Цицианов - Владимир Лапин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закавказье. Русско-персидская война 1804—1813 годов сделала отношения с вольными обществами и владетелями Дагестана внутрироссийским делом, при всей формальности суверенитета России над этим краем.
Несмотря на столь внушительные результаты, эта война не стала последним столкновением Ирана и России. Персия не желала смириться с потерей своих позиций в Закавказье. Закавказские мусульманские владетели тяготились данными ими клятвами в верности Александру I и вели переговоры с шахом. Император, желавший дать стране «отдохновение» после Наполеоновских войн, старался не провоцировать Персию. Поэтому «правительство, имея ясные доказательства злодеяний и существования тайных сношений с Персией, в весьма снисходительных выражениях упрекало ханов и напоминало об обязанности руководствоваться лишь правами, им предоставленными»[803]. При этом Россия тоже считала временными рубежи, определенные Гюлистанским договором. Одно из свидетельств того — демонстративная неторопливость при установлении точной линии границы[804].
Хотя на самом важном этапе персидской войны 1804—1813 годов главнокомандующим был Цицианов, в коллективном сознании россиян война эта оказалась связана с именем Петра Степановича Котляревского. Он родился в семье сельского священника Харьковской губернии в 1782 году и оказался на военной службе из-за знакомства его отца с подполковником И.П. Лазаревым, который взял бойкого мальчика на свое попечение и воспитание. В четырнадцатилетнем возрасте Котляревский участвовал в Персидском походе, а в семнадцать лет получил первый обер-офицерский чин. Когда Лазарев уже в чине генерал-майора был назначен командующим войсками, отправленными в Тифлис, хорошо образованный и бойко писавший приказы и рапорты бывший попович состоял при нем адъютантом. Однако Котляревский уверенно чувствовал себя не только за письменным столом, но и на поле боя, что и доказал в сражении с войском Омар-хана в 1799 году. После гибели своего начальника он принял роту и вместе с ней участвовал в штурме крепости Гянджа. В 1806 году, уже в чине майора, совершил поход, который сделал его известным в Кавказском корпусе. Четыре роты 17-го егерского полка оказались в окружении большого персидского отряда. После четырехдневного боя Котляревский прорвался сквозь ряды противника и на его глазах захватил небольшое укрепление, а затем повторил дерзкий маневр: под самым носом противника совершил марш-бросок к другой крепости, расположенной на неприступном утесе, захватил ее и дождался в ней долгожданной помощи. За эти подвиги и полученные раны он был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени. 8 июня 1806 года Котляревский сыграл решающую роль в победе над персидскими войсками на реке Араке, а 28 октября 1808 года — у села Карабаба. В 1810 году Котляревский неожиданным штурмом взял приграничное селение Мигры, имевшее большое стратегическое значение и позволявшее контролировать сразу несколько дорог, ведущих вглубь российской территории. Эти и другие отчаянные, но тем не менее успешные действия молодого офицера доставили ему славу удачливого командира, что дорогого стоило в суеверной военной среде. Солдаты и офицеры шли за ним, будучи полностью уверенными в успехе, что удесятеряло их силы. Когда началась Русско-турецкая война 1806—1812 годов, Котляревский одержал несколько побед, среди которых выделялось взятие крепости Ахалкалаки. Он решил задачу почти без потерь: четыре дня и четыре ночи вел батальон по заснеженным и пустынным горам, и турецкий гарнизон, потрясенный внезапным появлением противника, не смог оказать серьезного сопротивления. Этот подвиг принес Котляревскому чин генерал-майора[805]. Здесь видна цициановская школа: в операциях на востоке численность имеет третьестепенное значение, на первое же место выходят быстрота действий и неожиданность их для противника.
