Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

– А если потеряю?

– Ну, потеряешь, так может быть, кто другой рогульку найдёт, тогда его важенка будет. А я думаю, раз рогулька теперь у тебя, важенка тебе обязательно покажется. Пусть тогда твой большой муж её схватит и с собой уведёт. А что, важенка эта по весне обязательно оленёнка принесёт, и не простого, а полудикого, а значит, сильного и крепкого. Вот с этой важенки и оленёнка и начнётся твоё стадо. А то, оленей у тебя совсем нет. Как так жить? А важенка каждый раз будет оленёнка приносить, так и будет расти твоё стадо. Богатой станешь, нужды и голода не будешь знать. Только новые рогульки для оленят не забывай строгать. А когда у тебя детишки родятся, ты им отдавай в подарок оленёнка, что в этот же год родился. И у детей должно быть стадо, когда они вырастут.

А дальше я узнала столько всего о праве наследования оленей… Всё-таки до чего же у островитян всё продумано. Дети при рождении получают от родителей оленят, которые за время взросления чада успевают подрасти и размножиться, чтобы потом составить костяк самостоятельного стада для возмужавшего парня или приданого для девушки. После женитьбы муж должен пасти и приумножать стадо жены, но никогда хороший муж не станет забивать на мясо её оленей – только своих. Если случится развод, женщина заберёт с собой всех нажитых ею в браке оленей, а если овдовеет, то разделит стадо мужа вместе с детьми. Если вдова захочет вновь выйти замуж, новый муж тоже будет приумножать её стадо. Если захочет остаться одна, она просто наймёт пастухов, и те будут смотреть за её стадом. В любом случае, она никогда не помрёт с голоду.

Какие правильные законы. Всё-таки я зря поспешила счесть здешних оленеводов женоненавистниками. Тэйми бы здесь не обидели. Правда, у неё нет своего первоначального стада, чтобы быть независимой и гордой. А она очень гордая. Нет, всё-таки лучше бы ей вернуться на побережье.

Стоило мне подумать о Тэйми и том, с какими бы словами подойти к ней, чтобы вернуть нашу дружбу, край шкуры на входе в ярангу шелохнулась, и на застеленном мехами полу отчётливо забелел упитанный комочек шерсти.

Брум уверенно зашагал ко мне, а Нурайнат на всякий случай подвинулась в сторону полога. Конечно, дух чужого очага пришёл, мало ли что от него можно ждать.

– Ну что, соскучилась по мне? – первым делом спросил меня Брум.

– И вправду, – подсчитала я, – мы же целые сутки не виделись.

– Вот именно. Кормилица прислала меня узнать, как будем делить остатки мороженого оленя в нарте. Тебе ляжку или грудинку?

Ну вот, дожили... Брум теперь посыльный, а Тэйми так на меня обижена, что лично не скажет ни слова. Даже наши общие запасы мы теперь будем делить и употреблять врознь. Хорошо, хоть посоветовавшись.

Я что-то буркнула Бруму, а он не стал переспрашивать и ушёл. Ни разговаривать, ни обсуждать оленей и блюда из них мне больше не хотелось. Мне просто стало ужасно одиноко и даже страшно. Страшно оттого, что теперь я точно осталась одна, без поддержки, без совета и доброго слова. Хотя, Мортен никуда от меня не ушёл, вон он, спит за пологом. А потом он проснётся, чтобы снова отправиться на ночную охоту…

А ведь мне больше не страшно спать за пологом одной, нет. Теперь мне просто тоскливо без Мортена. Не знаю, когда я успела привыкнуть к его объятьям и поцелуям, но теперь, когда рядом ни одного родного лица, когда на дворе лютая стужа, так хочется вновь согреться чужим теплом, хочется почувствовать себя любимой. Если бы только этой ночью Мортен был рядом со мной, а не охранял стадо, я бы сказала ему, что только теперь поняла, как он дорог мне. Но его не будет рядом.

Глава 84

Проснулась утром я от суеты в яранге. Ночные пастухи вернулись с дежурства раньше обычного, а остальные домочадцы принялись суетливо снимать шкуры с жердей и заворачивать в них посуду.

– Что случилось? – разволновалась я.

– Пора сниматься с места и уходить.

– Но почему? Ведь мы только вчера перекочевали на это место.

– Твой муж и брат убили длиннохвостых. Сейчас придут сюда, принесут шкуры.

