Германская готика - Павел Горьковский

— Нет — нет. Нет! — отрицательно замотал белесой головой Пенслоу, — Я имею журналист. Я!

— Побей меня град, если я понимаю хоть тридцать процентов из того, что говорит задержанный. Как можно ТАК уродовать немецкий язык! Язык классической философии и литературы! Язык Канта, Гегеля, Шиллера и Гете! — Шеф был настолько раздражен, что принялся ходить по кабинету, снял китель, повесил его на тремпель, тщательно расправил и убрал в шкаф. Шеф чрезвычайно опрятен. Потом расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, — Язык Ницше и Вагнера! Язык Фюрера в конце концов!

— Хайль Гитлер!

— Зиг Хайль! — с дружным энтузиазмом заорали младшие офицеры.

— Коллеги, сейчас третий час ночи! Прежде чем выражать верность нации в столь категорической форме, представьте себе, что за соседней дверью, — герр Кольбах торжественным жестом указал на дверь кабинета, — наш Фюрер отдыхает от забот о благе Рейха…. - он замолчал и, выдержал театральной длительности паузу, во время которой голосистые гауптштурмфюреры были готовы сами себя отправить на гауптвахту за нарушение августейшего покоя, — А ведь каждый немец имеет не меньшее право на полноценный отдых! В том числе и мы с вами…

Он вернулся к столу, устало потер переносицу, такую же классическую как немецкий язык и уточнил:

— Офицер Норман, не забудьте указать в протоколе который сейчас час, а офицер Ратт возьмет на себя труд заполнить для бухгалтерии форму о начислении сверхурочных за работу в ночное время… — шеф Кольбах неустанно заботится о персонале! Еще не было случая, чтобы он позабыл начислить сверхурочные, положенную доплату или надбавку даже самому мелкому из сотрудников! Это вам не прежний шеф — герр Корст — при котором Пауль и еще один парень из дорожного патруля, чуть зады не отморозили, вылавливая в самый сочельник подвыпивших водителей, а в награду получили поучительный рождественский рассказ дядюшки Корста о временах Кайзера, когда в полиции про надбавки слыхом не слыхивали! Вот, что значит руководитель нового поколения, — повеселел Пауль.

— Безусловно — деньги не искупят моральных издержек гауптштурмфюрера Нормана — ведь его сейчас ждет невеста… — сочувственно вздохнул Шеф, а Генрих Норман кивнул и победоносно подтвердил:

— Да, это действительно так… Я женюсь на Лоре Грюнвальд — на днях получил официальное разрешение на брак, — герр Журналист заерзал на стуле, и снова что-то невразумительно забормотал.

— Как романтично! — сентиментально улыбнулся Кольбах, — Однако, вернемся к работе. Снимите с задержанного наручники и вставьте чистый листок в пишущую машинку — возможно, он пишет по-немецки лучше, чем говорит!

Узловатые лапищи журналиста на удивление споро защелкали по клавишам пишущей машинки и через несколько мгновений в руках Кольбаха оказался листок следующего содержания:

«Ирвин Пенслоу. Журналист. Великобритания. Проживать — N-бург, Отель „Лесная корона“, номер 213, Звонить 2-87.»

Шеф прочитал листок и обратился к бедолаге Пенслоу нарочито громко:

— Вы настаиваете, чтобы я позвонил по указанному телефону господину Пенслоу, проживающему в гостинице «Лесная корона», в номере 213?

— Да, да — да, — радостно закивал наивный журналист, — Я — Пенслоу. Звонить!!!

— Кошмар, — поморщился от такой грамматики Шеф, и с видом первохристианского мученика, шествующего на арену со львами, снял трубку:

— Коммутатор — гостиница «Лесная корона», два восемьдесят семь, пожалуйста, Ирвина Пенслоу. Штандартенфюрер Карл Кольбах, — подождал соединения и вступил в диалог с невидимым собеседником: — Герр Пенслоу, прошу простить за поздний звонок. Штандартенфюрер СС Карл Кольбах. Могу я пригласить вас прибыть в местное отделение гестапо для опознания неизвестного? По моему мнению для этого есть срочные основания… Да, я разделяю вашу озабоченность… Нет — я осведомлен который час. Германия — вполне демократическое государство… Да — подавать жалобу ваше законное право… Да — безусловно, будет рассмотрена. Я лично гарантирую… Уведомлять или приглашать представителя посольства так же ваше законное право. Еще раз прошу простить! — с кислой миной повесил трубку и сообщил недоуменным очевидцам разговора: — Мне очень жаль — герр Пенслоу уверил меня, что не имеет знакомых в N-бурге. А так же сообщил о своем намерении подать жалобу на действия гестапо, которые он считает неправомерными. Мой звонок нарушили его приватность в ночное время…

Красная рожа журналиста вдруг стала белее стенки. Пауль с Генрихом тоже обменялись недоуменными взглядами — что весь этот телефонный разговор с воображаемым Пенслоу, по сути, был мастерски сыгранным монологом Карла Кольбаха, они догадались уже значительно позже.