Но не только военному делу обучился Котляревский у своего наставника. Он прекрасно усвоил: словам восточных владык верить нельзя, они уважают только силу. В 1812 году его отряд прикрывал Карабахское ханство от вторжения персидской армии, командующий которой Аббас-Мирза предложил перемирие с целью выиграть время для нападения на другого союзника русских — талышского хана. Котляревский, выросший на Кавказе, прекрасно понимал эти хитрости, но был связан по рукам и ногам присутствием главнокомандующего Н.Ф. Ртищева, нерешительного по характеру и стремившегося уладить дело миром. Ртищев верил клятвенным, но ничего не стоящим заверениям Аббас-Мирзы и запрещал Котляревскому какие бы то ни было активные действия. Ситуация становилась угрожающей: пассивность русских воспринималась как слабость, карабахцы и талыши уже подумывали о переходе на сторону персов. Но «выручили» восставшие горцы, перекрывшие движение по Военно-Грузинской дороге. Главнокомандующий кинулся восстанавливать связь Грузии с Россией, а ученик Цицианова получил свободу действий. Что он сказал карабахскому владетелю Мехти-Кули-хану, неизвестно, но тот сразу передумал помогать персам. Скорее всего, русский генерал усвоил риторику пылкого грузинского князя и нашел нужные слова для воздействия на ум и душу восточного правителя. Обезопасив свои тылы, Котляревский с отрядом, состоящим из полутора тысяч человек, решил перейти Араке и нанести внезапный удар с тыла по персидскому войску, превосходившему его по численности в 20 раз! Замысел оказался верным: русская пехота подошла к вражеским позициям до того, как Аббас-Мирза опомнился. Однако, бросив обозы и часть артиллерии, персы сумели отступить и расположились в укрепленном лагере у местечка Асландуз. Несмотря на утомление войск, Котляревский не дал врагу передышки и бросил свои батальоны в ночную атаку, что в те времена было большой редкостью. В лагере вспыхнула паника, ни о каком сопротивлении не было и речи. Бойня у Асландуза произвела такое впечатление, что командиры нескольких персидских отрядов, уже вошедших на территорию Азербайджана, сразу вернулись за Араке. Множество беков, намеревавшихся поднять мятеж, не решились взяться за оружие. Гарнизоны небольших персидских укреплений бежали при одном известии, что к ним идет страшный Котляревский. Известие об этой победе было с восторгом встречено в Петербурге и всей России. Надо представлять атмосферу тревожного ожидания осени 1812 года, чтобы понять, какое впечатление произвела новость о разгроме персов. Победитель получил чин генерал-лейтенанта и орден Святого Георгия 3-й степени.
В руках противника оставалось Талышское ханство, и Котляревский отправился туда во главе двухтысячного отряда. Персы сделали ставку на оборону крепости Ленкорань, комендант которой отверг предложение о сдаче. Бомбардировка не дала ощутимых результатов, так как ядра увязали в глинобитных стенах, не нанося им повреждений. Взять укрепление измором также было невозможно — экспедиционный корпус сам жестоко страдал от холодов и нехватки провианта, подвоз которого морем исключался из-за зимних штормов. В одном из своих приказов Котляревский писал: «…чем скорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницы, тем менее урон взять крепость; опытные солдаты сие знают, а не опытные поверят…»[806] Атака поначалу развивалась не очень удачно: гарнизон отбивался отчаянно, командовавший штурмовой колонной подполковник Ушаков был убит. Котляревский бросился ободрять своих подчиненных и был ранен тремя пулями. Известие об этом разъярило солдат, с удвоенной силой они бросились на стены, захватили стоявшие на ней пушки и стали стрелять из них по защитникам крепости. Это и стало переломным моментом сражения. Одна из трех пуль, попавших в генерала, выбила ему глаз и раздробила лицевые кости. Уровень тогдашней хирургии не позволял делать необходимые восстановительные операции, и генерал оказался обречен на пожизненные мучения[807]. Он ушел в отпуск по болезни, оказавшийся бессрочным, и жил практически безвыездно в своем имении. В 1826 году, когда разгорелась новая война с Персией, Николай I наградил его чином генерала от инфантерии, прислал ветерану рескрипт с признанием его заслуг и приглашением вернуться на службу. Однако надежд на восстановление здоровья уже не оставалось: рана на лице периодически открывалась, и через нее выходили наружу осколки раздробленных костей. Это те самые «язвы чести», о которых писал поэт. Котляревский не мог даже выходить на улицу в холодную погоду и потому перебрался в Крым, где и скончался 21 октября 1851 года. До последних своих дней он интересовался событиями на Кавказе, состоял в переписке с боевыми товарищами, хлопотал об определении на службу молодых офицеров. Его имя заняло достойное место в пантеоне отечественной военной славы. Вся Россия знала слова поэта Домонтовича:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});