Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

На этом он ушёл вместе с Мортеном и пастухами к стаду, а я осталась в стойбище и почувствовала себя оплёванной. Теперь я в нашей маленькой походной компании главный враг – и для Тэйми, и для Эспина. А всё из-за того, что я хотела обоим помочь. Но моя помощь им оказалась не нужна, даже вызвала бурю негодования. И как теперь с этим жить?

Я вернулась в ярангу и уселась возле полога. Что мне теперь делать, как дальше смотреть в глаза дорогим людям? И как дальше идти вместе с ними на север? А что, если они не захотят больше идти вместе со мной? И видеть меня тоже не захотят? Но ведь они нужны мне, и не только из-за спасения дяди Руди. А я им разве теперь не нужна? Совсем? Бесповоротно?

От осознания собственной беспомощности хотелось плакать. Хорошо, что Зоркий не бросил меня в этот морозный вечер. Он не отходил от меня ни на шаг, положив голову на колени, чтобы я его гладила, гладила, гладила…

Интересно, как там Тэйми. Она ведь в другой яранге и ночевать ей за пологом сегодня придётся одной. Как и мне. Но в той яранге живёт горячий поклонник Тэйми. Сейчас ей, наверное, очень страшно за свою честь. Или топор под подушкой добавляет уверенности? Может, пойти к Тэйми и предложить снова вместе переждать эту ночь? А вдруг прогонит? И как тогда ей быть? А мне? У меня топора нет.

Внезапно мои метания были прерваны прелюбопытной сценой. В ярангу вернулась семейная пара, что до этого целые сутки пасла оленей. Молодой мужчина устало плюхнулся на циновку, а вот девушка, еле переставляя ноги и пошатываясь, подошла к очагу и принялась варить чай из чаги. Когда напиток был готов, она тем же неуверенным шагом понесла котелок к мужу. Тот подставил чашку, вот только жена плеснула кипяток мимо тары и чуть не ошпарила ему ноги.

Поднялся гвалт, оханья. Хозяин яранги сурово прикрикнул на девушку, а та встрепенулась, оттащила котёл обратно к очагу, но не успела вернуться к мужу и на полпути рухнула как подкошенная.

Я невольно подскочила и кинулась к девушке. Что с ней? Кажется, дышит, но потеряла сознание. Это болезнь? Что тогда делать, как ей помочь?

– На ходу заснула, – обнадёжила меня хозяйка.

– Ещё бы, – поддержала её улыбчивая женщина по имени Нурайнат, – и ночь, и день со стадом провела, домой вернулась, а тут ещё готовить надо.

– Она же пасла оленей вместе с мужем, – не смогла я промолчать. – Она работала столько же, сколько и он. Почему же он может отдохнуть, а ей нужно опять продолжить работать, но уже в доме?

– Она женщина, – гаркнул хозяин, – её дело мужа кормить.

Всё ясно, глава семейства настоящий деспот. Или подобные нравы характерны для всего острова?

Уставший муж даже не подошёл к жене и улёгся за полог ненакормленным, а родственники ухватили девушку за руки и ноги и оттащили к нему под бок.

Как же это дико, просто бесчеловечно. Теперь я готова признать перед Тэйми свою неправоту – не будет ей легче житься с оленьим пастухом. Здесь женщин не уважают и заставляют работать больше мужчин. Так неправильно, несправедливо.

Надо бы пойти к Тэйми, надо бы извиниться. Только ведь я всё равно не сдержусь и скажу, что вместо пастуха ей бы лучше выйти за рыбака и вернуться на родной остров. А она не это хочет от меня услышать. Вряд ли она теперь вообще хочет слышать мой голос.

Глава 83

Мой верный пушистик охранял мой покой и сон от холода и чужих посягательств всю ночь. Хозяин покинутой мною яранги оказался прав – никому я, такая чернявая, здесь не нужна. Или оленеводы просто побаиваются гнева Мортена, вот и не обращают внимания на его жену? Уж скорее они не хотят, чтобы он передумал избавлять их от волков, вот и стараются не навлекать на себя его недовольство.

Жаль, но поутру Мортен и Эспин вернулись с дежурства ни с чем. Волки словно чуяли подвох и потому боялись приблизиться к стаду. Хозяева всех трёх яранг приняли решение, что хватит топтаться на месте – пора перекочёвывать к новому, ещё не тронутому оленьими копытами моховищу.