— Офицер Норман — откройте чемодан, изъятый у задержанного! — Герман с большими предосторожностями поставил чемодан на стол, щелкнул замками, откинул крышку и радостно завопил:

— Рация — посмотрите штандартенфюрер Кольбах! Там же лежит рация — настоящая! — нам показывали такую точно в офицерской школе!

— Только этого не хватало, — мрачно пробурчал Шеф, тоже заглянув вовнутрь, — Я так надеялся выспаться нынешней ночью… Норман, дружище, — занесите факт обнаружения рации в протокол. На завтра пригласите экспертов для фотосъемки и дактилоскопии. Пауль, будьте любезны — принесите мне еще кофе — только без молока, и воды для этого загадочного господина… — пока Шеф пил кофе и закатывал рукава рубашки выше локтя, Пауль устойчиво расположил оцинкованное ведерко с водой на большой табуретке. Ничего нового в происходящем не было — дядюшка Корст, случалось, тоже тыкал несговорчивых туристов или местных пьянчуг башкой в воду. Но у такого грамотного специалиста как герр Кольбах наверняка более совершенная методология даже для такого нехитрого действа — обрадовался возможности повысить квалификацию Пауль.

Содержимое чемодана и последующие мрачные приготовления совершенно выбили крепкого с виду герр Журналиста из колеи, он принялся топать, раскачиваться на стуле и, собрав все свои скудные познания в немецком, выкрикнул:

— Нельзя ночью допрос! Нельзя пытать — нельзя! Конвенция запрещать! Женевский конвенция! Один тысяча двадцать девять! Запрещать совсем! Иначе — суд…

Кольбах сурово сдвинул брови:

— Вы имеете ввиду Женевскую Конвенцию «Об обращении с военнопленными»?

— Да, да — именно так… — часто и безнадежно закивал Журналист.

— Настаиваете?

— Да — настаивать. Я настаивать.

— Норман, будьте добры, занесите в протокол: «После предъявления вещественных доказательств, признал себя офицером военной разведки, осуществлявшим сбор стратегических данных на территории Германии. Потребовал рассматривать его как военнопленного, согласно положений Женевской Конвенции „Об обращении с военнопленными“ 1929 года» Точка. Моя подпись. Теперь возьмите в папке номер десять на второй полке рекомендованный вопросник для военнопленных.

Норман запихнул в каретку пишущего агрегата новую страничку и стал громогласно читать вопросник:

— Фамилия! Национальная принадлежность! Воинское звание!

— Пенслоу! Журналист! Я журналист! — вопил англичанин.

— Что он там опять бубнит? — Кольбах досадливо поморщился, закрепляя манжеты рукавов тяжелыми серебряными запонками с серым опалом. Рукава даже не успели измяться, поскольку изобличение иностранного шпиона заняло у Шефа ровно две с половиной минуты!

— Что он — коммунист, — с мстительной радостью расшифровал Норман.

— Нет, не похоже, — покачал головою штандартенфюрер Кольбах, — Так сложно разобрать — то ли атеист, то ли идеалист… Герр офицер! В настоящий момент нас не интересуют ни ваши философские, ни ваши религиозные убеждения. Мы хотим услышать ваше воинское звание! Воинское звание! — Шеф резко сменил манеру говорить и произнес последнюю фразу так грозно, для доступности постучав ногтем по собственному шеврону, что даже Пауль с Норманом невольно подпрыгнули на стульях от неожиданности.

— Ошибка! Это ошибка. Нет! Я — нет звания. НЕТ! Я имею журналист! — завопил Пенслоу, ритмично топая ногами.

— Мой Бог! Где этот горемычный изучал немецкий? Господа офицеры, давайте оканчивать этот бессмысленный диалог — занесите в протокол: «Отказался отвечать на какие-либо вопросы, как не относящиеся к компетенции гестапо, потребовал передать его для проведения дознания и следствия представителям военной разведки — Абвера». Давайте — я подпишу оба протокола, завтра с утра готовьте документы на его передачу. Уведите задержанного! — и пока журналист еще был в кабинете добавил, — пусть им занимаются умники адмирала Канариса или наш гений контрразведки Вальтер Шелленберг… Впрочем, какая разница? Я лично не намерен и дальше выполнять чужую работу! Поскольку рассчитывать на сверхурочные за нее не приходится… — Пауль и Норман сдержано захихикали, оценив шутку начальника, и зашуршали, распихивая документы по папкам.