Ну наконец-то! Какая прекрасная новость! Одевшись, я выбежала из яранги, чтобы встретить их. Мортен с Эспином добрались до стойбища и первым делом кинули на снег перед выбежавшими из яранг пастухами две белые шкуры. От их вида дыхание перехватывало. Какие огромные! Разве волки могут быть такими… такими длинными? И широкими. Нет, эти шкуры точно содраны с каких-то монстров.

Жители стойбища тоже заворожённо взирали на убитых волков, а вот Зоркий нарочно подбежал поближе, чтобы порычать на шкуры, а потом немного погрызть каждую из них. Какой же он щуплый на фоне этих меховых ковров. Теперь понимаю, почему Мортен отказался брать нашего пёсика на охоту – Зоркий бы только мешал, да и волк запросто перекусил бы его пополам.

Пока женщины разбирали яранги, двое пастухов забили для нас обещанных оленей по числу шкур, а ещё двое в это время снаряжали упряжку, чтобы скорее отвезти шкуры волков к побережью для обмена с рыбаками. Никто не хотел иметь дело с компрометирующими шкурами, и поэтому люди старались замести следы убийства, дабы избежать мести длиннохвостых.

Мы тоже готовились отправиться своей дорогой. Куда именно, Мортен решил спросить у Унча.

– Помнишь, каким путём ты шёл от места, где погиб Эмиль Тусвик до того рыбацкого селения, откуда мы тебя забрали?

– Наверно, – пропищал хухморчик.

Мортен долго рылся в своём рюкзаке, но всё же нашёл нашу дорисованную карту, чтобы разложить её на расстеленной в нарте шкуре и поднести туда Унча. Тот долго топтался по листу плотной бумаги, искал знакомые места, исследовал линию побережья, пока не встал возле пролива между Песцовым и Тюленьим островами. Потом он закрыл глаза, покрутился, встал и начал пятиться назад, всё время оглядываясь себе за спину, пока не остановился на голубой области условного моря, неподалёку от северо-западной оконечности острова.

Прокрученный задом наперёд маршрут предстал перед нашими глазами, и он необычайно радовал. Значит, нам не придётся рыскать в тундре, чтобы проскользнуть мимо высоких гор и выйти к восточному побережью. Мы просто будем идти на север, пока не увидим льды, и тогда продолжим наш поход вдоль западного побережья.

Разобравшись с маршрутом, Мортен нехотя сложил карту и сунул её мне в руки, после чего занялся погрузкой нарты. Что-то он совсем не весел сегодня, даже несмотря на удачную охоту. Устал, наверное, вон, еле тягает тюки и мешки. Так, а откуда на снегу розовые пятнышки? Их ведь тут ещё недавно не было.

Сообразила я не сразу, а когда увидела, как из левого рукава Мортена падает капля крови, не помня себя, я подскочила к нему и стянула рукавицу.

От лицезрения запястья, замотанного перепачканной в крови заячьей шкуркой, мне стало дурно. Пропустив мимо ушей вялые оправдания и заверения, что это просто царапина, я сорвала прилипший мех, и увидела под ним настоящее месиво из белых ворсинок, крови и мяса.

– Не волнуйся, принцесса, – беззаботно отозвался Вистинг, пока я пыталась подобрать слова, – хвостатая подруга немного пожевала мне запястье. Выскочила из темноты, когда я целился в её кавалера, и вцепилась мёртвой хваткой. Но мой верный ученик был начеку и не посрамил своего учителя. Да, Крог?

– Я бы на вашем месте так не храбрился, – покачал головой Эспин. – Серьёзный укус. Мало ли.

Это его замечание подействовало на меня как ушат холодной воды. Панику я не подняла, зато развела бурную деятельность, в результате которой отыскала в своих вещах хлопчатую рубашку, тут же изорвала её на полоски, а потом у хозяюшек раздобыла местное лекарство от всех болезней – мох.

Не чувствуя пальцев, я загребала голыми руками чистый снег и оттирала с кожи Мортена запёкшуюся кровь с прилипшими шерстинками. Чистое запястье выглядело не так ужасно, но кровоточащие отпечатки зубов заставляли думать о худшем. Пока я заматывала рану тканью, прокладывала между слоями впитывающий жидкость мох, Мортен упрямо не хотел признавать опасность случившегося: