию, и сколько забавного и совершенно невероятного! Да уж, читатель, даже приступивший к этой книжке со скепсисом, не заскучает.

В этих коротких и совершенных по литературной форме и эстетике рассказах удалось через малое сказать так много о большом! Сам архимандрит Тихон в рассказах везде остаётся именно послушником и не скрывает многого забавного и очень жизненного о себе и своих давних полумальчишеских сомнениях и скепсисе. Когда сегодня ставший наместником Сретенского монастыря архимандрит Тихон уже и сам является наставником и духовным отцом очень многих и многих ярких и незаурядных людей, особенно трогательны его бережное почитание и неизбывная благодарность к той лествице, которой стала для него Псково-Печерская обитель…

Эта книга – не текст, отредактированный для придания ему обучающей назидательности. Наоборот, читатель совершенно незаметно погружается в греющие лучи воспоминаний, чуть разорванные светлыми облаками. И в этих тёплых и добрых лучах начинаешь сам улыбаться и вдруг обретаешь такое умиротворение, такое равновесие, такое спокойствие за завтрашний день, что диву даёшься. Вдруг ощущаешь, что с Богом всё под силу! Ведь превратила же братия монастыри в благоухающие ухоженные цветники. И сделали это не флористы сада Версаля, а простые монахи. Красота в душе породила красоту дел. Так неужели мы не сможем расчистить нашу Россию и нас самих? Можно, только, как сказал немецкий барон старец Серафим, «нужно лишь наше собственное произволение, которого мало осталось». После этих рассказов о «несвятых святых» закрываешь книгу, исполненный не просто «утешения, а новых сил к жизни» – как это случалось по рассказу архимандрита Тихона с людьми после посещения отца Иоанна (Крестьянкина)… И душа, так уставшая от нашего повседневного уныния, вновь наполняется силами и радостью.

В этих рассказах столько жизни и занимательности и, наоборот, никакого приторного умиления, которым наполнены православные издания «для семейного чтения». Без тени назидательности, одна эта книга есть настоящая миссионерская глыба, которая стоит тысяч лекций и поучений…

Он был таким русским!

Памяти профессора, доктора исторических наук А. Ф. Смирнова (1925–2009)

Анатолий Филиппович Смирнов был человеком своей эпохи. Но вместе с тем – и это одна из главных особенностей его личности и его вклада в науку – он принадлежал к тем русским людям и ученым, в чьих переживаниях и исканиях непосредственно воплотилась преемственность отечественной духовной культуры.