На разбор яранг и переезд ушёл весь световой день. Двигаясь за караваном, я впервые увидела здешнее оленье стадо. В окружении подгоняющих их пастухов животные нехотя бежали вперёд, но всё время норовили свернуть не туда. Не так уж и много у этого стойбища оленей, наверно, сотни три. Убыль в сорок голов должна остро чувствоваться.

На новом месте в собранной яранге я с интересом наблюдала, как домочадцы раскладывают по местам утварь и личные вещи. И снова я увидела связку из рогулек, что держала в руках Нурайнат:

– Скажите, – не удержалась я, – а что это такое?

– Моё личное стадо.

– Вот эти деревяшки на жиле? – усомнилась я.

– Это не деревяшки. В каждой рогульке живёт душа моего оленя.

А дальше я узнала удивительное. Пока Мортен отсыпался перед третьим ночным дежурством, я выслушала целую инструкцию о самом надёжном методе учёта оленьего поголовья. Нурайнат показывала мне каждую рогатую палочку на связке и рассказывала, какого именно оленя она олицетворяет. Большой, средний, производитель, ездовой, на откорм, важенка стельная и яловая - она так уверено перечисляла состав своего личного стада по палочкам, что я не смогла не поинтересоваться, как она различает между собой деревянные рогульки.

– Вот, смотри, на каждой палочке засечки есть, на правой рогатине, на левой, сверху, у основания, посередине. По одной, по две засечки или вообще ни одной. У настоящего оленя такие же засечки на ушах ножом вырезаны в виде уголков. На левом ухе знак его матери, а на правом его личный знак. Во всём стаде нет двух оленей с одинаковыми ушами.

Действительно, если на каждом ухе ставить три группы засечек с тремя возможными вариациями, можно получить несколько сотен комбинаций. На целое стадо хватит, чтобы у каждого оленя на ушах был свой индивидуальный знак.

– Выходит, – принялась я рассуждать, – связка рогулек с похожими засечками нужна, чтобы знать, кому какой олень принадлежит.

– Души оленей живут в этих рогульках, – ещё раз напомнила мне Нурайнат.

– И что это значит? Вы этими душами в связке повелеваете?

– Я их охраняю. Вот они, – взмахнула она связанными жилой рогульками и те с треском покачнулись, – если всё правильно буду делать, как старики завещали, сохранится моё стадо и приумножится. А если потеряется вся связка или в огне сгорит, тогда и стаду моему конец.

– А в другой яранге я видела, как бабушка отвязывала рогульки и кидала их в костёр. Это зачем? Потому что оленей с такими же метками съели длиннохвостые.

– Поэтому, а как же иначе? Если олень умер, надо его душу отпустить, чтобы она умчалась в Верхний мир к своим родичам-оленям. Там вместе они будут пастись единым стадом и ждать, когда в Верхний мир отправятся те, кто им в этом мире был хозяевами.

Тут Нурайнат осеклась и стала перебирать свою связку. Выискав в ней две рогульки, одну она кинула в огонь, а другую почему-то принялась вертеть в руках.

– Забыла совсем, - глядя в огонь сказала она, - того оленя мы ещё пять дней назад забили. Нехорошо, душу надо отпустить.

– А со вторым что случилось? – кивнула я на рогульку в её руке, – его длиннохвостый обглодал?

– Нет, эта важенка ещё по осени потерялась. Дикий олень к стаду пришёл, а пастухи не уследили. Покрыл он несколько важенок, а потом за собой в тундру увёл. И моя с ним ушла. Всё думала, вдруг вернётся, да нет, она теперь с диким будет жить. А рогулька её у меня осталась. Вроде и отвязать её надо, а в огонь не бросишь – душа важенки тогда в Верхний мир умчится, а сама она в тундре в этот миг замертво упадёт. Нет, пусть живёт, хоть и не в стаде. А знаешь, – тут она весело глянула на меня и протянула палочку, – забирай рогульку себе. Ты же к чум-горе идёшь, вдруг где по дороге мою важенку встретишь.

Я нерешительно приняла подарок, но всё же спросила:

– А что мне делать, если я и вправду замечу в диком стаде вашу важенку с подрезанными ушами? Мне её придётся вернуть вам?

– Ты что, она твоя теперь, как и её рогулька. Ты, главное, рогульку береги, в ней же душа важенки. Если сломаешь рогульку, помрёт важенка, если сожжёшь, тоже помрёт.